Однако в следующее воскресенье майор Марченко не поехал на рыбалку. В этот день он докладывал Турантаеву, что в эфир вышла неизвестная радиостанция.

— Место передачи, говоришь, запеленговали? — переспросил подполковник. — И специалисты утверждают, что это не радиолюбитель?

— Да, но какие это специалисты! Они же сами просто любители-коротковолновики.

— Тем более своего сразу бы узнали. У них же существуют какие-то свои условности для установления двухсторонних связей. Ну ладно, текст перешлем в Якутск. Там разберутся. А что вы думаете делать?

— Частоту, на которой работал передатчик, взяли под контроль. Кое-что думаю установить через рыбаков: стучал-то он из района озера. Под рыбака, очевидно, маскировался.

— Есть у вас там надежные люди?

— Кое-кто найдется. Хотя бы наш общий знакомый, Павел Орешкин.

— Не возражаю. Он нам уже кое-чем помог. Данные на него однако нужно взять в военкомате. Ну, как он там?

— Ничего. Жениться собирается.

— Ишь ты, проворный какой!

— Айсен Антонович, — осторожно начал Марченко, — а во всем этом нет связи: похищение бланка, убийство Дроздова, неизвестная рация в эфире?

...Возвратившись в Северогорск, Марченко целую неделю искал пути к неизвестной радиостанции. Когда он потерял уже всякую надежду, странная мысль пришла ему в голову. Он боялся ей поверить, но неожиданно она получила подтверждение совсем с другой стороны.

Возвращаясь как-то от рыбаков, он увидел возле здания, в котором работал, целую «делегацию». Здесь были полковник Вагин, Турантаев, эксперт-криминалист МГБ республики майор Шубин со своими помощниками. Открывая кабинет, Марченко пошутил: «Что-то вас нынче маловато прилетело!»

— Это еще не самое интересное, — весело сказал Вагин, садясь к столу и доставая из портфеля розовые бланки. — На, читай! Это ответы из Германии и Австрии на запросы о нашем знакомом.

Прочитав оба документа, Марченко недоуменно взглянул на министра:

— Ну и что? Отдел контрразведки группы советских войск в Германии сообщает, что Павел Орешкин пропал без вести, из Австрии подтверждают его службу и демобилизацию. Все очень просто, как он мне и рассказывал. Никуда Павел не пропадал, а был ранен, отправлен в тыловой госпиталь, а по выздоровлении попал в другую часть.

— Я все же решил уточнить, — перебил майора Вагин. — И вторично просил товарищей в Германии проверить все обстоятельства исчезновения Павла Орешкина. Вот ответ, — и он протянул Марченко конверт.

В нем-то и было самое интересное. В частности, сообщалось, что старшина Орешкин П. И. в боях под Берлином был тяжело ранен и какое-то время оставался на поле боя. Когда была отбита контратака немцев и санитары прибыли за Орешкиным, того на месте не оказалось. Как было установлено в дальнейшем, старшина в тяжелом состоянии был похищен пробравшимся в ряды Красной Армии офицером немецкой разведки Гансом Штилем, носившим фамилию Чернова, имевшим звание лейтенанта и служившим командиром взвода, в составе которого воевал Павел.

Далее указывалось, что по имеющимся перепроверенным сведениям в настоящее время Орешкин П. И. находится в американском секторе Берлина, где его пытаются обработать в антисоветском направлении и завербовать в одну из вражеских разведок. В заключение говорилось, что Штиль был впоследствии арестован, дал на следствии показания о похищении Орешкина и по приговору суда был расстрелян.

— Их что, два, Орешкиных? — продолжал сомневаться Марченко. — Или у нас другой? Но ведь его узнали дядя, невеста.

— Ну и хитрый ты, Иван Петрович, — вдруг рассмеялся Вагин. — Вижу, и у тебя есть что сообщить насчет этого циркового номера «2-Павел-2». Давай выкладывай, не темни.

— Прямо чертовщина какая-то, товарищ полковник. Именно сегодня я как раз об этом думал. Вспомнил, как Яна Дмитриевна, это его девушка, однажды шутя сказала, что Павел, мол, хоть и молодой, а уже страдает склерозом. Забыл, о чем писал в первом письме, и как-то смутно помнит их встречи в Ленинграде...

