— Рома, пусти, я больше не хочу.

— Нет? — сипло спрашиваю, продолжая зубами тянуть по краям кожи.

— Нет, Рома — не твердо, с придыханием и сука невероятно сексуально, только у нее так получается. Плющит и рубит на куски. Лежит подо мной и голая кожа спаивается там, где касаемся. Мы одно целое и как это игнорить.

Зачем все эти танцы с замужеством, если нас прет друг от друга, как после приема химии. Зачем сука? Сказала бы раньше, что у нее кто-то есть. За две недели, что не вместе, меня перекрутило на миллион раз.

— Точно?

— Точно

— Иди — убираю руки, освобождаю.

Вздыхает, гоняя ладошками по груди.

— Не могу, давай так немного полежим.

Да блядь, просто фантастика, полежим сука.

Вопреки давлю:

— Давай — спрашивать о чем то боюсь.

Кому верить, если не себе. А я же ощущаю, как дрожит каждой клеточкой. Сам запутался, может и у нее так. Завертелось и не успели во время соскочить.

Нежная кожа, за ее ушком, терзает ноздри знакомым запахом. Она пахнет мной. Венка так гулко бьющаяся, разносит этот аромат. Она мной пахнет. Это невыносимо задевает. Сжимает теми эмоциями, которые я испытывать, сейчас не хочу. Еще две недели назад, пустил бы их с легкостью и ей показал, а сейчас…

— Малыш, почему от тебя пахнет моим гелем — опять, в противовес конфликту в голове, выходит ласково.

Сама обнимает, сама целует, все что находится рядом. Тянет запах моего тела, так как я это делал. Но отвечает с трепетом в голосовых связках.

— У Семена такой же, мой закончился… неожиданно. пришлось.

— Дуришь меня?

В этом разговоре скрытый подтекст, глаза говорят о другом. Мы сейчас ментально, совсем иные вещи обсуждаем. Как на детекторе лжи, каждый скачок зрачков, показывает. Прикрывает ресницами, тенью ложатся на розовеющие щеки. Любуюсь, оторваться не могу.

— Нет — тихо шепчет.

Кого хочет в этом убедить больше, себя или меня.

— Что между нами происходит? — коротко о наболевшем, и чуйка не перестает твердить, что правды я не добьюсь.

— Сам знаешь.

— Не знаю, расскажи — ее опять злостью перекрывает.

От резкой смены, меня наматывает на вилы. Что это за карусель? Передышка, а потом крутой вираж. Да так вертит, что звездочки перед глазами мелькают.

Беру натиском, припечатывая к матрасу, членом растягиваю смазку по нежной плоти.

— Рома, я..я… не хочу — трепещет, как бабочка над огнем.

— Угу, я тоже — плавно надавливаю на вход головкой, Милану дугой поднимает ближе — Накажем друг друга Малыш.

И в этот раз втягиваем удовольствие по максимуму. Исключительная потребность. Нет спешки и дикости. Затяжными фрикциями двигаюсь внутри. Такими же затяжными поцелуями натираем губы, переплетая пальцы и синхронно скользя разогретыми телами в такт. Плывем. Кожа к коже. Все как в замедленной съемке, с паузами на самых ярких моментах ощущений.

Милана забрасывает ноги на мою спину, сжимая бедра на боках. Смотрю на ее покрытый туманом экстаза взгляд, и самого аномальным штормом колотит. Волна десять баллов. Хорошо ей, постанывает, пальцами не перестает как кошка разминать мои плечи, шею.

Вся иллюзорная муть, разом выветривается из головы, ни с кем никогда так не будет. Четко по факту и без отрицания. От этого начинаю еще яростней толкаться.

Милана кончая, выдает те магические звуки, которые травят, полностью нейтрализуя мозговую активность. Сжимаю ее ягодицы, вклеиваюсь и… блядь… в наимощнейшем приходе заливаю в нее себя до капли.

— Люблю тебя — выпаливаю в несознанке. Подтягиваю сталкиваясь лбом. Легкие жжет, слова вырываются с трудом — Слышишь? М-м? Люблю, не могу от тебя отключиться.

Застываем в мгновении. Широко распахнутые карие я в ожидании ответа. Не дышу. Почти расслабляюсь от выражения в ее глазах. Сейчас полетим.

Аффект рассеивается в ту же минуту. Милана подрывается, дергает из-под меня покрывало, заматываясь.

