В местных газетах был опубликован снимок — Колчин идет по лыжне с одной палкой, — и под фото надпись: «Колчин занял третье место с одной палкой. А что, если бы у него их было две?!»

— Не забудь, Павлик, взять с собой завтра четыре!

…Еще не начинало светать, в шесть тридцать, ушла машина с тренерами и с теми нашими лыжниками, которые сегодня должны были находиться, как говорят, «на дистанции» — встречая бегунов, подавая им на ходу горячее какао и прочее.

Вместе с ними поднялся и я и, ожидая автобуса, на котором должны выехать на старт участники сегодняшних гонок, пошел бродить по спортивному городку.

В зале отдыха, перед столовой, установлена радиола с набором пластинок для танцев. Здесь же у стены невысокий шкаф, дверцы которого полуоткрыты. На полках — одинаково переплетенные толстые тома.

Я раскрыл один из них. Разлинованные листы, графы с фамилиями, цифрами марок и расписка. Самая маленькая цифра — 20 марок, самая большая, какую я нашел в этих подписных листах, — 4000 марок.

В шкафу хранились пятьдесят семь переплетенных толстых томов подписных листов с именами десятков тысяч людей, на средства которых построена эта школа Рабочего спортивного союза — ТУЛ — для инструкторов, тренеров, для повышения мастерства спортсменов, подающих большие надежды.

Шкаф этот никогда не запирается, чтобы каждый желающий мог взять книги и полистать, отыскивая фамилии знакомых и друзей.

Разговоры о лыжах, о лыжных гонках увлекают здесь каждого, молодого ли, старого ли, финна — безразлично. А в дни соревнований в Лахти хельсинкские газеты посвящали лыжам по две, три, а то и четыре полосы. Печатали планы местности и профиль пересеченной трассы гонок, напоминающий пилу или запись температуры человека, больного перемежающейся лихорадкой.

Здесь по радио реферируют и комментируют не только ход самих соревнований, но и процент жеребьевки: кому за кем идти…

А это, как я на другой день мог убедиться, очень важно.

Первые лыжники уже уходили со старта, когда Колчин еще только скидывал лишнюю одежду в палатке у края поля и наскоро «приканчивал» бутерброд…

В облике Павла Колчина не было ничего такого, что бы хоть отдаленно соответствовало обычным представлениям о чемпионах-атлетах. Невысокий, худенький фабричный паренек, он казался Давидом, затерявшимся среди двух дюжин Голиафов — гонщиков разных стран.

Со старта лыжников выпускали одного за другим с интервалами в 30 секунд. Уже прошло полчаса, как первые лыжники открыли состязания, а Колчин и Хакулинен только готовились к тому, чтобы оторваться от старта.

Обычно считается, что последние имеют бо́льшие преимущества: они знают, как идут первые.

На большой доске у старта, рядом с часами — с огромными секундными стрелками на огромнейшем же циферблате — вывешиваются сообщения, за какое время какой гонщик прошел восемь, а затем, последовательно, тринадцать, двадцать километров, и, наконец, время финиша. К этой доске, которая непрерывно живет — цифры появляются на ней, исчезают, изменяются, — прикованы глаза десятков тысяч людей, собравшихся на стадионе. Сообразуясь с показаниями этой доски, лыжник, выходящий позднее, может строить свою «тактику».

И поэтому, когда все узнали, что чемпиону мира Вейкко Хакулинену выпал жребий идти шестьдесят вторым, а Павлу Колчину — пятьдесят восьмым, каждый считал, что им повезло.

Но на самом деле все оказалось не так.

С вечера шел мокрый мелкий снег. А утром над снеговиной встало яркое, ослепляющее солнце. И мороз.

Градусник к началу старта показывал 13 ниже нуля.

Лыжня покрылась легкой корочкой, по которой легко было скользить на лыжах. И вот тут-то и обнаружилось, кто получил преимущество. Первые лыжники скользили по насту, но они же и разрыхляли снег. И тем, кто выходил позже, пришлось на протяжении всей тридцатикилометровой дистанции идти по рыхлому снегу, что, конечно, труднее. Особенно если лыжи смазаны в соответствии с ударившим утром морозом. И девятый номер, доставшийся двадцатишестилетнему леснику Хямяляйнену, дал ему бесспорное преимущество и перед пятьдесят восьмым номером Колчина и шестьдесят вторым Хакулинена.

