Виню я их? Да ничуть. Я сам понимал, что недостоин ехать с ней рядом. А глядя на себя их глазами... Да, рядом с их прекрасной повелительницей трусил на лохматом пони еще более лохматый мальчишка в коже и волчьей шкуре, явно из диких северных краев — сомнительный и опасный чужестранец.

Однако девушка словно не замечала их недовольства и моего смущения. Я озирался по сторонам, думая, что зря поехал за ней и надо было оставаться в лесу. Мы проехали через поселок, по прибрежной гальке и поднялись на холм. Сельчане не последовали за нами, но остались на почтительном отдалении.

— Что это за место? — спросил я, когда мы спешились. К нам бежали слуги.

— Дом моего отца, — объяснила девушка.

— Кто же твой отец?

— Скоро увидишь. А вот и он!

Я повернулся туда, куда она глядела, и увидел великана, который семимильными шагами приближался к нам. Он был ростом с двух Подземных жителей, выше даже Аваллаха, и при этом широк в плечах, в груди, с руками, как ствол тиса. Его длинные каштановые волосы были зачесаны назад, на голове — золотой обруч. Мягкие сапожки доходили до колен, юбка-килт была в красную и зеленую клетку. Следом за ним бежали два огромных волкодава.

— Мой отец. — С этими словами девушка кинулась к нему. Он подхватил ее, обнял, оторвав от земли. Я сморгнул, ожидая услышать, как хрустнут ребра. Однако великан осторожно поставил дочку на место и подошел ко мне.

Он взглянул на вепря, глаза его округлились, он открыл рот и захохотал, так что затряслась бревенчатая башня и эхо раскатилось по лесистым холмам.

— Молодец, дочурка! — Он хлопнул в ладоши размером с большие плошки. — Молодец, моя славная!

Он поцеловал ее и круто повернулся ко мне.

— А ты откуда, приятель?

— Он помог мне довезти вепря, — объяснила девушка. — Я сказала, что за труды он может поесть и переночевать.

— Мне это было не в труд, — с трудом выговорил я.

— Вот значит что, — промолвил великан. Видимо, он еще не решил, как ко мне отнестись. — Имя-то у тебя есть?

— Мерлин, — отвечал я. Для меня самого это прозвучало странно. — Мирддин ап Талиесин среди моих родичей.

— Так у тебя и родичи есть? Не шутишь? Чего ж ты не с ними?

— Меня похитили Обитатели холмов, я только сейчас выбрался, — отвечал я, надеясь, что от меня не потребуют новых объяснений. — Мои родичи живут на юге. Я направляюсь к ним.

— Где на юге?

— В Летнем краю и в Ллионнессе.

Он нахмурился.

— Так ты говоришь. Не помню, чтобы слышал такие названия. Может, их и на свете нет. Как же зовется твой народ?

— Кимры.

— Это слово я по крайней мере слышал. — Он кивнул, глядя на мою серебряную гривну и золотые браслеты — подарок Врисы. — Это родичи твоего отца?

— Да. Мой дед — Эльфин ап Гвиддно Гаранхир. Он был королем Гвинедда.

— Что значит «был»?

— Когда пикты с саксами напали на наши земли, ему пришлось перебраться на юг.

Великан сочувственно вздохнул.

— Тяжелые времена. И все же ему повезло — мог и голову сложить. — Его голос громыхал, как колеса телеги на дощатом мосту.

— Так твой отец — королевский сын?

— Мой отец умер вскоре после моего рождения.

— А что твоя мать? Ты про нее не говорил.

Странно: никто прежде так не допытывался о моем происхождении. Впрочем, меня прежде и не приглашала в гости царская дочь.

— Мать моя зовется Харитой, она Ллионесская царевна. Мой дед — Аваллах, царь Инис Аваллаха.

Он одобрительно кивнул, но глаза его сузились. Казалось, он мысленно меня взвешивает, может быть, прикидывая, как далеко сможет забросить в озеро и сильный ли будет всплеск. Однако сказал он вот что:

— Королевская кровь по отцу и по матери. Неплохо. — Он перевел взгляд на меня и на тушу, которую его слуги разделывали прямо на месте. — Ну только глянь! Видел такого молодца? Завтра будем им пировать.

И этот удивительный человек, повернувшись, зашагал обратно в башню, сопровождаемый собаками.

— Отцу ты понравился, волчонок. Тебе здесь рады.