— Интересно. Продолжайте.

— Она еще говорила, что Павел очень любит перечитывать свои письма, что хранятся у нее, и почему-то просил уничтожить старые его фотографии, как якобы неудачные.

Марченко помолчал с минуту, вытащил было трубку, но вспомнил, что остальные некурящие, и снова спрятал ее в карман. Потом решительно махнул рукой:

— Товарищ полковник, я вот еще что выяснил: в день выхода в эфир неизвестной радиостанции Павел рыбачил именно на том озере. Его там видели.

Вагин поднял мохнатые брови:

— Не много ли для одного человека?

— Есть еще небольшой штрих, — вступил в разговор Турантаев. — Странновато он себя вел во время нашей беседы. Чувствовалась какая-то настороженность, словно бы неуверенность в себе. Это у бравого-то старшины!

— Которого ты как раз уговаривал пойти к нам в органы, — подхватил Вагин и расхохотался.

— Каюсь, был такой грех, — улыбнулся подполковник.

Прикинув так и эдак, чекисты решили, что категорически утверждать, что Павел Орешкин не тот, за кого себя выдает, все же рановато. Следовало продолжить проверку. И прежде всего посмотреть на его письма к Яне, желательно первые и последние, а также на фотографии из семейного альбома. Провести эту операцию должен был майор Марченко.

Утром следующего дня Марченко взял самоучитель игры на аккордеоне, вооружился небольшим фотоаппаратом и отправился к Яне.

Позвонив, он услышал знакомый голос: «Открыто, входите». Но как только он переступил порог, Яна вскрикнула:

— Ой, Иван Петрович! А я думала, кто из своих... Вот полы решила помыть, — смутилась девушка, не зная куда деть мокрую тряпку, которую держала в руках.

— Я тоже иногда упражняюсь.

— Моете полы?!

— Мою. А почему вас это удивляет? Ничего зазорного в этом не вижу. Жене-то помогать надо. Она тоже работает.

— Проходите в комнату, Иван Петрович. Я сейчас. Осталась самая малость...

Марченко прошел в комнату, сел у окна и, как бы от нечего делать, принялся рассматривать альбом с фотокарточками. Его взгляд задержался на одном из снимков Павла...

— Ну как? — спросил Вагин, когда Марченко вошел в кабинет.

— Все в порядке, товарищ полковник. Сейчас сделаю снимки.

— Только печатайте все одного формата, — попросил эксперт. — И письма тоже.

Когда снимки были готовы, Марченко положил их перед полковником и пробубнил:

— Во всяком случае, я лично никакой разницы ни в почерках, ни в фотокарточках не усматриваю.

— Думаешь, я скажу? — Вагин посмотрел на майора, потом повернулся к эксперту. — Это — хлеб Василия Кузьмича, слово за ним.

— И скажу, — заверил эксперт, потянувшись к отпечаткам.

— Э, батенька мой, подожди, — Вагин перехватил руку эксперта. — Так дело не пойдет. Все должно быть по правилам. Сейчас вынесем постановление, вот тогда и работай, — с этими словами он взял лист бумаги и стал писать. — Вот теперь, пожалуйста, — Вагин протянул эксперту постановление. — Перед вами всего-навсего два вопроса: установить, не исполнены ли письма разными авторами и не изображены ли на этих снимках разные лица.

Часа через два эксперт положил перед министром заключение:

— Вот и все, что требовалось доказать. Письма написаны разными лицами. Что касается фотокарточек, то на двух из них снят один и тот же человек, а вот на этой, несомненно, — другой.

— Как вам это нравится? — Вагин обвел взглядом присутствующих. — Занятно, правда? Надо полагать, не завербовав Павла Орешкина, они подсунули нам двойника. Неплохо сработано. И надо же было природе создать таких похожих людей! Теперь понятно, почему он туманно помнит первое «свое» письмо, первые встречи. Потому, что не было их у него — ни письма, ни встреч. И все же они воспользовались некоторыми документами настоящего Павла.

— А почерк? Вы посмотрите, товарищ полковник, как он похож! — не удержался Марченко.