— Человеку не важно, кто его вылечит, — врач, дельфин, пчела или пиявка медицинская. Ему нужен результат или обещание такового. Чем, собственно, я и занимаюсь. Мой девиз такой: «Если не можешь вылечить, то хотя бы пообещай исцеление».

— Это же обман. Зачем обещать, зная, что не поможешь?

— А вдруг? Вдруг человека спасёт самообман, то есть самовнушение? Мобилизуются внутренние силы, а возможно, в процесс выздоровления вмешаются силы внешние, потусторонние, о которых теперь так много говорят.

— Шарлатан ты, шарлатан, — смеясь, сказал Грешнов.

— Сначала докажи. Я, знаешь ли, уже сидел на скамье подсудимых и привык, чтобы меня сначала поймали за руку.

— «За руку». У тебя давно вместо руки — лапа. Не за руку, а за хвост тебя надо ловить. И как Вакула-кузнец чёрта, надо сечь тебя до тех пор, пока из того места, которое ты всем советуешь мыть ледяной водой, дым не пойдёт.

Всё говорилось по-доброму и Валентин не обиделся.

Выглянув из кабинета и объявив тридцатиминутный перерыв, народный целитель стал вспоминать свою врачебную практику.

— В бойлерной при больнице работал у нас Денис Денисович, — говорил Мартышкин. — Пьяница страшный, хохмач, балагур. Так вот, оденем его в белый халат, и он как будто внезапно при обходе в палату заходит. Хирург, осматривающий больных, говорит: «Знакомьтесь, это — наш, можно сказать, коллега, — Денис Денисович Отрубянников» и, обращаясь к нашему хохмачу, добавляет: «Голубчик, вы сегодня не в форме, идите, отдохните». А тот небритый, как всегда, «под газом». И после этого никого не надо уговаривать. Полагая, что Денис Денисович — врач, все сами в карман нам деньги совали, лишь бы ими не занимался этот «уставший доктор».

— Это же вымогательство чистой воды.

— Да? А по мне так артистизм в духе любимого мною французского врачевателя. Он всех умел рассмешить.

— Денис Денисович?

— Галли Матье. Больные смеялись и выздоравливали. Пришёл, помню, ко мне пациент восьмидесяти девяти лет и говорит: «На молоденькой женюсь, хочу увеличить детоделательный орган. Что мне для этого необходимо?». Говорю: «Другой бы над тобой посмеялся. А я не только помогу, но ещё и на свадьбе твоей в роли тамады выступлю». И увеличил…

— На сколько? — заинтересовался Василий.

— Настолько, что входя нагишом в спальню к молодой, он нёс «его» на селедочнице, обсыпав оный, для смеха, зелёным нарезанным лучком. И «тот», представь, еле умещался.

Василий восхищённо захохотал.

— А что дальше было? — не отставал Грешнов.

— Ещё не придумал, — признался Мартышкин и сам засмеялся. — Говорят, что когда человек счастлив, душа его поёт. И кому же об этом не знать, как нам, романтикам.

— Это точно, — подтвердил Василий.

— Когда за злоупотребление меня от врачебной практики отстранили, то по приговору суда я работал маляром на заводе и, не поверишь, работал с удовольствием. А когда «зашибать» стал сам предложил жене, чтобы подала на алименты, чтобы меньше пропивал. Я тогда был красивым, с пышными, кудрявыми волосами, любил смотреть на своё отражение в зеркале. Самосозерцание доставляло мне удовольствие. А сейчас видеть себя не могу, отражение своё ненавижу. Тут Истуканов твой приходил, о котором ты вспоминал. Говорит: «Может, плюнуть на всё и жениться на проститутке? Возвысить её до себя».

— Это он Нинку так называет? Я ей всё про него расскажу.

— Да нет же. Жилички Гаврилова ему в душу запали.

Тут в кабинет, как к себе домой, протиснулся Никандр. Следом за ним вошла пожилая женщина-врач, работавшая в поликлинике. Ей было за семьдесят, полная, с одышкой.

— Ну, вот. Не ломятся же, — похвалил вошедших Мартышкин и, обращаясь к женщине в белом халате, бесцеремонно спросил. — Чего тебе?

Видимо, не желая говорить при посторонних о щекотливом деле, она голосом диктора начала с сообщения:

— О Мессалине слышали?