— Так просто Рома?!.. Ты об этом так просто говоришь?.. Как ты можешь… — толкает в грудь — Что для тебя вообще это значит? — ошеломление, такой обратной связью, гребет под лавину.

— А что это еще может значить? Я глаза закрыл на твое вранье… простить даже сука могу… вот что это значит.

— Меня?!! Охренеть!! Вот ты … Ладно, а что дальше предлагаешь? Думаешь, я буду прибегать на часок, типа по-соседски. Как праздничный сервиз достанешь, если повод нарисуется. Сорри я пас, на бис не выхожу. Нет никаких нас. Понял, отвали — выбивает всю тираду незамедлительно.

— Ми, блять кто ты вообще? Я за три недели, так тебя и не узнал — озвучиваю весь раздрай из головы.

— Кто я, прочитай в википедии, тебе там тоже определение найдется — усиливает эффект от фразы, приподнимая брови.

— Ахуительная реплика… Браво!! Такая вся остроумная… Приз в студию.

Не вовремя, в голове выезжает воспоминание из детства. Дед собственной персоной перед теликом, и его любимой передачей поле чудес. У нас тут чудеса похлеще. Барабан блять и зеро, все бонусные очки сгорают. Нулевой километр. Прокатились по кругу и вернулись в начало, только теперь с багажом нереализованных чувств.

— То есть тебе вообще ровно на мои слова?

— Ровнее некуда!! Не верю, ни одной букве. Все пустое, как и ты сам.

Вот такой резкий тормоз. Меня бьет в лобовуху своих признаний. Изначально говорил только я. Она молчала и принимала. Во бля дебил, как раньше не дошло. Только все уже вывалилось наружу, не соберешь, как теперь в себе это затолкать так глубоко, чтобы забыть.

— Нет в тебе рая, Милана, только ад — звучит как итог и жирная точка, в этом бреду наших отношений. Ответ так же сковано пролетает

— Как раз, твоя любимая часть… жечь все… до тла. Поэтому в аду самое место… в пекле, за все что ты сделал.

Я думала, что чувствовать себя еще больше виноватой, уже невозможно. Ошибалась. Уместить неуместимое в своей голове. Очень сложно.

Рома идет в коридор одевается. Спокойно. Натягивает джинсы, оставляя расстегнутой пуговицу и ремень. Белые боксеры треугольником видны. И я обращаю на это внимание. Не хочу, но все равно, вожу глазами по его полуобнаженному торсу.

А тело невыносимо сжимается, от рвущейся связи. Разъединяемся, нет больше подушки безопасности, которая нас сдерживала, мешая причинить боль друг другу.

Мне остается складывать этот пазл, в котором не хватает слишком много деталей.

Всегда с пренебрежением относилась к девушкам, готовым принять второстепенные роли. Терпеливо ждут, когда им выделят время, украденное у семьи. А чем я сейчас лучше? И нет уверенности, что завтра это снова не повторится.

Убирает небрежную прядку, упавшую на лоб, прогоняет искрой во взгляде, а потом стекленеет. Янтарь застывает, как-то по холодному, не смотря на теплый оттенок золота.

— Ладно, Анимеха, расслабься. Не принимай на веру, трахаешься зачетно… вот и вырвалось — тянет сигарету и закуривая, в свободной манере падает на диван.

Что?!! У меня отбивает весь словарный запас. Стоп-слово тут бесполезно. Это было раньше. С другим Ромой, грубоватым, чувственным и одержимым мной. Нет, все игра. Его никогда не существовало. Так и остаюсь тупо пялиться на животное, с пофигистичным видом переключающим каналы.

— Что застыла? Шмотки в руки и вали — обращается к надоевшей вещи. Использовал и можно выкинуть.

Омертвевшими пальцами цепляю одежду, оглядываюсь, и в немом шоке от услышанного, иду в ванну.

Здесь, до меня доходит весь ужас, того что произошло. Компот в голове окончательно сварился. Вот оно гнилое нутро. От любви не остается и следа, только жгучая ненависть.

Холодная вода порциями ложится к щекам, но ни в какую не желает, остудить. Его запах так плотно пропитавший мое тело, во влажном помещении концентрируется, запечатывая в кафельном сосуде. Слишком много. Слишком тяжело.

Особый подвид зверя, ублюдок с раздвоением личности, самый опасный. Умеет переключаться, когда ему это необходимо. Исчадие ада невозмутимо пьет из стакана золотистую жидкость. Прохожу мимо гостиной, мельком бросая взгляд, он салютует: