С тех пор, как исчез кочегар Зайцев, прошло несколько дней. Однажды капитан Оллонов в беседе с начальником отделения (здесь же был и Черенков) осторожно заметил, что случай с кочегаром может и не иметь никакой связи с работой инженера Орешкина, и что это не больше, как стечение обстоятельств.

— Не ожидал я от вас такой прыти, Николай Спиридонович. Нате вот, читайте. Только что получил из Якутска, — Турантаев передал капитану бумагу. — Извините, умолчал о ней, хотел сначала послушать ваше мнение.

— Кха! — капитан даже приподнялся. Конец текста он прочитал вслух: — «Бланке расчетами, кроме отпечатков пальцев Орешкина, секретчика имеются отпечатки пальцев постороннего лица. Возможно перефотографирование бланка...». Значит, дело серьезное.

— Надо полагать. — Подполковник взял в руки шифровку: — «Направьте отпечатки Зайцева». А где их взять? Мы даже не знаем, где этот кочегар сейчас. Или вот: «Доложите свои соображения». А как прикажете быть, если этих соображений пока нет? Радист Огнев пока отпадает, — продолжал Турантаев. — Значит, остался этот негодяй Дроздов или человек, по заданию которого он работал.

— Вы допускаете, что такой человек существует? — спросил Оллонов.

— Да. Сейчас я начинаю подозревать, не тот ли это парашютист, который проходил по ориентировке Центра? Я много думал об этом и пришел к выводу, что именно орешкинский бланк стал роковым для Зайцева-Дроздова. Почему? Давайте немного пофантазируем. Как вы смотрите на такую версию: допустим, Дроздов каким-то образом сумел выкрасть бланк, сфотографировал его, но не смог, а, может быть, не успел вовремя вернуть. Наблюдая за Орешкиным, он понял: тот обнаружил пропажу бланка. Вот тут Дроздов и совершил непростительную ошибку: он рассказал об этом тому, по заданию которого похитил документ. Тот предложил ему положить документ на место. Дроздов каким-то образом доставил бланк в кабинет, опустил его за батарею. Но тот, второй, понимал, что Орешкин не умолчит о пропаже, сообщит в МГБ, и машина завертится. Он допускал также, что Дроздов может оказаться под подозрением. Здесь я хочу обратить ваше внимание на то, что этот человек знал о службе Дроздова у немцев и не исключал, что об этом знаем и мы с вами. Таким образом, Дроздов оказался опасным свидетелем, от которого он и постарался избавиться.

— У меня вопрос, — лейтенант Черенков, словно школьник, поднял руку. — Товарищ подполковник, а почему вы думаете, что он работал на кого-то? Может быть, он был один.

— Вопрос законный. Почему я думаю, что Дроздов работал не самостоятельно? Во-первых, как нам известно, он не агент, а всего-навсего полицай. Во-вторых, за два с лишним года работы в экспедиции он абсолютно ничем себя не проявил. Все это вместе взятое дает основание полагать: его нашли недавно и заставили работать. Так или иначе, проблема у нас с вами пока одна: максимально усилить розыск Дроздова и «Бородача».

Что надо сделать? Первое: выяснить, кто приезжал в город в эти дни в командировку, в гости и по другим делам. Второе: установить и соответственно проверить всех лиц, проявляющих интерес не только к геологам, но особенно к ходу расследования по делу Зайцева. Причем обязательно надо сохранить видимость, что этим делом занимается милиция. Черенкову — усилить работу в экспедиции. Далее, взять под наблюдение все столовые и закусочные.

Подполковник спросил Оллонова, запросил ли тот архивно-следственное дело на Дроздова и, получив утвердительный ответ, сказал:

— В деле наверняка есть дактилоскопическая карта с отпечатками его пальцев, а они нам сейчас очень нужны...

Солнце с каждым днем дольше и дольше дежурит над горизонтом. Даже в морозные дни, когда вокруг неяркого диска появляется радужная корона, на него приятно и радостно смотреть. Воздух еще звенит от стужи. Но приближение весны ощутимо. Автомашины приходят из-за гор забрызганные грязью, с цепями на колесах, а в распадках вдоль автозимника заметно оседает потемневший снег.

В один из весенних дней в Адычан прибыл министр Госбезопасности республики полковник Вагин. Среднего роста, крепко сбитый, волосы, тронутые сединой.

