— Хорошо, я на недельку съезжу, соберусь с мыслями, а ты пока квартиру подыщи, мне деньги за заказ перекинули. На пару месяцев хватит, а там новые появятся, прорвемся — принюхиваюсь, и меня снова обдает шквалом тошноты — Фу!! Чем от тебя воняет? — уже на ходу кричу.

— Сама же покупала, нормальный запах — это я уже не слышу, сокращаясь спазмами.

Придя в норму, под холодной водой, тянусь к флакону с гелем и затягиваю запах. Дышу этим ароматом Ромы, тошнота отступает. Гены. Даже в состоянии клетки, чувствует запах отца. Спятила совсем. Но бутылек не выпускаю, принюхиваюсь и так доживаю до вечера. А утро я встречаю на вокзале со спортивной сумкой.

— Ба, я дома! — кричу неуверенно распахивая сетчатую дверь на терассе.

Бабуля фанат сквозняков, поэтому до ноября все нараспашку. Знакомая обстановка, скрип третьей половицы у порога. Запах кондиционера от штор, с луговыми травами. Бабуля генералила недавно.

Это можно судить по прозрачности мелких стекол на веранде. Белый тюль разгоняется порывами легкого ветерка.

В голове покрывалом оседает умиротворение. Мы справимся. Инстинктивным жестом касаюсь живота. Глупо наверно на таком сроке. Но мысль о беременности быстро прижилась во мне.

Ребенок очень незапланированный, но он мой. От человека, которого я люблю и больше не отрицаю. Плохой, хороший, уже не важно. И, кажется, я даже рада тому, что от него останется часть. Не только воспоминание, а копия. Почему я уверена, что малыш будет похож на Рому, и что именно мальчик. Кто знает. Может и девочка, но все это уже мелочи.

Вселенной не сложилось, зато есть новая жизнь. А это ого-го. Даже больше, чем неопределенная единица со звездами, которые гаснут со временем, а малыш останется со мной навсегда.

— Бабуль, ну где ты? — обхожу все комнаты, так и не найдя ее.

Опираюсь на подоконник, выглядываю в сад на яблоньку, которую они посадили с дедом. Огромная, плодов почти не осталось, несколько крупных яблок валяются на земле. Бросаю сумку в своей спальне и выхожу во двор.

Клумбы, с облетевшими розами, прикрыты утеплителем, готовясь к зиме. Пробираюсь по тропинке, между кустов малины к заветному дереву. Это мое место силы, всегда, когда грустно или что не получалось, можно прижаться к стволу и он пропитает энергией.

Интересно, а Ромке бы понравилось здесь. С тоской вбираю мечту, как мы на выходных приезжаем к бабушке. Он играет с малышом во дворе, пока мы готовим на стол.

И это запретная территория, сюда свои мысли пускать нельзя. Зачем думать о том, чего никогда не случится. И я не плачу, наверно гормоны и ветер. Очень неожиданно и удобно, буду валить все, на нестабильность беременных женщин. Как за ширмой, раз и ты не виноват.

— Ромашова, чего скисла — потеряно оглядываюсь на мужской голос со стороны калитки на задний двор.

— Никита!! Ты как здесь? — удивленно и с примесью радости восклицаю, когда Никита Томлеев. Он же бывший лучший друг, первый мужчина и неприятный осадок от потери невинности в одном лице.

— Отец вызвал фундамент в гараже заливаем — присаживается рядом, забирая яблоко из моих рук.

— Сколько мы не виделись после выпускного?

Разглядываю возмужавшего и наростившего бицепсы парня. Модная стрижка, вместо не сходившей небрежности, когда мы летом на великах гоняли к речке, рыбачить. Благодаря ему, во мне и прижились, мальчиковые хобби. Не любовь, так детская увлеченность. Это как осваивать первый поцелуй на помидоре, ну или другие навыки на бананах. Вроде и опыт есть, и в тоже время, ощущений никаких.

— Не напоминай, я после, еще полгода боялся, к девушкам подходить.

— Да, было очень. неловко.

— Если что, я прокачался. Теперь знаю, что к чему — деловито играет темными бровями и улыбаясь во все тридцать два.

— Ладно, забудем про фу. Как универ?

— Отлично, последний курс, иду на диплом. А ты?