— Правда?

— Я тебе говорю.

— Ты знаешь про меня все, а я не знаю ни ׳твоего имени, ни имени твоего отца, ни что это за место, ни...

Она легонько улыбнулась.

— Какой ты любознательный.

— Там, откуда я, это зовется обычной учтивостью.

— Ты как-то отовсюду и ниоткуда. Ладно. — Она склонила головку и отвечала. — Я — Ганиеда. Мой отец — Кустеннин, король Годдеу в Калиддонском лесу.

— Мои приветствия вам обоим.

— Наши приветствия тебе, Мирддин ап Талиесин, — мило отвечала она. — Соблаговолишь зайти?

— Конечно. — Я склонил голову. Она рассмеялась, и звук ее смеха жидким серебром разлился в мглистом вечернем воздухе. Потом она ухватила меня под руку и повлекла за собой. Сердце мое чуть не разорвалось.

В ту ночь я спал на пуховой перине в опочивальне рядом с пиршественным чертогом Кустеннина вместе с несколькими его людьми, которые не обижали меня, но и особой приязни не проявили. Утром они разошлись по своим делам, я встал и вышел в зал, где несколько слуг убирали остатки вчерашней трапезы и посыпали пол свежим тростником.

Никто не обращал на меня внимания. Я вышел во двор, сел на приступочку и зачерпнул воды из деревянного ведерка. Вода была ледяная, вкусная, я пил, думал о предстоящем сегодня пути — и ехать мне не хотелось.

Я еще не поставил на место черпак, когда холодные пальцы коснулись моей шеи. Я втянул голову в плечи и резко повернулся. Ганиеда со смехом отскочила назад.

— Ты, наверно, сильно устал, — сказала она. — Полдня проваляться в постели! И это путник, которому надо спешить!

— Ты права, Ганиеда. — Мне нравилось произносить ее имя. Она была в той же голубой рубахе и юбке-килте, что и вчера, но для защиты от утренней прохлады надела длинный, отороченный овечьим мехом плащ. Серебро на шее и запястьях сверкало, гладко зачесанные черные волосы блестели на солнце.

— Впервые за много дней, — продолжал я, — мне довелось спать на мягком, вот я и заспался.

— Видно, что ты устал, — спокойно заметила она. — Значит, не стоит сегодня ехать. Отправишься завтра, когда отдохнешь. Так лучше будет. — Она с необычной робостью сделала шаг ко мне. — Я вот тут думала... — продолжала она серьезно, ну не то, чтоб совсем серьезно, это было не в ее характере. — Какие дивные глаза! Твои глаза, Мирддин...

— Да? — Я чувствовал, как кровь приливает к щекам.

— Они золотые — волчьи, сокольи... Никогда таких у людей не видела.

— Ты мне льстишь, госпожа, — смущенно выговорил я. О чем же она думала?

Она устроилась рядом со мной на каменную приступочку.

— Тебе далеко ехать?

— Да уж порядочно.

— Ну как далеко?

— Дальше некуда.

— Ой. — Она замолчала, уперев локоть в колено и примостив подбородок в горсти.

— А если б это было ближе, что тогда?

Ганиеда пожала плечами.

— Может... когда-нибудь.

Я рассмеялся.

— Ганиеда, объясни, к чему ты клонишь. О чем ты думала? Я здесь сижу, когда мне надо седлать коня и уезжать скорее. — Последние слова колом встали у меня в горле. Ганиеда скорчила рожицу.

— Ты не знаешь дороги через лес. Тебя надо проводить.

— До сих пор я обходился без провожатых. И тебя нашел без их помощи.

— Тебе просто повезло, — важно отвечала она. — Отец говорит, опасно слишком полагаться на удачу.

— Согласен.

— Вот и хорошо. Остаешься?

— Хотел бы, да не могу.

Лицо ее опечалилось, и, готов поклясться, дневной свет потускнел.

— Почему?

— Мне далеко ехать, — объяснил я. — Зима надвигается, погода вот-вот испортится. Если я не хочу замерзнуть где-нибудь на горном перевале, надо трогаться в путь.

— Это тебе так важно — вернуться домой?

— Да.

И я стал рассказывать, как все было.

Ганиеда слушала, как зачарованная. Я рассказал больше, чем собирался, и говорил бы дальше, лишь бы она слушала. Однако, когда я излагал, как Обитатели холмов кочуют с места на место, раздался стук копыт.