Открываю калитку и делаю шаг

— Куда-то собрались голубки? — звучит по тигриному зло.

Сразу бросает в жар и холод. Тело покрывается восторгом и болью. Невозможно ощущать это все вместе, но я чувствую. А еще становится почти плевать на все.

Я делаю шаг в сторону ближе к Никите, хотя дико хочу послать его домой. Подбежать к Роме и попросить увезти меня туда, где мы будем вдвоем. И я даже почти, согласна ждать тех недолгих часов, когда у него появится время на нас. Теряюсь в своих желаниях и беспредельно радуюсь тому, что не могу определиться какое всетаки берет верх. Действую на автоматическом порыве. Защитить себя.

— Табличку на въезде не заметил, женатым вход воспрещен — отрезаю, подхватывая Никиту под руку и тащу в переулок.

От того, с какой скоростью мы уносим ноги от байка и кожи, которой обтянуто, невыносимо притягательное тело Ромы. Попахивает трусизмом. А вообще, есть такое слово, для определения трусости. Наверно нет, но пофиг. Я бегу. Никита волокется следом. Прям тащится.

Надо бы просветить его, что быть раскатанным колесом мотоцикла, не так уж и приятно.

— Ромашка, хватит меня дергать. Тянешь, как пса за поводок — выдергивает руку.

— Ты что бессмертный? — намекаю, что ему может прилететь неожиданно ни за что. Отмахивается и останавливается.

Видимо, отсутствие основных инстинктов сохранения, местная черта. Мой то, заработал на всю мощь. Теперь, не только за себя отвечаю.

— Это не сложившийся папаша? — кивает на Рому.

— Да.

— Ромаха, ну у тебя и вкус, теперь понятно, почему я не зашел — разворачивается, и под мой испуганный вздох, движется в обратную сторону.

Нет, ну точно, здесь в воздухе какой — то газ распыляют. Он слепой что ли, не видит злобную кошачью физиономию.

— Никит, ты куда? Погулять же хотели? — кричу жалобно, цепляясь за руку.

— Сейчас в табло ему вмажу и пойдем.

Рома с ухмылкой сбрасывает сигарету. Лениво растягивается, разминая кулаки.

— Я детей не бью — равнодушно проезжается глазами по Томлееву и переводит взгляд на меня.

Давлю в себе, рефлекторное желание, встать между ними. Малышок тебя подвергать опасности не буду.

Незаметным жестом прикрываю живот. Мысленно приговаривая. Странный холодок льется по затылку, и в голове путаница закручивает водоворот. Чувствую, как вата вместо ног, медленно тянет меня к земле силой гравитации. Последнее, что я помню, две горячих ладони по бокам ребер, а дальше белая пелена.

******

Опять приснилось. Мало того, что днем нет ни минуты, чтобы я о нем ни думала, теперь еще и во сне.

Набрасываю халат, в голове покруживает. Тошнота стягивается в горле, беру с тумбы гель, дышу и отступает.

Голоса за дверью странно смешиваются. Бабулин и мужской.

С таким помятым эксклюзивом на лице, появляться не хочется и стараясь, создавать как можно меньше шума, проскальзываю в ванну. Привожу себя в порядок, с перерывами на вентиляцию легких, запахом не своего мужчины.

Как наркоманка, это если со стороны взглянуть. Надо в мелкие дозы разлить, а то токсикоз, вещь непредсказуемая. Застигнет в метро, или на занятии, как таким бутыльком у людей перед глазами мотать. Задерешься объясняться. И жаль, что из этого аромата, нельзя вытянуть как джина из бутылки, кое кого.

Закончив процедуру, бегу в кухню, чтобы помочь бабушке. По звону тарелок гости останутся на завтрак.

При повороте в косяк, меня резко откидывает в сторону, только успеваю ухватиться за буфет.

Вот сволочь!!!

У меня даже смешок вырвался, как-то с гелем пересеклось, точно из бутылки появился.

Приехал. Значит все, что было вчера правда. И как я оказалась в своей постеле, тоже как-то объяснимо. Не хватало ко всему прочему, схлопотать провалы в памяти.

Но нет, начинаю вспоминать, как пришла в себя, когда укладывал на кровать, примостилась у него на груди и уснула. Неужели всю ночь провел в моей комнате, а как же бабушка утром не засекла. Ее крик в этом случае, я бы точно не забыла.

