Рассказывая о положении в Суйдуне, Чанышев дал Махмуту подробную информацию об одном своем родственнике, который разбогател на кожевенном деле, а потом заметил:

— Дара, должно быть, все еще в Суйдуне. Говорят, что его жеребца, которого ты хвалил, у него отобрали люди Дутова.

Махмут и Чанышев еще поговорили о мелочах, которые могут оказаться важными, потом отправились в столовую. На берегу Усека сидели десятки игроков и бездельников, разделившись на группы, они играли в азартные игры. Махмут обратил внимание Чанышева на этих людей.

— Этими бесклассовыми элементами займемся потом, Махмут. Сейчас наша задача — уничтожить вооруженных врагов, таких, как атаман Дутов. Он накапливает силы у нас под боком. Не можем же мы ждать, когда он перейдет границу и нападет на нас.

Сдвинув брови Махмут молчал, обдумывая слова Чанышева, и уже мысленно строил планы уничтожения атамана. Чтобы Чанышев не заметил его мечтательности, Махмут вспомнил Акжала.

— Удивительный конь! На нем атаман может уйти от любой погони.

— Все атаманы помешаны на лошадях. Но такой ли уж скакун Акжал, как о нем говорят?

— Крылатый конь! Даже меня с моим серым бегуном оставил далеко позади, а ведь двоих нес на себе.

— Да-а… — пробормотал Чанышев, размышляя о чем-то. — Хороший конь — это не так уж мало…

Очередная встреча в уездной ЧК с Чанышевым состоялась через неделю. На этот раз Махмута с Мукаем вызвали из села Хоныхай, где два друга испытали своих скакунов и теперь поставили их выстояться.

Была поздняя осень с ее холодными дождями, перемежающимися мокрым снегом. Наконец Махмут и Мукай были посвящены в дело. Перед ними стояла сложнейшая задача: Махмут, Мукай и «еще один молодой человек» должны были перейти границу, достигнув Суйдуна, дать лошадям отдохнуть, а в следующую ночь проникнуть в штаб-квартиру Дутова, убить атамана и скрыться.

— Готовы ли вы к выполнению этой задачи? — спросил Чанышев.

— Готовы, — уверенно и спокойно ответил Махмут.

В комнату вошел незнакомый молодой человек. Он улыбнулся, поздоровался с Махмутом и сел. Голенища его сапог с внутренней стороны были истерты, и Махмут подумал, что он много ездит верхом. Чанышев закурил и продолжил разговор:

— Это Хакимджан, молодой чекист, вернее, он чекист с колыбели. Его сам Абдулла Розыбакиев воспитал. — Молодой человек опять улыбнулся. Чанышев взял конверт с сургучной печатью: — Вот это — письмо генерала Дутова. Получив мое «дружеское и княжеское» послание, он осведомляется, когда мы выступим тут против советской власти. Пишет: «Тогда, с божьей помощью, поднимемся и мы. Наше единение — залог нашей победы в Семиречье» и тому подобное. Однако атаман умолчал о том, что собирается выступать без нас, с помощью англичан и китайских богачей. Значит, мы не можем больше ждать.

На следующий день чекисты были в казарме погранзаставы у Хоргоса. Ровно в полночь они пошли к границе. В ночной степи гудел буран, шел мокрый снег.

Чанышев почему-то сам повел своих подопечных в конюшню: хотел обрадовать их перед началом операции. Он взял у конюха фонарь и осветил одну из лошадей. Махмут и Мукай сразу же узнали Акжала. Узнали, но не верили своим глазам.

— Это Акжал?! — в один голос изумились они.

— Он самый. Два дня назад ваш спутник Хакимджан привел его.

Чанышев посмотрел на часы: «Через час-полтора ветер стихнет, а с восходом солнца опять усилится. Может, подождать еще с полчаса?» — думал он. Махмут и Мукай все еще любовались Акжалом и рассматривали его со всех сторон, освещая фонарем.

Под покровом ночи чекисты приблизились к самой пограничной полосе. Хакимджан ехал впереди. У самой границы он пришпорил коня и ускакал вперед. Когда Махмут с Мукаем спустились в глухое ущелье, он дожидался их там, спешившись. Это был последний рубеж.

