С официальным принятием на Руси христианства игра на музыкальных инструментах была осуждена церковью как наследие язычества. Однако в сознании народа инструменты издавна составляли неотделимую часть жизни. Мир инструментальных звуков переходил из праздника в будни. Среди «гудебных сосудов», при всей их взаимозаменяемости, с большей или меньшей условностью выделяются охотничьи, пастушеские, культовые, ратные, мирские, детские; некоторые из них играли роль своеобразных оберегов. Искусство «гудцов» одобрялось всеми слоями средневекового общества: от трудящихся низов до княжеского двора. Поэтому искоренение на Руси мирской музыки длилось около семи веков.

Сведения о музыкальной культуре Руси традиционно извлекались из различных жанров устного народного творчества, из сохранившихся памятников письменности, изобразительного искусства (Беляев В.М., 1951, с. 492–509). Новые материалы дала археология. Предметы, связанные с музыкальным миром Древней Руси, археологи находят в различных городах. Подавляющее их большинство обнаружено в последние три десятилетия в Новгороде. Это произведения прикладного искусства с изображениями музыкантов и обломки самих инструментов.

Рассмотрим последовательно четыре основные группы музыкальных инструментов Древней Руси.

Многострунные щипковые инструменты очень любили на Руси. Их часто изображали на бытовых вещах и даже в монументальном искусстве, о них есть упоминания в литературных произведениях. Даже на мелких предметах они изображались так тщательно, что мы можем судить об их устройстве (табл. 107, 22–25; табл. 108, 14, 16).

Так, в Новогрудке, в слое первой половины XII в., на полу богатого дома найдена копоушка из оленьего рога с навершием в виде музыканта, играющего на трех- или пятиструнном щипковом инструменте (табл. 108, 15; Гуревич Ф.Д., 1965, с. 276). Очень похожий инструмент мы видим в руках царя Давида на рельефе церкви Покрова на Нерли — 1165 г., а также у Давида-пастыря в Киевской псалтири XIV в. В указанной книге говорится о сотворении Давидом инструмента — псалтиря (ГПБ. ОЛДП 6, л. 204, об. — 205). Псалтирь упомянут в более раннем русском памятнике — «Слово Даниила Заточника» XII в.: «Въструбимх, яко во златокованыя трубы, в разумъ ума своего и начнемъ бита в сребреныя арганы возвитие мудрости своеа. Въстани слава моя, въстани въ пасалтыри и в гуслех» (ПЛДР, 1980, с. 388). Самое раннее письменное свидетельство игры на гуслях имеется в «Житии Феодосия Печерского» — XI в. (ПЛДР, 1978, с. 380). Здесь же узнаем и об обычае ансамблевой игры в палатах Святослава Ярославича. Возможно, на струнном щипковом инструменте играет музыкант, изображенный на обруче из ГИМ (табл. 107, 23). Переводчики духовной литературы нередко древнееврейское «псалтирь» передавали славянским словом «гусли», что позволяет нам в какой-то мере отождествлять эти инструменты.

Одна из разновидностей гуслей, условно называемых шлемовидными (Вертков К.А., 1972, с. 275), запечатлена на новгородском изразце XV в., а также на свинцовой накладке, случайно найденной в Новгороде (табл. 1, 13, 17). Аналогии таким гуслям имеются во многих рукописных книгах, наиболее ранняя — в Новгородской Симоновской псалтири рубежа XIII–XIV вв. (Попова О.С., 1980, с. 43). Корпус этого инструмента обычно имел шлемовидные очертания с прямым или вогнутым основанием. Он снабжался параллельно расположенными струнами, которые одним концом крепились к изогнутой планке-струнодержателю, а другим — к вращающимся колкам, «шпенькам». Положение его при игре было основанием вниз. Играли перстами.

Гусли шлемовидные, особенно с вогнутым основанием, воплотили в себе прототип лукообразной арфы, а если учесть встречающиеся на миниатюрах образцы треугольной формы и западноевропейских псалтирионов, то в истоках их становления усматривается и псалтирь. Шлемовидные гусли можно признать для средневековья одним из общеевропейских музыкальных орудий. Это, с одной стороны, инструмент благородный, достойный славить богатырей, князей, он способствовал формированию светской профессиональной традиции музицирования, представителями которой на Руси были дружинные певцы и «походные» скоморохи. С другой стороны, это «крестьянскы суть гусли, а прекрасная доброгласная псалтыря; еюже присно должни есмы веселитися» (Келдыш Ю.В., 1983, с. 69). Это и «сосуд», достойный хвалить бога. Он указывает на связь с библейской музыкальной традицией. Последняя в зарождении также была двупланова. Отсюда и двойственность отношения самой церкви к инструментальной музыке. Вот почему тексты книг духовного содержания нередко сопровождались изображениями гудцов (заметим, исключительно со шлемовидными гуслями), одетых в платья скоморохов. Среди них некоторые совмещают в себе образы Давида-царя и древнерусского скомороха (Розов Н.Н., 1968, с. 89, 91).

Другая разновидность гуслей изображена на двух браслетах — из Киевского и Старорязанского кладов: музыканты в скоморошьих платьях и шутовских колпаках играют на инструментах, сходные образцы которых имеются в этнографических собраниях музеев Прибалтики и России (табл. 108, 14, 16). Изобразив в 1795 г. такой инструмент в «Диссертациях о русских древностях», Матиас Гутри назвал его гуслями (Вертков К.А., 1975, с. 278). Ныне они классифицированы как гусли крыловидные (Вертков К.А., 1972, с. 275). Кроме названных браслетов, не известно иных древностей с изображением такого типа гуслей. Они снабжены в одном случае четырьмя струнами, в другом — пятью. Положение их при игре — длинными, большими струнами от гусляра. Точными штрихами резца воплощено на браслетах вдохновенное настроение скоморохов; от них оно передавалось другим участникам ритуальных сцен (Рыбаков Б.А., 1971).

Шлемовидные гусли, по мнению К.А. Верткова, как более совершенные, были принадлежностью профессиональных музыкантов, а рядовые обыватели играли на малострунных и примитивных по конструкции крыловидных гуслях (Вертков К.А., 1975, с. 76).

Серебряные браслеты-обручи заставляют иначе оценивать как значение в русском быту крыловидных гуслей, так и миссию скоморохов, профессионализм которых выражался в первую очередь в безупречном владении опытом народного праздничного (культового) музицирования. Мы не видим к крыловидным гуслям пренебрежения как к инструменту несовершенному ни со стороны занимающих в праздничных сценах центральное положение гудцов, ни со стороны тех боярынь и княгинь — владелиц браслетов, для которых они были изготовлены. Браслеты — это ритуальные украшения, и, как считает Б.А. Рыбаков, их магически-охранительное значение заложено в орнаментальных мотивах (Рыбаков Б.А., 1971, с. 116), мы же добавим, и в озвученности, какую им придают изображения музыкантов. Отсюда возникает сложное представление об импровизационных тенденциях в искусстве скоморохов, о характере имевшего место в аристократической среде музыкального профессионализма с сугубо эстетическим уклоном, отчасти воспринятым, вероятно от Византии.

Итак, в распоряжении скоморохов были оба типа гуслей — шлемовидные и крыловидные. Представление об их устройстве дают находки археологов.

В Новгороде обнаружено 14 гуслей в виде фрагментов и отдельных деталей, несомненно принадлежавших гуслям: 13 относятся к гуслям крыловидным, одни — к гуслям шлемовидным.

Первым инструментом, со звуковыми и игровыми возможностями которого мы познакомились в 1978 г., были пятиструнные гусли середины XI в., найденные в 1975 г. на Троицком раскопе (табл. 108, 1). На одном из их обломков вырезана надпись «СЛОВИША». Предполагается, что это имя древнего гудца — владельца и мастера гуслей (Колчин Б.А., 1978, с. 363). Длина корпуса, сделанного из сосны, — 84 см. Поверх долбленого корытца приклеивалась дубовая полочка толщиной 3–4 мм. Она лишена обычного для современных струнных инструментов так называемого резонаторного отверстия — «голосника». Практические проверки показали, что в подобных гуслях наличие отверстий, образующих определенный узор, на качестве звука принципиально не отражается и что причина их появления на поздних традиционных гуслях XVIII–XIX вв. объясняется в первую очередь не требованиями акустики, а мифологическими представлениями, связанными с самим узором. Полочка выстругивалась из массивного бруска вместе с расположенными в нижней ее части стойками, «ушками» струнодержателя. В ушках сохранился сломанный посередине деревянный штырь; к нему крепились струны. Струны могли быть из конского волоса, жильные (кишечные) или из цветного металла. Металлическими — «золотыми» или «золочеными» — струнами снабжены эпические гусли. Золочеными выглядят находимые в слоях древнего Новгорода обрывки или мотки латунной и бронзовой проволоки. Найден также обрывок проволоки из золотого сплава, которая по своим качествам могла использоваться как струна. Настраивали струны при помощи вращающихся шпеньков, расположенных в верхней части гуслей, условно называемой окрылком. В окрылке — сквозной вырез, «окно»; через него при игре касались струн с тыльной стороны гуслей.