— Девушке. — пробормотал я. Затем, через боль, я дал ему имя и номер Кендалл.

— Пейтон... Пейтон... эта фамилия мне знакома. Ее отец полицейский? — спросил он.

— Да, сэр. — сказал я. — В Чаттануге. —

Холден щелкнул пальцами. — Это тот парень, который приезжает сюда на своем фургоне на все футбольные матчи. Это у него красивые жена и дочь, знаешь, с фантастическими буферами. Извини, малыш. — добавил он. — Не обижайся. —

Я попытался улыбнуться, но вместо этого поморщился от боли.

— Знаешь. — продолжал Холден, обращаясь к напарнику. — Он тусуется с Леффенбахом и другими ребятами из отдела убийств. —

— О да, я его знаю. — сказал Нед. Потом спросил у меня: — Ты встречаешься с его дочерью? Почему ты сразу не сказал? —

— Больно говорить. — сказал я, слабо улыбаясь.

Нед и Холден подумали, что это было смешно. Я не думал, что это так смешно, но мне было слишком больно, чтобы высказать свое мнение.

В приемном покое меня провели прямо в один из рентгеновских кабинетов. С двумя полицейскими в качестве эскорта, я быстро получил внимание. Позже, когда я вернулся после рентгена грудной клетки, Кендалл уже ждала меня. Она выглядела так, будто хотела обнять меня, но полицейские, должно быть, предупредили ее о моих травмах. По выражению ее лица я понял, что выгляжу так, будто меня сбил автобус.

— Три сломанных ребра. — говорил ей доктор. — Множественные ушибы и множественные рваные раны на лице. У него нет сотрясения мозга, но мы хотели бы оставить его на ночь для наблюдения. —

Я покачал головой так сильно, как только мог.

Доктор видел это, но проигнорировал меня. — Мы дадим ему что-нибудь от боли. — медсестра провела тампоном по моей правой ягодице, и я почувствовал укол, — и перевяжем ему ребра. К счастью, рваные раны на лице не нуждаются в швах. — Он повернулся ко мне. — Тебе действительно стоит остаться в больнице на ночь. —

— Я хочу домой. — сказал я упрямо.

— Ладно. — сказал он с ноткой неодобрения. Потом повернулся к Кендалл. — Мы сделали ему укол Демерола, но ты должна давать ему одну из этих таблеток каждые четыре часа. И давай ему кашлять, даже если это больно. Мы не хотим, чтобы жидкость скопилась в его легких, что может вызвать пневмонию. Держи лед на его глазе, чтобы сдержать опухоль от распространения. У него будет чертовски хороший фингал, но у него не должно быть никаких серьезных шрамов от рваных ран... —

Кендалл обратила на него все внимание и внимательно слушала, поэтому я лег и уставился в потолок, а мои мысли были темными и невеселыми.

***

В конце концов я все-таки не поехал домой: остаток уик-энда я провел в квартире Кендалл, в постели. Она спала на тюфяке на полу рядом со мной, если вообще спала.

Она связалась с друзьями отца в полицейском управлении и велела отбуксировать мой джип в автомастерскую. Она также позвонила Эрлу Уокеру, чтобы отменить мой урок пилотирования, и тренеру Трэвису, чтобы сказать ему, что я не смогу бороться.

Она настояла на том, чтобы позвонить моим родителям, хотя я убедил ее сказать им, что я получил удар по голове в небольшой автомобильной аварии. Когда я разговаривал с мамой, она сказала, что хочет взлететь немедленно, но я убедил ее не делать этого. Стараясь говорить беззаботно, я впился ногтями в ладони, чтобы подавить боль, и к тому времени, как повесил трубку, был весь в поту.

Кендалл даже позвонил Джине, которая, конечно же, слышала о драке. К сожалению, она слышала, что я в реанимации (как слухи могут быть настолько раздуты?!). Она весь день звонила в районные больницы, ища меня. Когда она узнала, что я в квартире Кендалл, она бросилась ко мне.

Я рассказал Кендалл отрывочную, отредактированную версию событий, и она, очевидно, винила Джину в том, что произошло. Джина, казалось, беспокоилась обо мне больше, чем о чем-либо другом, и из уважения к моему состоянию девочки были дружны друг с другом.