— Теперь, Махмут-ака, обмотайте копыта лошадей тряпками, тут начинаются камни…

Лошади вдруг забеспокоились, зафыркали, прижимаясь к скале и тесня своих хозяев; над их головами промелькнула тень — и неподалеку послышался удаляющийся шорох щебня.

— Барс, — шепотом сказал Мукай.

Теперь они ехали с интервалом в двадцать — тридцать шагов. Впереди — Хакимджан, потом — Махмут и Мукай. Условились — не отступать ни при каких обстоятельствах; если встретятся китайские солдаты (черики), постараться задобрить их опием или обезоружить по возможности без лишнего шума. При встрече с людьми Дутова живыми не даваться.

Границу они прошли незамеченными, однако на рассвете, уже направившись к городу, заметили спускавшихся с восточных склонов трех всадников. Вскоре они добрались до ущелья и преградили путь чекистам, ехавшим вдоль речки.

— Приблизимся к ним спокойно. Разделим цели, — сказал Махмут. — На саврасом, в середине — мой, слева, Мукай, твой.

— А мой, значит, справа, на сером, — добавил Хакимджан, незаметно готовя револьвер и кинжал.

Встретившись лицом к лицу, обе группы остановились, поудобнее перехватив оружие. Минута показалась и тем и другим бесконечно длинной, и нервы были натянуты до предела, готовые бросить каждого на любое безрассудство. Глядя на среднего всадника, Махмут вспомнил, как две недели пуля снесла ему полбинокля. Не было сомнения, что этот черноусый человек с густыми сросшимися на переносице бровями был не кто иной, как Дара. Однако Дара не узнал Махмута. Между двумя государствами, покрывая сотни километров, могут бродить только такие же, как мы, думал, наверно, он.

— Кто вы такие? Откуда и куда? — спросил он строго и надменно.

— Из вашего же племени, — ответил Махмут.

— Значит, джигиты Хевуллы?

— Вы угадали, Дара-ака! — сказал Хакимджан.

— А ты откуда меня знаешь, сопляк?

— Это же сын Хевуллы, разве вы не видали его никогда?

— Нет, не приходилось… Значит, сын Хевуллы? — Дара сунул обрез под колено, молитвенно вознес руки к лицу — Твоего отца поймали, сынок. Но мы, его друзья, всегда с тобой… Итак, вы только что перешли границу… Без приключений?

— Благополучно…

— Что там о нас говорят?

— Ходят слухи, что вы погибли в последней перестрелке…

Дара расхохотался.

— Вы что-нибудь слыхали о моем Акжале? Не раз он выносил меня, вынес и в тот раз… Теперь еду его искать. Дутов, дурак, собирался отправиться на Акжале в поход, а прошляпил коня.

— Значит, не зря в Джаркенте и Чилике распространили слух! — воскликнул Хакимджан.

— Что за слух? — нетерпеливо спросил Дара.

— Будто ваш дулдул[30] будет участвовать в Алма-Ате на скачках.

— Какие же скачки теперь, зимой?!

— Русские и на льду устраивают скачки, бега.

— Это для ишаков — скачки на два квартала! Для Акжала нужна степь… Ладно, не сегодня-завтра начнется суматоха, попробуем воспользоваться ею и вернуть Акжала. — Сказав эти слова, Дара хотел было продолжить свой путь, но Махмут остановил его вопросом:

— А что за суматоха, Дара-ака? Может быть, дадите нам какой-нибудь совет?..

— Атаман собирается в поход. Но вас это не касается. Занимайтесь своим делом… С чем возвращаетесь?

— Да так себе, у наших русских денег немного…

— Ай, что деньги! Как насчет курева?

— Есть кое-что…

Глаза Дары сузились, желтоватые зрачки заблестели, словно он только что накурился опия.

— Деньги вам обменяет Джамалдин-ходжа, вы должны знать его, этого бога Джанашара, волостного Джамхана. А со своими дурманными комочками будьте осторожны, опасное теперь это дело. Я сам помогу. Бог даст, вернусь через неделю с Акжалом и в придачу еще захвачу табун. Найду вас у Джамхана-ходжи. А сейчас — прощайте! — сказал Дара и поскакал дальше.

По мере того, как чекисты приближались к Суйдуну, беспокойство овладевало их мыслями. Только теперь они ясно почувствовали всю ответственность предстоящей задачи.

— Значит, Джамхан-болус для Дутова свой человек, — вслух рассуждал Махмут.