Сидит, как призер, в центре стола. На дедушкином месте и с его кружкой в руках. От ба, я такого предательства точно не ожидала.

— Милана, посмотри кто тут у нас — довольно вещает бабуля — предатель разливая блин на сковородке.

Ромочка с нахальным видом облизывает яблочное вареньем на ложке и подмигивает. Еще и с утренней щетиной, и в футболке со свободным воротом.

Ворует мечту гад.

Потому что смотрится, как у себя дома, и потому что я так хочу. А еще поцеловать, и спросить как спалось, а главное где.

— Кто? — спрашиваю и отворачиваюсь, делая все возможное, чтобы остаться инкогнито перед ба.

— А вот, нам Миша, мальчика привел — снова поворачиваюсь на растянувшегося в ехидной улыбке «мальчика». Надо ей очки заказать посильнее. Не смущает, что он выглядит, как Том Харди в фильме «Безумный Макс», только пыли не хватает на одежде.

— И зачем нам нужен этот мальчик? — тут за спиной раздается хохот, от которого едва стекла не дрожат. Охренеть, мальчик, с двумя детьми. Ну не скандалить же перед ба.

— Милана? правильно понял — смотрю на него со словами: Я тебя убью. А он как ни в чем не бывало продолжает — Я здесь проездом, на пару дней. Заберу кое-что свое и уеду, а пока, вот предложил Надежде Алексеевне дрова поколоть.

— Ба, что за мода пускать в дом, кого попала. Ты у него хоть документы проверила, может он беглый преступник — так и толкаем друг другу взгляды с Ромой.

— Что ты такое говоришь!! — хватается за щеки, и я же еще себя виноватой чувствую — Смотри, какой милый парень — сует мне в руки блюдо — Все, не выдумывай, неси блины на стол.

Несу покорно, под строгий взгляд Надежды Алексеевны, потому что человек, подло размахивающий полотенцем перед моей попой, не может быть бабулей.

— М-м-м чудный халатик, Анимеха — мурлычет в пол голоса над ухом, пока я сворачиваю блинчики треугольником — Выкраду тебя ночью, Ми

Я разрываюсь между двух огней, поглядывая на ба и тут же трясу ногой, когда коварная ладонь под столом пробегается по внутренней стороне. Беспрерывно роняю глаза то в сторону плиты, то на Рому.

Он еще щекой начинает тереться по бедру, подбираясь к краю трусиков. Слишком заманчиво и ослепляет. Янтарь так блестит влюбленно? Да нет, быть этого не может. А как же Олеся, и этот момент отрезвляет. Бьет наповал.

Бросаю блин на тарелку и отскакиваю. Он недовольно морщится. НИ что так не охлаждает утро, как мысли о жене твоего любимого человека.

Я растеряна всем. Ну просто всем и поведением ба и Ромой. Что он здесь делает? Задаю себе, наконец, этот вопрос.

Зачем примчался за триста километров? Где ночевал? Не на байке же.

Чего он хочет от меня? Почему нельзя просто оставить в покое и разойтись по-хорошему.

Попрощались. Я все решила. Забрала с собой его часть. На этом можно заканчивать. А он здесь.

Перебрасывается с бабулей чем — то обыденным, как будто давно ее знает. И смотрит на меня, мучительно ласково. Ловит глазами каждый раз и заставляет улыбаться, такое чувство, что у него в руках пуль управления, жмет на паузу, и я замираю, от невозможности отвести взгляд.

Люблю его. Так люблю, что мне почти не важно, что дома его ждет семья.

Я точно не в себе. Совсем.

Никита!!

Я же вчера, грохнувшись в обморок, оставила его на растерзание до жути ревнивому Роме. Я то, таким не страдаю. Это он чуть что, сразу в драку. С Никитой неудобно. Но Рома же тащил мою бездыханную тушку, а значит руки были заняты. И логика побеждает, в номинации Никита жив.

После обеда у нас дома начинается настоящее паломничество из одиноких девушек. Роман Георгиевич разжаришись от работы, решил снять футболку, а та часть, где расположен дровяник, выходит как раз на центральную улицу.

И вот он стоит, размахивая колуном. Мышцы на его спине и руках вздуваются плотными волнами, а в соседних домах, резко случаются перебои с солью и сахаром.