Джина тоже сидела у моей кровати большую часть воскресенья, но таблетки от боли держали меня в отключке, так что у меня остались лишь смутные воспоминания о ней.

Неудивительно, что в понедельник я не пошел на занятия. Кендалл написала записки каждому из моих профессоров, объясняя им причину. Она сказала Шивон, что я не смогу позировать по крайней мере неделю, и Шивон сказала вернуться, когда я буду готов.

Пока Кендалл была в классе, ее соседи по комнате проверяли меня в течение дня. Они кудахтали надо мной, как наседки, но я в основном спал. Трип и Эбби спокойно поужинали с нами, и даже Ти-Джей и Глен зашли.

Когда они прибыли, мне удалось устроиться на диване в гостиной. Я старался вести себя нормально, но с подбитым глазом, разбитой губой, другими порезами и синяками я выглядел так, будто провел пару раундов с Мухаммедом Али. К моему удивлению, Ти-Джей усмехнулся над моей историей с автокатастрофой.

— Чушь собачья, красавчик. — сказал он. —Тебя избили. Я и сам побывал в таких ситуация достаточно, и точно узнаю, что случилось, когда увижу. Кто это сделал, эти пики? Ты хочешь, чтобы мы надрали им задницы? —

На этот раз Глен не пытался его удержать.

— Эти ублюдки! — вскипел Ти-Джей. — Они думают, что им все сойдет с рук! Я им покажу... —

К счастью, мне удалось уговорить Ти-Джея ничего не делать с ними. Я определенно хотел отомстить, но неохотно признал, что это только вызовет дальнейшие проблемы. Поэтому я решил позволить Роду одержать победу. Это было на удивление легко сделать, тем более, что та ночь была так свежа в моей памяти. Но мне не очень-то нравилась мысль о еще одной драке.

Может, все дело в сломанных ребрах. Может быть, это был мой синяк под глазом. Может быть, это были другие мои порезы и ушибы. Может быть, я говорил себе, что я взрослый и должен вести себя так, независимо от того, что делал Род. Глен ничего не сказал, но я мог сказать, что он одобрил такое решение. Не знаю почему, но это значило для меня почти столько же, сколько бесстрашная готовность Ти-Джея надрать задницу пикам.

Когда они ушли, Кендалл уложила меня в постель. К сожалению, я долго лежал без сна. Я нашел удобную позу, где боль от ран не била мне по мозгам. Поэтому я мысленно прокрутил всю ночь в Хилтоне. Я чувствовал смесь вины и гнева за всю ночь, и мне было особенно стыдно за то, что я сделала с Риган.

Секс не был оружием, но я использовал его таким образом. Я хотел обвинить алкоголь, но не мог. Я хотел обвинить Джину или даже саму Риган, но не мог. Я был слишком честен с собой, чтобы винить кого-то, кроме себя. Я практически изнасиловал Риган, как бы мне ни хотелось объяснить это иначе. В то время я был уверен, что она хочет секса со мной. Хуже того, когда она пыталась убежать, я насильно держал ее.

Чем я лучше Рода?

Ничем, и я знал это. Одним мрачным, и гневным решением я опустился до его уровня. Мне не понравилось это чувство, и я молча пообещал себе никогда больше не вести себя как он.

Но когда мои мысли вернулись к Роду, я начала кипеть от ярости. Единственное, о чем я жалел –кроме того, что меня избили до полусмерти, так это о том, что я смог только плеснуть кровью на его шикарный смокинг. К сожалению, это была моя кровь. Я даже не поцарапал его ботинки, когда он пнул меня, пока я лежал.

Почему все так несправедливо в этом мире?

Осудив себя за то, что я сделал с Риган, и высмеяв себя за то, что не ударил Рода, мои мысли обратились к Джине.

С чего начать?

Я хотел бы сказать, что был удивлен ее употреблением кокаина, но слишком много подсказок начали складываться. Все указывало на кокаин, и я проклинал себя за то, что не понял это раньше.

Отчасти я винил в этом свою неопытность с наркотиками в целом. Конечно, я знал о кокаине, но до встречи с Фелицией у меня не было никакого практического опыта в них. В старших классах мы с Джиной избегали чего-то более тяжелого, чем алкоголь, поэтому я не думал автоматически о наркотиках всякий раз, когда она делала что-то необычное.