Теперь каждый день был наполнен не только бытовыми заботами и готовкой, но и страстью. Заняться большую часть времени им было нечем, и они занимались любовью. Часто и много, наслаждаясь друг другом.

О предстоящим не разговаривали. Дни не считали. Но беспокойство у Ланы росло с каждым днем.

Каждое утро она осматривала свое тело и еще спящего Видара, боясь обнаружить маленькие янтарные звездочки. И каждое утро выдыхала с облегчением.

Один день.

У них есть еще один день.

Каждое блюдо было самым вкусным в ее жизни. Они ели медленно, наслаждаясь каждым кусочком, потому что он в любой момент мог стать последним. Даже простой грубый хлеб, который выпекал Видар, казался ей пищей богов.

Лана иногда думала о столице и той жизни, о которой мечтала. Сейчас она жила в хижине в глубине леса, помогала Видару готовить, стирала руками белье, протирала пыль и мыла полы без использования магии. С магией можно все это сделать за пять минут, но тогда чем заниматься остаток дня. И приходила к мысли, что какая разница, сколько у тебя денег, во что ты одет, где живешь. Главное живешь.

Они каждое утро приходили к яблоне в лесу. И с каждым днем цветения становилось все меньше. Лепестки, когда-то кружившие вокруг них плотной белоснежной вьюгой, пропадали. Скоро на ветках появится мелкая завязь будущих яблок, которые она никогда не попробует.

Паника и страх смерти все же незаметно подкрались к ним. Лана старалась держать себя в руках и не впадать в истерику, хотя очень хотелось. Видар тоже крепился, пытался шутить, но все же мрачнел все сильнее.

Даже занятия любовью стали с привкусом отчаянии. Они почти не отрывались друг от друга, прерываясь только на сон и еду. Сливались воедино, сплетались душами, телами, боясь, что этот раз станет последним. Они ощущали как смерть неизбежно подкрадывается, наблюдая за ними с каждым разом все ближе и ближе.

И они держались друг за друга, боясь отпустить, понимая, что это бесполезно, и конец неизбежен.

Скоро у них не будет даже одного дня.

Хоть они и не считали дни, но обмануть себя не получалось. Прошло уже много дней с момента их прибытия в хижину. Каждое утро могло стать последним.

Каждый раз, засыпая, они оплетали друг друга словно две лозы, боясь разлучаться даже во сне. Потому что с утра они могут проснуться уже со звездами на теле, и времени у них не останется. Ложась, Лана не могла сдерживать тихих слез. Видар прижимал ее к себе еще крепче, обвивая руками и ногами, пряча от всего мира в объятьях, от правды и неизбежного рока.

Засыпая, она шептала ему слова благодарности. За то, что полюбил ее, оберегал, за яблоню в лесу, за вкусные простые блюда и даже за позабытый в печи пригоревший хлеб, вкуснее которого она не ела. За то, что показал ей любовь. Пусть и в конце жизни, но она познала это великолепное чувство единения душ и сердец. К_н_и_г_о_е_д_._н_е_т

Засыпать становилось все сложнее. Беспокойный сон часто прерывался ночью. Под глазами залегли тени. Взгляд у обоих потух, и лишь на самой глубине теплился огонек их любви.

Они смирились.

Проснувшись одним утром, Лана уставилась на рюкзак, брошенный в углу с прикрепленным ламаном. Она старалась не замечать шест все это время. Смотреть на простую деревяшку, бывшую когда-то сильным оружием и напарником, было тяжело. Вещи они нашли здесь, поэтому рюкзак ей был ни к чему и валялся там с первого дня нетронутый. Видар так и расхаживал голышом, а она после их частых занятий любовью стала ходить в одной мужской рубашке. Оборотню та все равно ни к чему.

Чувство беспокойства стало привычным. Но в это утро все было по-другому.

Видар обнимал ее сзади, крепко прижимая к себе. По привычке Лана рассмотрела свои и его руки. Ничего.

Она тихо выругалась сквозь зубы. Правду говорят, что ожидание смерти в сотни раз хуже, чем сама смерть. Она стала ловить себя на мысли, что надеется увидеть на себе янтарные бусины. Тогда закончится наконец это выматывающее ожидание.

Попыталась тихо выбраться из объятий, чтобы дать Видару еще поспать. И замерла на месте. Мороз пробежал по ней от макушки до пяток.

На кухне кто-то есть.