— А я. ну что сказать, беременна и собираюсь воспитывать ребенка одна — игнорирую взгляд ожидание и реальность. Он то, думал, что у меня есть мозги, а теперь растеряно моргает, покручивая хвостик у красного фрукта. Замолкает в паузе переваривания, потом говорит

— Круто, Милана, решила пропустить этап самореализации.

— Типа того.

— А что отец ребенка? Слился?

— Он не в курсе, и давай о другом — говорю делая такой длинный вдох, что кажется легкие лопнут от чрезмерного объема. Перекрываю кислородом желание зарыдать, на плече хоть у кого-нибудь и все рассказать. Только он вряд ли поймет. И ба, она тоже не сможет. Никто. Это просто надо пережить. Или почувствовать. А так, я буду выглядеть еще глупее, чем есть на самом деле.

Выслушиваю смешные истории про студенческую жизнь, своего друга и несложившегося парня. Почти с интересом. Почти внимательно. Почти не отвлекаясь на переживания.

— Может, погуляем вечером — звучит настолько неожиданно, в середине очередной легенды о его подвигах. Изумленно отрываюсь от пересчитывания сухих травинок.

— Гулять, Ми, это когда две ноги передвигаются по земле — втолковывает моему резко отупевшему виду. Ну не ожидала я такого предложения, с учетом некоторых обстоятельств, заинтересованный вид мужчин, в следующие девять месяцев, мне как бы не светит. Или не светил. Но он смотрит именно так.

— Гулять значит? — переспрашиваю.

— Ага, вечером. Пойдешь?

— А давай — хлопаю по протянутой ладони.

— Договорились, Ромашка, в семь зайду — называет меня детским прозвищем, поднимется, стряхивая прилипшую листву с потертых джинс.

И все вокруг позитивно. И солнышко, показавшееся из-за хмурых туч. И сосед, знакомый с детства, с которым пережили не одну драку и один довольно рискованный эксперимент.

Он улыбается, протягивает руку, помогая подняться. Заботливо отряхивает землю с моей попы. Не лапает, просто по-дружески. Симпатичный, проверенный временем, без взрывов и резких перепадов настроения.

И ба, выходит с лицом, пропитанным насквозь любовью и добротой. Только я больше не чувствую себя здесь, как дома. Поля моей энергии полностью переместились в другое место, к другому человеку.

Никита, поздоровавшись с бабушкой, уходит. А мы за чашкой чая, садимся за стол, обсуждать мою непутевую жизнь.

Бабуля в трансе, но виду не подает, только качает головой и повторяет. Ну ничего, ничего, ребенок это хорошо, вырастим.

Я не вдаюсь в подробности, о Ромином семейном положении. Вру, что он еще не готов к отцовству. Ба понимает и не допытывается. Потом будет по кусочкам выуживать информацию, как бы невзначай. Пока просто дает выговорится. И я говорю, плачу конечно, заливая ее блузку с кофейным гипюром горючими слезами. Затем помогаю, разлить яблочное варенье по банкам, на это уходит все время, до самого вечера.

— Милана, я к Наталье пойду, у нее давление поднялось. Там и ночевать останусь — говорит ба, одевая туфли на низкой платформе.

— Я с Никитосом пройдусь, и в десять как штык, калитку на ключ и баиньки.

— Да чего уж там. Теперь можешь и до двенадцати, выросла же, скоро матерью станешь… а в голове… — махает рукой, сердито пожимая плечами, но все равно целует перед уходом.

Уже даже с энтузиазмом принимаюсь за свой внешний вид. Рука непроизвольно тянется к кожаным штанам. Ромины любимые, у него глаза горят, когда я в них и на байке смотрятся уместно. Сколько уже можно об этом. Забудь. Но скинии я всетаки натягиваю.

Никита в семь ноль-ноль тарабанит в дверь. Мнемся на пороге, пока я вожусь с замком. Грозный рык за калиткой заставляет обернуться. Это местные, тоже гоняют на мотоциклах, или на скутерах, звук похожий. Уговариваю, убеждаю и отвлекаю себя, от погружения в бурю эмоций.

— Ну что, Ромашка, влево- вправо — спрашивает Томлеев на выходе.

— Прямо — киваю в сторону дома культуры. Там есть небольшой парк качели — лодочки и железная карусель. Вся молодежь по вечерам собирается. Может, встретим кого из знакомых. Как-то хочется отвлечься в компании.