Когда я время от времени заходил в палатку, где раздевались наши лыжники, и, греясь у печурки, слышал рев многотысячной толпы у стадиона, я знал, что это зрители своими выкриками подбадривают своих соотечественников. Но однажды я ошибся — публика кликами воодушевляла Федора Терентьева.

— Почему это? Ведь он ничем особенным не отличается от других наших лыжников?

— А разве вы не знаете, что он из Карельской республики и прекрасно говорит по-фински?

Я этого тогда еще не знал, а финские болельщики, оказывается, уже знали.

Первым пришел Калева Хямяляйнен. Вторым — Колчин, завоевавший серебряную медаль.

В тридцатикилометровой гонке, идя по взрыхленному снегу, он отстал от Хямяляйнена, начавшего бег по насту, всего на двенадцать секунд.

Хакулинен же отстал от Колчина на полторы минуты — он пришел шестым. Третье, четвертое и пятое места — между Колчиным и Хакулиненом — завоевали швед и два финна.

Через день я снова убедился в том, как при прочих равных условиях важно выпавшее по жребию место. В гонках на пятнадцать километров жеребьевка дала Колчину шестьдесят пятое, а Хакулинену — шестьдесят шестое места.

Чемпион мира вышел через тридцать секунд после Колчина, и тот стал для него видимым движущимся ориентиром.

Для Колчина же каждый взгляд назад, через плечо, чтобы посмотреть, где находится противник, «крал» бы время. А тут на весу и десятые доли секунды.

Первые гонщики прошли уже пять километров.

На доске появляются цифры. Лучшее время на этой дистанции — у Терентьева. Затем его побеждает Шелюхин. И, наконец, лучше всех проходит дистанцию Колчин. Хакулинен проигрывает ему пять секунд. Он высок. Шаг у него шире, физически он сильнее соперника и, не выпуская его из поля зрения, бережет силы, чтобы у финиша отыграть несколько секунд.

Колчин нервничает. И оно понятно.

Борьба за золотую медаль разыгралась буквально на глазах у зрителей, столпившихся на стадионе около финиша.

Колчин на последнем километре от финиша. Как только он появляется, возникает такой рев, что уже не слышно, что объявляет диктор.

Колчин стремительно спускается по склону, вот он бежит уже по финишной прямой.

У него лучшее время.

Он пересек линию финиша.

Рев не только не умолкает, но все время нарастает.

— Хаааааааакулинен!! — вопит толпа.

И лыжник, бегущий за Колчиным, Хакулинен, скользит так, словно его несет эта звуковая волна.

— Хааааакулинен!..

Если он отстал на тридцать секунд от Колчина — у него серебряная медаль, если он вытянет из этой полминуты хотя бы одну секунду — золотая…

Секунда, другая, третья… десятая, семнадцатая!..

Тысячеустый рев усиливается.

Хакулинен пересек линию финиша.

Он, чемпион мира, обогнал Колчина всего лишь на тринадцать секунд!

Шелюхин — третий! Эту трудную для финского слуха фамилию — «Тчель-ухин» — диктор произносит так, что если бы не доска, можно было бы только догадываться, о ком идет речь.

Калева Хямяляйнен на этот раз пришел восьмым!

— Как только я проходил места, где толпились зрители, сразу же раздавался взрыв криков. Это финские болельщики подбадривали своего Вейкко. У меня же было такое ощущение, что Хакулинен наступает мне на лыжи, поэтому не было привычной легкости, и я шел чересчур напряженно, — рассказывал Колчин корреспонденту, одеваясь в палатке после финиша.

Мы возвращаемся в Паалахти на автобусе.

— Двадцать пять секунд превратили две золотые медали Павлика в серебряные! — говорит заслуженный мастер спорта Бородин, обращаясь к девушкам-лыжницам.

Через год три с половиной секунды превратили золотую медаль Хакулинена в серебряную.

В начале марта 1959 года, в гонках на пятнадцать километров в Скво-Вэлли, в США, Павел Колчин занял первое место. Хакулинен пришел вторым.