— Вас, медицинских работников, не поймёшь. Вы вот, говорите «шалашовка», то есть Мессалина, Валентин только что обзывал её «холодной». А хоронить наверняка будут, как святую.

— Это же Англия. У них и пьеса есть «Много шума из ничего». На это они мастера, — комментировала слова Василия женщина-врач.

— Скорее всего, от араба залетела, и об этом узнали во дворце, — сделал вывод хозяин кабинета.

— Современные средства медицины позволяют выявлять беременность уже через несколько дней. А у нас как, — забеременела и ходит пять-шесть месяцев, не зная, что вынашивает плод, — заметила женщина с одышкой.

Никандр окинул взглядом её округлые формы и серьёзно поинтересовался:

— О себе говоришь? Конечно, с таким брюхом не сразу сообразишь, что беременна.

Василий и Валентин засмеялись.

Оказалось, и Никандр, и женщина-врач, обидевшаяся на слова Уздечкина, пришли к Мартышкину за спиртом. Получив желаемое, они удалились.

Хлебнули спирта и Грешнов с народным целителем. Закусили яблоком, и Василий стал рассказывать об отсутствующей жене:

— Наташка сначала была замужем за сыном высокопоставленного чиновника из Госплана. Но он не жил с ней, как с женой. Родители им на свадьбу однокомнатную квартиру подарили, купили освободившуюся в нашем доме. Так вот, Наташка на какие только ухищрения не шла, чтобы привлечь к себе внимание супруга. И нагишом перед ним ходила и массаж просила сделать, — не замечал. Сама, будучи медиком, записалась на приём к врачу. Опасалась, не случилось ли с ней чего худого. Врач попросил её привести с собой мужа. Муж отказался идти к врачу и вскоре супруги развелись. С собакой-пуделем гуляла, на собачьей площадке я с ней и познакомился. Через год расписались. Дочь Олесю родила, успокоилась и следить за собой перестала. «Я тебе такую дочку родила, что теперь на всё имею право». Думаю: «Ты на всё имеешь право, а я только на одно, — пойти налево». И пошёл.

Выпили ещё, Василий захмелел и продолжил:

— И вот, когда в тесном общении с Начинкиной я достиг кульминации чувств, то есть того самого момента, что предшествует развязке. Так сказать, сексуальной судороги перед последней точкой соития… Момента наивысшего эмоционального напряжения и величайшей ответственности мужчины перед женщиной. В этот самый момент получаю по потной спине удар солдатским ремнём. Наотмашь! Причём, пряжка пришлась аккурат промеж лопаток. Мелькнула мысль: «Не покойный ли Юрок с того света вернулся?».

— От кого пострадал?

— От Доминика. Её сыночек таким образом меня поприветствовал.

— Ему же хочется братика или сестрёнку.

— Не смешно.

— А если серьёзно, то так рассудка недолго лишиться, — согласился Мартышкин. — Давно это было?

— Да говорю же, — вчера. Слушай дальше. Получил я ремнём, впопыхах оделся и убежал. Оказывается, Нинкины трусы на себя напялил. А дома разделся, ничего не подозревая, и хожу. Наташка стала нервно смеяться, спрашивала, не собираюсь ли я сменить ориентацию. Но я намеков не понял. И только сегодня обнаружил на себе женские трусы «неделька». Они и сейчас на мне. Хочешь посмотреть?

Целитель отказался.

Выпили ещё спирта и сильно захмелели.

— Бандиты пришлые объявились, — сказал Василий. — Хотели меня избить да номер у них не удался.

— Жаль, — сказал очнувшийся от пьяной дрёмы Мартышкин.

— Чего тебе жаль?

— Что номер не удался.

— А я думал, что меня не избили.

— А почему тебя не избили?

— Потому что руки коротки и ростом не вышли. Дети ещё, разборки со мной устраивать.

— Почему дети хотели тебя избить? Ты их, наверное, обидел как-нибудь?

— Если бы я их обидел, они бы в канаве валялись. А они ходят, улыбаются. Должно быть, уже винище пьют.

— А кто им вина купил?

— Сами купили.

— Зачем же детям продали вино?

— Сейчас кому угодно продают.

— Какие хорошие времена. А нам не продавали. Мы взрослых просили купить.

Приятели вышли из здания поликлиники проветриться, но спирт с яблоками и стаканчиками прихватили с собой.

Грешнов поинтересовался, о чём народный целитель мечтает.