— На основании чего? — так же без всяких не относящихся к делу уточнений спросил Лил. Тила погладил стол ладонью, словно прося прощение за предыдущую несдержанность.

— В отсутствие состава преступления, — сквозь зубы процедил он. — У Эдрика после лечения даже шрама от удара не осталось, а значит, и удара никакого не было, и не за что невинного горожанина за решеткой держать.

— А то, что треть Армелона была свидетелями этого изуверства? — вполголоса спросила Ариана, будто знала ответ. Но Тила все же его озвучил.

— Пойди поговори с этой третью, — огрызнулся он. — Оказывается, никто тогда и на площади-то ни был, все по домам сидели, ничего не видели.

— А детские показания вообще в расчет не идут, — закончила Ариана и вздохнула. — Знакомая картина. Кён же сын градоначальника, никто не хочет связываться.

Тила снова стиснул кулаки. Значит, она оправдывала поведение соседей, считая высказанную причину весомой для трусости?

— На месте Эдрика должна была быть твоя дочь, Ариана! — выдавил он, едва сдерживаясь от охватившего гнева. А она кивнула и неожиданно сжала его руку.

— Беанна с Эйнардом пригласили нас провести вечер на берегу реки у собственного костра, — спокойно объяснила она свое отсутствие на площади. — Мы не стали отказываться.

Тила скрипнул зубами, вспомнив, как Ильга намекала на что-то подобное. Но Тиле предстояло поддерживать порядок во время праздничных гуляний, и теперь он только радовался тому, что не отказался от дежурства в угоду отдыха с семьей. Кто бы тогда остановил озверевшего Кёна?

— Неужели совсем никто не согласился помочь? — спросила Ариана. Тила передернул плечами.

— На самом деле, не так уж и много народу видело удар, — признался он. — Все же внутри круга происходило, а там кто? Дети да девчонки несовершеннолетние, которые не имеют права доносы писать. Парни… — Тила поджал губы. — Кто говорит, что по ту сторону костра был и не заметил ничего. Кто считает, что Кён достойно на оскорбление ответил. Один только с радостью согласился мразь эту прижучить, да ведь его слово против слова Кёна… Не хочу подставлять мальца. Буду искать другие пути.

На некоторое время в комнате установилась тишина, потом Тила вздохнул.

— И парни, Энда все подери, так не вовремя срезались! — пробормотал он и тут же заметил заинтересованный взгляд Лила. Фыркнул. — Вы же не думаете, что мне методы Кёна столь по душе пришлись, что я решил им и сыновей обучить? — проворчал он. — Как вернулся, сразу заметил, что в Армелоне не все ладно. Уж не знаю, что сказалось: может, взгляд незамыленный, может, опыт предыдущий, только народ увиделся уж больно запуганным. Попытался выяснить, что к чему, и вдруг наткнулся на стену молчания. На словах все хорошо, а в глазах испуг плещется. Я туда-сюда… Спасибо старым связям, вывели на Кёна этого поганого. У него же полгорода под колпаком: запугивает папашей своим и деньги тем самым вымогает. Да еще ведь и знает, гнида, кто жаловаться не рискнет! Я попытался того-другого к доносу склонить, так ни в какую! Говорят, тебе хорошо, ты дружинников глава, тебя никто не тронет. А мы люди маленькие: прикроют лавочку, на что жить тогда будем? А так какой-никакой, а все-таки доход. Да и спокойно…

Тила не выдержал, выругался, уперев ненавидящий взгляд в угол гостиной. Потом залпом выпил кружку компота и принялся грызть сладкий крендель.

— Айлин пекла? — неожиданно перевел он разговор на другую тему. — Она нас в Окиносе частенько такими же баловала. Хорошая девчонка выросла. Зря вы тут на нее…

Ариана так вздохнула, что Тила почел за лучше заткнуться и закусить еще одним кренделем. Он, если уж на то пошло, старшим братом Айлин был и вполне мог вмешаться, когда она фортеля начала выкидывать. Но решил, что воспитание девочки должно быть женской привилегией, и отдал все на откуп Ариане и ее сестре. А потом на жену эту обязанность переложил, несмотря на ее болезнь. Спасибо богиням, вразумили Айлин и без Тилиного участия. И спасибо Энде, что дал ему сыновей. Как воспитывать их, Тила знал.

