В покрытых налетом июньской пыли окнах автобуса шумит сварочный аппарат: в летний вечер рождается новая модная кофейня, обрастая вывесками и указателями. Каждый день они появляются пачками: новые магазинчики, бары, кафе, ларьки с шавермой и крупной надписью «аксессуары», будто бы вытесняя историю. Их неоновые или глянцевые вывески маячат то тут, то там, раздражая и размеренных старых горожан, и приезжих туристов. Но молодой человек в розовой рубашке смотрел на летящие от сварки искры восхищенно. Он знал, что история не исчезает – сейчас в этот самый момент пишется новая.

Его улыбка заставляла пассажиров изредка поднимать взгляд от телефона, а пару туристов на задних сиденьях даже перешептываться, удивленно глядя в его сторону.

– Ой, это же Питер, тут и не такое увидишь.

Человек все это слышал и продолжал спокойно улыбаться, глядя в окно и разворачивая фантик от выуженной из очередного кармана конфеты.

На часах верхней панели красной строкой проносились цифры. Восемнадцать ноль пять.

А за ближайшие пять минут автобус доехал только до поворота на Малую Морскую и сейчас медленно разворачивался, будто толстая ленивая гусеница.

Леди, сидевшая около окна, нетерпеливо теребила подол платья. Зеленого вечернего платья с длинными рукавами-фонариками и воротником до самого подбородка. На морщинистом лице ни капли косметики, кроме ярко-красной помады на тонких поджатых губах. Будто бы она едет на собственную премьеру.

– Аля, в следующий раз собирайся, пожалуйста, немного быстрее. Это последний спектакль в этом году, Виктор Семенович еле достал билеты. «Как же стыдно опаздывать!» – последнюю фразу она сказала с таким трагизмом, будто Виктор Семенович умрет, если узнает об этом ужасном факте. Наверное, первое восклицательное предложение в ее жизни.

– Бабушка, да не волнуйся ты. Пробка огромная, целых пять баллов, смотри! Подумаешь, я вчера в школу на полчаса опоздала, и ничего. Они и начнут, наверное, позже.

Аля болтала ногами и в упор смотрела в окно, пытаясь разглядеть колонну автомобилей.

Автобус успел развернуться.

– Остановка – станция метро «Адмиралтейская».

Шипение, толчок, и автобус замер, выпуская людей. Большинство решило покинуть утопающий в пробке корабль. Уютная улица создавала иллюзию тишины. На входе в метро было подозрительно мало народу.

– Может, дойдем пешком? Как твоя нога? – Аля вскочила с сиденья.

– Исключено, моя дорогая. Исключено, – Леди мигом погрустнела, и вся как-то увяла, ссутулившись. – Ничего, опоздаем немного.

Девочка замолчала и опустилась обратно в кресло. Полупустой автобус двинулся дальше, но тут же остановился, измученно пыхтя. Молодой человек в странной одежде продолжал стоять у окна и даже полушептал что-то под нос. Подпевал наушникам, скрытыми за прядями светлых волос?

Он вдруг отвлекся и посмотрел прямо на Алю и ее бабушку, сжавшую губы в ниточку и уже переставшую смотреть на часы. Подошел.

– Вы куда-то спешите? Дайте угадаю, в театр, да? Тут ведь совсем недалеко Александринка.

Леди оглянулась, снова выпрямила спину.

– Молодой человек, мы опаздываем, – по тону было видно, что разговаривать ей совсем не хотелось.

– Осталось всего десять минут! – девочка смотрела с любопытством. – У вас красивая рубашка!

– Аля, не стоит разговаривать с незнакомцами. Мы скоро выходим.

Человек улыбнулся. Заправил прядь за уши.

– Простите, что отвлекаю. Но вы так чудесно выглядите! Я уверен, вы точно успеете! Ой, а я вам сейчас кое-что подарю. Та-ак… – он присел напротив и снял с плеч свой огромный рюкзак, опять начал в нем рыться, попутно вытаскивая всякие вещи. Платок, блокнот, затертая закладка, упаковка жвачки. – Ох, ну все не то, где же оно?

Аля хихикнула, увидев выражение лица бабушки. Та даже покраснела от подобной наглости и просто потеряла дар речи.

Молодой человек в это время достал мятый лист бумаги.