Слышалось шуршание и возня. Видар, проснувшись и видимо тоже услышав шум, прижал ее к себе.

‒ Ты чуешь, кто там? ‒ на грани слышимости прошептала Лана. ‒ Может какой зверь проник в дом.

Видар втягивал воздух через ноздри, глаза заполнили весь белок, из-под верхней губы показались клыки.

За стенкой послышался тихий стук посуды, расставляемой на столе. Вряд ли зверь так может.

‒ Маг, ‒ прорычал Видар, втягивая воздух. ‒ Очень сильный.

‒ Но как? Почему сигналка не сработала?

‒ Не знаю.

Видар бесшумно спустился на пол и обернулся в зверя. Лана, тоже стараясь не шуметь, накинула на себя рубашку. Посмотрела в сторону ламана. Пусть сейчас это была простая деревяшка без какой-либо силы, но хоть какое-то оружие.

Схватив шест, она подошла к двери спальни и взялась за ручку.

Видар подошел вплотную к проему, чтобы выскочить первым.

Бросив друг на друга взгляд, полный решимости, Лана распахнула дверь.

Выскочив с громким рыком, Видар застыл в проходе, не давая Лане пройти. Он шумно втянул воздух, и рычание резко заглохло. Лана не могла выглянуть из-за двери, мохнатый зад оттеснял ее в комнату и при каждой попытке его обойти тоже уходил в сторону, загораживая путь.

‒ Видар, ‒ зашипела Лана, начиная злиться, ‒ кто там?

Несмотря на вихляющий туда-сюда зад, голова оборотня оставалась на одном месте, вглядываясь в посетителя. Она уже собиралась от души пнуть его, чтобы тоже пройти в коридор и утолить любопытство, чего уж там, как из кухни донесся голос.

Очень знакомый женский голос. Тот же бархатистый тембр, что она уже слышала не раз, но за ним чувствовалась куда большая сила, как магии, так и духа.

‒ Успокойся, волчонок, ‒ почти ласково прозвучало под звук расставляемой посуды. ‒ Одевайтесь и выходите. Поговорим.

Тихо прорычав, Видар пятясь затолкал Лану в комнату и обернулся в человека.

‒ Кто там? ‒ еще раз спросила Лана, начиная не на шутку злиться.

Мужчина перед ней стоял и невидяще смотрел в одну точку на потолке, пытаясь что-то осознать. Моргнул пару раз и с силой потер лицо ладонью.

‒ Я с этими ведьмами точно свихнусь… ‒ уперев руки в бока, Видар перевел взгляд на нее. ‒ Угрозы я не чувствую, поэтому давай оденемся и выйдем. Надеюсь, этому есть объяснение.

Лана, злясь на то, что ничего не понятно и объяснять ей по всей видимости не собираются, схватила штаны и бросила их в Видара. Пока тот, недовольно морщась, натягивал их, сама она прошла к рюкзаку и впервые за все время вытащила оттуда юбку. Приведя себя в более-менее приличный вид и схватив ламан, она первая выскочила в коридор. Пройдя буквально два шага, споткнулась, но, устояв, замерла на месте, разглядывая их гостя.

Ну теперь хотя бы понятны слова Видара.

Оперевшись бедром о кухонную стойку и держа в руках чашку, перед ней стояла средняя из сестер ‒ Марисса.

Права была Марианна, когда говорила, что среднюю ни с кем не перепутаешь. Несмотря на то же лицо, что и у остальных сестер, взгляд ее был другим. Слишком мудрый и чересчур острый. Глядя в такие глаза, чувствуешь себя глупым и несмышленым ребенком.

Пшеничные волосы полностью были заплетены в мелкие косички, которые в свою очередь переплетались в сложный узор на голове, спускаясь дальше по спине сложным плетением. В мелкие косы были вплетены различные бусины, монетки и даже камни.

В правом ухе была лишь одна тоненькая круглая серьга, зато другое от мочки и до конца было проколото всевозможными серьгами. Из разного металла, с камнями или без, простые и со сложным узором.

Одета она была во все черное. Облегающая рубашка с треугольным вырезом без воротника открывала длинную шею, на которой висело несколько разномастных кулонов и амулетов, на цепочках разной длины. Рукава были закатаны до локтя, показывая на обеих руках обилие браслетов. От грубо сплетенных из цветных шерстяных ниток до массивных из драгоценных металлов и камней.