Перемещаясь за кимако-кыпчакскими племенами на рубеже I и II тыс. н.э. далее на запад и следуя по следам их довольно сложных перемещений, мы неминуемо обратим внимание на совпадение географии их расселения с распространением топонимов с редкой основой уран и кай. Например, в Башкирии, бесспорно, являющейся регионом, где в эпоху предмонгольского нашествия кочевали племена кимако-кыпчакских формирований, сыгравших значительную роль в этногенезе башкир[468], имеются гидронимы по имени Уран. Так, два притока Сакмары носят название Большой и Малый Уран, в Зауралье близ города Миасса в XVIII в. два озера именовались Уранга и Урангич[469].
Гидронимы и ойконимы с основой уран-оран встречаются и в Закавказском регионе. В Азербайджанской ССР, в Варташенском районе протекает р. Уран, в Лерикском районе расположено с. Оран[470]. Остатки средневекового города Байлакана (V–XIII вв.) имеют и местное название Орен-Кала.
Появление этих топонимических наименований следует связывать главным образом с продвижением представителей кимако-кыпчакских группировок, которые проникали в Азербайджан двумя путями — с юга, из Средней Азии и с севера, из Дешт-и Кыпчака. Как пишет Р.А. Гусейнов, в начале XI–XII вв. «имела место массовая миграция тюрок, которые обосновались в различных зонах Передней Азии, в том числе в Азербайджане»; где относительно многочисленные носители кыпчакского языка появились в XII в., что связано «с именем атабеков Ильдегизидов, по происхождению, как считается, кыпчаков»[471].
Со второй половины XI в. кыпчаки становятся известны грузинским летописцам. В 1118 г. грузинский царь Давид IV строитель, готовившийся к войне с тюрками-сельджуками, и со стремившимися к сепаратизму местными грузинскими феодалами, для укрепления своих военных сил провёл через земли аланов-овсов около 40 тыс. воинов-кыпчаков с семьями. Вновь приобретённый воинский контингент был поселён на восточных и юго-восточных рубежах Грузинского царства. И именно в этих районах Грузии были зафиксированы нетипичные для грузинской лексики топонимы Кок-Уран и Ак-Уран[473].
Указанные негрузинские топонимы являются отчётливыми следами пребывания определённых компонентов кыпчакского этнополитического объединения, среди которых не последнюю роль играли представители кимакских, т.е. уранийских родов, поселённых грузинскими правителями в межгорных долинах, наиболее пригодных для скотоводства. Чтобы сильнее привязать кыпчаков к новым землям, Давид Строитель стал насаждать среди них христианскую религию и, как пишет информатор, «с каждым днём больше и больше кыпчаков становились христианами»[474]. Последующие цари Грузии продолжали привлекать кыпчакские воинские контингенты на службу, приглашая их из ceвepoкавказских степей, где кыпчаки проживали в XII в., находясь, по всей вероятности, в союзнических отношениях с местными народами, например, аланами (овсами).
При грузинском царе Георгии III (1156–1184 гг.) в Грузию вновь переселились несколько десятков тысяч кыпчаков и овсов[475], названных в грузинских летописях «новыми кыпчаками». Часто упоминаются кыпчаки и в войсках царицы Тамары (1184–1213 гг.). Например, во время вооружённого мятежа западно-грузинских феодалов кыпчаки были среди тех, кто сохранил верность царице. Во время нашествия монголов и позже, при описании политических коллизий в Закавказье, источники сообщают и об активной роли кыпчакских племён в тех или иных событиях. Много кыпчаков служило в войсках, воевавших с Грузией атабеков Южного Азербайджана, Гянджи, дербентских эмиров. Во время появления на Кавказе преследуемого монголами хорезмшаха Джелал ад-дина кыпчаки принимали активное участие в борьбе с ним на стороне грузин, а также в качестве его военных союзников при захвате Дербентского прохода и крепости Дербент[476].
Последние упоминания о кыпчаках на Кавказе в письменных источниках относятся к началу XIV в.[477], когда они принимали участие во внутрифеодальных войнах правителей Грузии. Память о них сохранилась в грузинских народных преданиях, в топонимии (Кок-Уран и Ак-Уран).
Конечно, кыпчаки-половцы не могли бы столь активно участвовать в исторической жизни народов Закавказья начала II тыс. н.э., если бы не чувствовали мощную поддержку своих родственных племён, уже в XII в. прочно обосновавшихся в северопредкавказских степях. Впервые в этих местах они появились, вероятно, в конце XI в., вытеснив с этих кочевий печенегов[478], на первых порах внедрение их на новые земли проходило далеко не мирным путём. На вооружённую борьбу с пришельцами-степняками местного оседло-земледельческого населения (аланами, адыгами, вайнахами и др.) недвусмысленно указывает грузинский автор конца XI в. Джуаншер: «В последующее время печенеги и джики во множестве бежали от тюрок и ушли печенеги на запад»[479]. Джики — это адыги, а под тюрками Джуаншер имел в виду кыпчаков[480]. Однако уже с начала XII в., когда определились границы между кыпчаками, адыгами, аланами по течению Кубани, Тереку и другими местами, в северокавказских степях установилось политическое равновесие, и началось взаимное сближение, в чём были заинтересованы обе стороны. Не последнюю роль в этом примирении сыграла политика грузинских правителей. Летопись сообщает: «Овсы (аланы. — С.А.) и кыпчаки, по предложению царя Давида, отдали друг другу заложников, учинили друг с другом обоюдное согласие, между собой мир и любовь»[481]. Какие же конкретные кыпчакские объединения кочевали по предкавказским степям и играли столь значительную роль в политической жизни народов Кавказа в канун монгольского нашествия?
Скудость источниковедческого материала не позволяет конкретно ответить на вопрос. Русская летопись не приводит сведений о половецких группировках, жизнь которых не была непосредственно связана с Русью, поэтому предкавказские кыпчаки не были предметом их непосредственного интереса. По сведению грузинских же хроник, кыпчаки проникли в центральные части Предкавказья, включая часть равнин Чечено-Ингушетии и часть приморского Дагестана в районе Дербента, где известны «дербентские кыпчаки»[482]. Археологические памятники уточняют эти границы. Картографирование кыпчакских каменных изваяний, являющихся яркими и выразительными памятниками культуры этого народа, обычно сооружаемых только на землях, по которым кочевали кыпчакские объединения, показало, что наибольшее их число сооружалось по линии верховья Кубани (Пятигорск и Ессентуки) — левобережье р. Кумы. Многие из них известны на территории Ставропольского края. Пребывание кыпчаков, в этом регионе чётко локализуется и по курганным материалам, датирующимся XII–XIII вв.[483] Как видим, письменные известия и археологический материал свидетельствуют о том, что кыпчаки занимали на Северном Кавказе большие пространства равнинного Предкавказья — от Дербента до Нижнего Дона[484], где их кочевья соприкасались с территорией самого старого половецкого объединения — Донского, и даже, судя по данным источников, предкавказские кыпчаки являлись отколовшейся частью донских половцев[485].