– Ну точно сумасшедший, – прошептала Аля на ухо Леди. Бабушка приподнялась и взяла девочку за руку. Они пересели на соседние места. Парень даже не обратил внимания, слишком поглощенный процессом.

Аккуратные черты лица, бледная, с просвечивающими сосудами кожа. Будто бы совершенно не выходит из дома. Очень красивый, если не смотреть на одежду. Хотя было в его образе что-то такое, будто бы даже стильное. Разумеется, в своей, сумасшедшей, манере.

В тонких пальцах бумага будто порхает. Он разгладил лист, приложив к стенке автобуса. Привычным движение сложил по диагонали, оторвав нижнюю полоску, чтобы получился квадрат.

По диагонали, еще раз.

Гладкие стены, узкие высокие окна. На нижних этажах все увешано вывесками. Доносится запах выпечки и кофе.

Пополам, вертикально. Другая сторона.

Почти повернули на Невский. Люди спешат, болтают, смеются, идут молча или просто стоят и кого-то ждут. Прямоугольные стенды с рекламой – своей, особенно петербуржской рекламой: музеев и выставок, концертов в филармонии и спектаклей. Плакаты о том, как говорить правильно, соседствуют при этом с афишами рок-концертов. Старинные здания образуют каменный коридор, закрывая от жары переулок. Небо почему-то кажется таким низким, будто бы до него сразу можно достать и желательно закрыть тучами солнце.

Несколько совершенно воздушных движений, и из листа с несколькими складками получается тонкий ромб.

В толпе мелькают зебры, Петры первые и шреки, от жары, наверное, уже приросшие к своим неповоротливым костюмам. У всех в руках горы листовок. И они все пытаются от них избавиться, чтобы освободиться от рабства и вернуть прежний облик. Обычная городская сказка. Немного грустная, по-другому в этом городе вечных дождей никак.

Еще несколько взмахов тонких кистей. Свернуть-развернуть, вогнуть внутрь.

Автобус начинает свой неповоротливый поворот. Светофор пищит. Гомон Невского обрушивается водопадом.

Готово! У него в руках Ирис.

Теперь он подходит к Леди и торжественно вручает ей цветок. Подмигивает девочке, уже забывшей про телефон.

Леди удивленно принимает подарок.

– Спасибо, – но он уже бежит к водителю.

– Откройте, пожалуйста, дверь! Забыл, что мне нужно выйти, представляете? Вот я дурак! Совершенный-совершенный дурак! – его звонкий смех прокатывается по салону мягкой волной.

Дверь с шипением открывается под ворчание водителя. Молодой человек легко выпархивает наружу, несмотря на тяжелый рюкзак.

Леди вертит в руках цветок. Аля смотрит в окно во все глаза.

Незнакомец почти скрылся в толпе. И все же краем глаза она замечает, как он складывает ладони вместе. Тонкие пальцы снова изящно взлетают и опускаются.

По диагонали, еще раз.

Адмиралтейство становится ближе к Медному всаднику. Казанский немного сдвигается в сторону Гостиного двора.

Пополам, вертикально.

Пространство хрупкое и тонкое, даже тоньше бумаги. Так и стремится порваться. Но в его привычных жестах столько осторожности, что оно подчиняется. Александринка уже подвинулась к Адмиралтейской.

Свернуть-развернуть, вогнуть внутрь.

Немного стянуть, чтобы автобус прошел быстрее. Получилось! Он выдохнул.

Аля моргнула и уставилась в окно.

– Бабушка! Смотри, мы приехали! – Леди удивленно поднимает голову. Вздыхает с облегчением.

– Надо же, а я и не заметила. Кажется, успеваем до третьего звонка. Поправь юбку.

Они выходят и медленно двигаются в сторону театра. Аля все еще не может прийти в себя.

«Волшебник! Офигеть».

Сегодня он в желтой рубашке с утятами, снова тащит рюкзак, забитый всякой ерундой. Идет, шаркая кедами. Вчера заштопал правый ботинок и заклеил шов новым значком – пластиковым пиксельным сердечком, купленным в переходе на Петроградке.

Волосы собраны в хвост канцелярской резинкой, но почти все уже выбились из него и лезут в глаза, которые на солнце кажутся янтарными. Пряди блестят золотым. Проходит мимо киоска, покупает пачку мятных леденцов под неодобрительные взгляды продавщицы.