— Короче, я Хеда с Эдом подсунул Кёну этому в оруженосцы, — непонятно почему разозлившись на самого себя, продолжил он. — Рассчитывал, что они дурачков сыграют и улик каких-нибудь накопают мне компрометирующих, чтобы я Кёна мог приструнить. Но, признаюсь, я его недооценил. Месяц псу под хвост, а я даже с места не сдвинулся со своим расследованием. А подонок этот теперь совсем распоясается, уверенный в своей безнаказанности.

— Быть может, это и неплохо? — неожиданно задумчиво проговорил Лил, и сейчас уже Тила посмотрел на него с удивлением. — Если Кён расслабится, то начнет совершать ошибки. И нужно будет лишь их не прозевать.

Тила хмыкнул: это он понимал и без мудрых изречений товарища.

— Предлагаешь слежку устроить? — не слишком благожелательно спросил он. — Так Кён всех моих ребят лучше меня знает — вмиг вычислит. Я потому сыновьями и пожертвовал, что больше некого было просить.

— Боюсь, что твои сыновья Кёну поперек горла изначально встали, — возразил Лил, — ведь не так давно их отец занимал пост его отца, и Кён вполне мог решить, что ты метишь обратно на теплое место, первым делом пытаясь копнуть под сына конкурента.

— Очень теплое! — неожиданно вспылил Тила. — Такое теплое, что у меня волос уже вполовину меньше, чем у любого из вас! Была бы возможность — остался бы в Окиносе их полицию развивать да вечерами на морской закат любоваться! А вместо этого дерьмо за всякой мразью разгребаю! Отчий край, Энда его подери!

Тила выговорился и замолчал, пораженный своей вспышкой уж точно не меньше хозяев. Он вовсе не собирался жаловаться на жизнь и уж тем более на градоначальничьи тяготы. Но Лил высказал ту самую мысль, которой Тила больше всего и опасался, и в попытке оправдаться он не сдержал эмоций. Никто не знал, на самом деле, сколь непроста была ноша главы города. Когда от тебя зависит благополучие нескольких тысяч человек одновременно и любое неверное решение может превратить город из мирного поселения в бушующий океан. Когда приходится выбирать, чьими интересами пожертвовать, чтобы остальным жилось хорошо. Когда не спишь ночами в преддверии визита глав соседних городов, проговаривая в сотый раз свою речь и прикидывая, как лучше всего продавить интересы Армелона. Когда не видишь семью неделями, потому что вынужден совершать ответные поездки и снова договариваться, угрожать, упрашивать…

Тила мог гордиться тем, как поднял город за время своего правления. Улучшение благосостояния граждан невозможно было не заметить. На месте деревянных домов даже бывшей голытьбой возводились каменные; открывались новые лавки; иноземные торговцы считали честью представлять свой товар именно на армелонской ярмарке. Поднималось сельское хозяйство, развивалась медицина: Тила не постеснялся обратиться к Эйнарду с просьбой посоветовать целителей из южных стран, способных помочь в этом деле. Воинское искусство было взято на особый контроль: что бы ни обещал им Энда, а об обороне города как раз в мирное время и стоило позаботиться. Так что, уезжая, Тила не мог ни в чем себя упрекнуть. Он оставлял Армелон преемнику в цветущем состоянии и имел полное право уделить время жене, которую, вероятнее всего, и подкосило вечное отсутствие в ее жизни мужа.

Тила старался об этом не думать, убеждая себя, что у него не было другого выбора. Хотя в глубине души понимал, что выбор есть всегда. Просто он по привычке делал то, что от него ждали. Как когда-то ненавидел дракона, потому что так было положено. Как помогал добивать врагов, когда Ильга замерзала в разрушенном госпитале. Как рискнул сейчас детьми, потому что снова увидел в этом свой долг. Да только этот самый долг едва не отнял у него самых близких и самых лучших людей, которыми одаривали его богини: друга, жену, сына…

Сколько еще Энда должен вынести предупреждений, чтобы Тила наконец осознал милость богов и начал жить по-другому? И возможно ли это вообще?

— Я поговорю с Вилхе, — будто не заметив его срыва, сообщил Лил. — Будут у тебя подходящие ребята. Те, что в любую щель пролезут. На Кёна, поверь, у многих в Армелоне зуб имеется. А мальчишки пока еще не научились так трусить, как их родители.