Оборотень оторвался от поцелуев и посмотрел ей в глаза. Сейчас они были человеческими, красивые как предгрозовое небо. Но поистине прекрасными их делали нежность во взгляде, и… да, пожалуй, любовь. Лана не понимала, как она зародилась так быстро, но и раньше видела ее в этом взгляде, просто боялась себе признаться. А сейчас было уже не страшно. Она нырнула в этот омут с головой после их первого поцелуя, но только сейчас до конца поняла, что на самом деле она все это время не падала, а взлетала.

‒ Наани значит единственная, ‒ прошептал ей в губы Видар, нежно поглаживая подбородок. ‒ Самая прекрасная из всех женщин, предназначенная именно для тебя. Одна на всю жизнь, и другой никогда не будет.

Лана удивленно всматривалась в оборотня и не видела ни тени лукавства, а он тем временем продолжил:

‒ Я пойду за тобой куда угодно. Убью за тебя. Умру за тебя.

Склонившись к ней, он медленно поцеловал в губы. Лана положила руку ему на грудь, отстраняясь и разрывая поцелуй.

‒ Но как это возможно? ‒ в шоке произнесла она, не до конца веря в услышанное. ‒ Ведь я не оборотень, как я могу быть твоей наани?

‒ Я не знаю. Но ты моя, и это уже ничто не изменит.

‒ А как и когда ты это понял? ‒ возник вдруг в голове вопрос.

‒ Догадываться начал по пути в деревню, ‒ чуть улыбнулся он и заправил ей локон за ухо. ‒ Я издалека учуял твой запах и побежал к нему. Думал, что маги изобрели какую-то новую ловушку с соблазнительным запахом для оборотней, настолько вкусно ты пахла.

‒ Серьезно?! Да от меня после двух дней на болоте воняло как от стада потных лошадей!

Видар громко рассмеялся, показывая клыки.

‒ Нет, Лана, ты пахла очень сладко. По крайней мере для меня. Окончательно я убедился, когда почуял и попробовал твою кровь.

‒ Когда я поранилась о твои клыки и ты сбежал, бросив меня одну? ‒ ехидно, но с обиженной ноткой спросила она, прищурив глаза и пряча улыбку.

‒ Да, ‒ улыбнулся оборотень, ни капли не смущаясь, ‒ прости за тот раз. И, наверное, за все время, когда я вел себя как, кхм… придурок. Обещаю исправиться.

И улыбнулся так обаятельно, что у нее перехватило дыхание. Видар и так был привлекательным мужчиной, но эта улыбка сделала его по-настоящему красивым. Вдруг она подумала, что если бы он ухаживал за ней во времена академии, то она бы не вылезала из лазарета от постоянных отравлений, устраиваемых сокурсницами. Эта мысль необычайно согрела, и Лана стала фантазировать, как Видар под ручку гуляет с ней по парку рядом с общежитием, и все эти высокородные змеи завистливо шипят ей в спину.

Внутри снова заискрили пузырьки шампанского, по венам проносились разряды молний, сбивая дыхание и кружа голову.

Улыбнувшись, Лана опустила взгляд на свою руку, так и лежащую на мужской груди. Ее ладонь была темнее, чем кожа оборотня, выделяясь резким контрастом на светлом фоне. Улыбка тут же сползла с лица, пузырьки выдохлись, а разряды исчезли так резко, будто рубильник выключили. Она многое выслушала за свою жизнь по поводу своей внешности и многого натерпелась.

‒ Видар, ‒ облизнула она враз пересохшие губы, ‒ получается, что ты не сам выбираешь себе наани? Это случайность, и ей может стать любая?

‒ Наани становится женщина, предназначенная для оборотня, самая идеальная из всех. Я же говорил.

‒ Но… ‒ она запнулась, боясь продолжить, так и рассматривая свою ладонь на светлой коже, ‒ ведь я не идеальна.

Темная бровь изогнулась дугой.

‒ В смысле?

‒ Моя внешность.

Вторая бровь взлетела вслед за первой.

‒ И что с ней не так? ‒ непонимающе спросил оборотень.

Лана вдруг разозлилась.

‒ Мне что, все свои недостатки перечислить?

‒ Да, пожалуйста. Очень интересно послушать.

‒ Пожалуйста, ‒ передразнила она его и стала загибать пальцы. ‒ У меня темная кожа, гораздо темнее, чем у тебя, такое сложно не заметить. И при этом голубые глаза, которые не выделялись бы настолько сильно, если бы не моя темная кожа. И волосы у меня черные, еще сильнее оттеняя мою темную кожу. И вообще у меня темная кожа! Я слишком сильно отличаюсь от тебя и вряд ли являюсь идеальной кандидатурой для кого бы то ни было.