— Узнаю норов! — были его первые слова, когда он вошел в кабинет и поздоровался с Турантаевым за руку.

— Не понял вас, Борис Иванович.

— Сейчас поймешь, — загадочно усмехнулся Вагин. — Ты сейчас — туго натянутая тетива. Что, не так?

— Вот вы о чем, — хмуро улыбнулся Турантаев. — Каюсь, малость есть. Конечно, точно еще не установлено, что у нас начал орудовать шпион...

— Считай, установлено!

По заключению экспертизы, что привез с собой министр, отпечатки пальцев Дроздова оказались идентичными отпечаткам, оставленным на бланке с расчетами Орешкина.

— А что дополнительно дала химия?

— Химия? Больше ничего. Это дело, сам понимаешь, пока еще мало изучено. Но теперь и без химии ясно. Не брал же этот кочегар бланки для того, чтобы посмотреть и положить обратно. Наверняка сфотографировал... или переписал. Последнее, конечно, маловероятно.

Для полной ясности Турантаев решил сообщить министру мнение капитана Оллонова о том, что расчеты минералоискателя — слишком незначительная цель для специального агента, с таким трудом прибывшего из-за рубежа.

— Резонно. Расчеты минералоискателя — скорее всего побочное задание. Но нам, — Вагин в раздумье сдвинул широкие брови, подошел к карте района и слегка коснулся пальцем одной из точек на ней, — нельзя нам забывать и это. Вполне допустимо, что их могла заинтересовать деятельность геологической экспедиции в целом, в том числе и научная работа главного инженера. Да и сам Орешкин. Хотя дело не столько в нем, сколько в том, что делается или может делаться в его окружении. Посудите сами, в прошлом инженер-конструктор военного завода. Сейчас ищет сырье для оборонных целей. Взять все это в совокупности — игра стоит свеч. Не исключено, что они попытаются скомпрометировать инженера, запугать, начнут шантажировать, чтобы заставить его работать на себя.

— Ничего у них не выйдет. Я знаю Орешкина и ручаюсь, что этот орешек им не по зубам.

— Каким орешком для них окажется Орешкин, Айсен Антонович, покажет будущее. А сейчас за инженером, за его работами — глаз да глаз.

Увидев за окном знакомую фигуру, министр обернулся к Турантаеву:

— По-моему, Черенков. Как он у вас, пришелся ко двору?

— Жаден до работы лейтенант. Берется за дело с огоньком. Лекция у него сегодня, кстати, у геологов.

— Итак, Айсен Антонович, — вернулся Вагин к обсуждаемой теме, — все силы сосредоточить на розыске Дроздова и таинственного Бородача.

Лейтенант Черенков шел к геологам. И хотя он хорошо подготовился, на душе у него было неспокойно. Ему еще никогда не приходилось выступать перед большой аудиторией.

В клубе его встретили десятки откровенно любопытных, внимательных глаз, и он с непривычки немного растерялся. Инженер Орешкин, оставшийся за начальника экспедиции, представил Черенкова собравшимся.

...Отведенные для беседы сорок пять минут истекли, а Черенков продолжал говорить.

Когда лекция закончилась, Орешкин от имени слушателей поблагодарил Черенкова и пожал ему руку. Пока люди выходили из клуба, Орешкин и лейтенант разговаривали на сцене. Вскоре к ним подошел Павел.

— Юрий Васильевич, познакомьтесь: мой племянник Павел.

Черенков подал руку:

— Очень рад...

— Я тоже рад познакомиться с вами, — подхватил Павел. — С удовольствием послушал вашу беседу. Содержательная, нужная. Заставит кое-кого задуматься. Ротозеи-то у нас еще не перевелись.

Черенков невольно взглянул на главного инженера и заметил, как при этих словах лицо инженера передернулось. Чтобы как-то сгладить неловкость, лейтенант дружелюбно похлопал Павла по плечу:

— Павел, — не знаю, как вас по батюшке, — не надо комплиментов...

— Павлом Ильичем меня величают. Нет, я серьезно. Вот, к примеру, буквально два дня тому назад ко мне подошел один субъект и, знаете, чем он у меня интересовался? Расспрашивал, есть ли у нас, в Якутии... военные аэродромы.