Закончив, она тут же оказалась нос к носу с оборотнем. Одна рука крепко прижимала ее за талию, а другая, зарывшись в волосы, сжимала их на затылке. Сильно, но не больно.

‒ У тебя потрясающие волосы, ‒ Видар мягко помассировал рукой ее затылок, ‒ и глаза потрясающие, и кожа у тебя потрясающая. И сама ты вся потрясающая. Я буду доказывать тебе это до тех пор, пока ты не выкинешь эту дурь из головы.

‒ Но…

Единственное что успела сказать Мелания перед тем, как ее поцеловали. Нежно, но настойчиво. Как и все последующие поцелуи, заставляющие забыть обо всем. И о цвете кожи, и о медленно исчезающей одежде.

Как оказалось невыносимо приятно ощущать чужое тело на своем. Как прекрасно неторопливо изучать друг друга поцелуями, руками. И как невыносимо сладостно и больно соединяться в единое целое.

Как приятно слышать шепот у кожи:

‒ Хорошая моя… красивая… моя наани… девочка моя…

Как приятно лежать в обнимку обнаженными под одним одеялом и принимать целомудренные поцелуи в лоб и щеки. И, тяжело дыша, продолжать слушать нежности на ухо.

Видар продолжал нашептывать:

‒ Моя красавица… моя наани…

И напоследок прижав ее к себе покрепче, уже засыпая:

‒ Моя Милана.

Солнечный луч пробивался в щелочку между задернутых штор, вынуждая проснуться. Лана недовольно зажмурилась и зарылась лицом в подушку, пытаясь спрятаться от назойливого света. Сдвинуться не получалось. Сзади к ней прижимался Видар, подмяв под себя рукой и закинув на нее ногу.

Утренняя нужда заставила окончательно проснуться. Попытавшись аккуратно выбраться из объятий, Лана была с недовольным рыком прижата еще крепче.

‒ Ты куда?

Она повернула к нему лицо. С прищуренным от сна глазами, взлохмаченной шевелюрой и отпечатком подушки на щеке оборотень выглядел по-мальчишески юным и милым.

‒ Мне нужно в уборную.

Сонно кивнув, он выпустил ее из объятий.

Добравшись до края кровати, Лана огляделась вокруг в попытке найти хоть что-то, чем можно прикрыться. Ее вещи остались у входа, а Видар вчера и так был в чем мать родила. Из доступного оставалось только одеяло. Обернувшись, она наткнулась на заинтересованный взгляд, изучающий ее голую спину, в котором не осталось ни капли сонливости.

Она потянула одеяло на себя, и на свет показались ноги мужчины. Замерев, Лана задумалась: либо ей сейчас голой идти до туалета, либо оборотень голый лежит на кровати. Тот в свою очередь подпер рукой голову, даже не пытаясь скрыть довольную улыбку и как бы спрашивая глазами: “Ну и что ты будешь делать?”

Недовольно поджав губы, Лана резко сдернула одеяло и обернулась в него как в плащ. Гордо дефилируя мимо кровати, не удержала любопытства и бросила взгляд на обнаженного мужчину. Покраснев как помидор, оставшееся расстояние до двери туалета она пробежала.

За спиной раздался грудной довольный смех.

Закрывшись в туалете, Лана сбросила одеяло на пол. Справив нужду, замерла посреди ванной. Перед раковиной появилось овальное зеркало буквально вчера. Видару оно явно до знакомства с ней было ни к чему, поэтому висит оно теперь здесь исключительно ради ее удобства. Такой простой и молчаливый жест внимания, говорящий о слишком многом. Медленно подойдя к раковине, она стала рассматривать серые прожилки камня. Подняв глаза, обвела взглядом простую овальную раму.

“Моя Милана”

Зажмурившись, с сильным выдохом, словно прыгая в пропасть, распахнула веки и посмотрела на себя. Глаза осколками льда светились на темном лице. Черные волосы спутанным гнездом спадали на спину. Лана, сжав ладонями раковину, медленно рассматривала голые плечи, грудь, руки, все тот же нос, те же губы, скулы, и не могла понять, что не так.

“Моя Милана”

Свесив голову, она уткнулась взглядом в слив. Раз она теперь Милана, почему так противно на душе? Потерла середину груди пытаясь облегчить гадкие ощущения внутри. Она с самого начала скрыла свое настоящее имя. Это было разумным решением, безопасным.