— Назовите свой псевдоним?

— У меня его нет.

«Не врет», — заключил Турантаев, вспомнив содержание шифровки, где было сказано: «Работайте с семнадцатым. Связь по расписанию. Центр».

— Агентурный номер?

Шпион загасил окурок об столешницу, швырнул его на чистый пол.

— Тоже нет.

— Допустим, хотя это и не принято в практике ваших хозяев. — Турантаев взял лист бумаги, красным карандашом, тем, которым расписывался на шифровке, вывел крупную цифру 17 и взглянул на шпиона. Тот был бледен, часто и тяжело дышал. На лбу вновь выступили капли пота, которые с висков медленно стекали на белые, как известь, щеки, затем на острый подбородок и, срываясь, падали на колени.

Что с ним? Волнуется? Понял, что все кончено? Турантаев взял листок и, подавая шпиону, спросил:

— А эта цифра вам знакома?

Шпион уставился в одну точку отрешенным взглядом, продолжая молчать.

— Ну ничего, скажете в другой раз. — Подполковник нажал на кнопку звонка.

Конвоир подошел к шпиону и быстрым движением снизу вверх поднял ствол автомата. Шпион, словно пьяный, пошел к двери, взялся за дверную ручку и, повернувшись к подполковнику, с ухмылкой заявил:

— Зря стараешься, начальник! Ни хрена ты от меня не узнаешь.

— Тем хуже будет для вас.

— Мне уже все равно. Но ты от меня ничего не добьешься. Ничего!

Турантаев еще раз просмотрел шифровку и окончательно уверился, что «Вольф», действительно, мало знает о задании, а поэтому дело о его преступной деятельности уже сейчас можно готовить в суд. Что же касается второго, то с ним, как видно, придется повозиться. Турантаев позвонил в аэропорт и справился, когда будет самолет из Якутска. Ответили: сегодня не будет. Идет шторм.

Затем подполковник созвонился с главным инженером.

— Иван Александрович, здравствуй. Турантаев говорит. Ты уж прости, что я тебя беспокою. Тут, понимаешь, такое дело... да ты не волнуйся, не волнуйся. Мы Павла пригласили. Да, твоего племянника. Он у нас поработает сегодня ночку. Что? Ну этого я по телефону тебе не скажу. Надо, понимаешь, надо. Так что вы там не беспокойтесь и не ищите его. Понял? Ну и добре. Ну, а как ваша жизнь? На уровне, говоришь? Прекрасно. Ну бывай, всего хорошего.

Он посмотрел на часы, собрал со стола документы и вышел в приемную. Капитан Оллонов сидел на диване и читал какой-то журнал.

— Арестованных покормили?

— Давно. Но этот, второй, даже не притронулся к пище.

— Что, голодовку объявил? Присматривайте тут за ним. Да вот еще что. Позванивайте в аэропорт. Будет самолет из Якутска — дайте мне знать. К нам министр летит.

— Понял, Айсен Антонович. Будет сделано.

Полковник Вагин прибыл в Адычан только утром следующего дня.

— Что тут у вас творится? Целую ночь на запасном просидели.

— Ветер был сильный, боковой, — сказал Турантаев.

— Ветер? Ну, что нового?

— Порадовать нечем. Молчит. Больше того, заявил, что ни черта я от него не получу, — виновато признался Турантаев.

— А не выигрывает ли он время?

— Не думаю.

— Попробуем договориться, — задумчиво проговорил Вагин. — А этот, первый, так больше ничего и не рассказал?

— Ничего. Наверное, он действительно должен был получить задание от курьера.

Услышав от министра, что дело в центре взято на контроль, что там ему придают большое значение и что уже принимаются меры к освобождению настоящего Павла, Турантаев спросил:

— Чтобы использовать его вместо этого?

— Да. А отсюда следует... что?

— Следует непочатый край работы. По существу, мы только приступаем к настоящему делу.

— Верно, — согласился Вагин. — Работы будет много.

Ознакомившись с полученным из разведцентра ответом, министр приободрился.

— Неплохо получилось. Поверили. Это уже кое-что. Но мы, Айсен Антонович, пока не знаем точно, зачем они к нам пожаловали. На эти вопросы нам должен ответить «семнадцатый». Прошу вас, распорядитесь, чтобы его привели.

Отдав распоряжение, Турантаев подробно рассказал министру, как был задержан второй шпион, как он его допрашивал и как тот разволновался, когда дело дошло до его агентурного номера.

Доклад его был прерван вошедшим в кабинет Оллоновым. Не попросив у министра разрешения обратиться к своему непосредственному начальнику, капитан взволнованно выпалил:

— Он умер!

— Что! — не поверив услышанному, переспросил Турантаев.

— Второй шпион умер.

— Как умер?!

— Люди, Айсен Антонович, умирают по-разному, — спокойно вставил Вагин, словно ничего особенного и не произошло. — Стало быть, он вас провел. Вероятно, кроме изъятой ампулы с ядом, у него были и другие средства для самоубийства.

— Да, но как же так?! — недоумевал Турантаев. — Мы же его тщательно обыскали. Ничего у него не оставалось. Я уверен в этом. А вы почему за ним не смотрели? Я же вам напоминал об этом, — накинулся он вдруг на капитана.

— Да он, наверное, еще с вечера. Я думал, он спит, а он...

— Айсен Антонович, — обратился к подполковнику Вагин, — капитан скорее всего не виноват, да и шумом тут не поможешь. Самоубийство совершилось. И нам ничего не остается, как отправить труп в морг и назначить экспертизу. Там наверняка установят, отчего он умер. Так что действуйте. А до результатов экспертизы потолкуем еще с первым...

Турантаев виновато посмотрел на министра и указательным пальцем потер виски.

— Ничего не понимаю, — он запустил руки в волосы. — Где, в чем моя ошибка?

— Будем надеяться, Айсен Антонович, что эксперты найдут нашу ошибку.

— Борис Иванович, а вы-то тут причем?

— Ну как же? Мы все в ответе.

— Нет, нет, в его смерти виноват я один и... готов нести любое наказание.

— Эк, куда хватил. Подобное могло случиться с каждым, — Вагин умолк, но вскоре заговорил снова: — Жаль, конечно. Мы потеряли очень важное звено. Теперь придется полагаться только на свою сообразительность и на передопрос этого... По-моему, его как раз ведут. — Вагин посмотрел на дверь, за которой послышались неторопливые шаги. — Если же он ничего нового не расскажет, будем исходить из того, чем уже располагаем, а его... — министр не закончил своей мысли: в кабинет ввели арестованного. Посмотрев на шпиона, Вагин отметил, что тот заметно сдал. Всегда румяные щеки стали бледными. В глазах сейчас читались испуг, озабоченность, тоска. Вялыми стали и движения. Разглядев все это в долю секунды, Вагин пригласил вошедшего сесть.

— Кроме того, что вы уже рассказывали, что-нибудь добавить можете?

— Ничего, — сипловатым голосом ответил шпион, тут же прокашлялся и уже более твердо пояснил: — Я вам рассказал все. Честное слово, все. Мне надлежало войти в доверие к дяде, собрать о нем, как я уже говорил, компрометирующие данные, а вербовку его должен был осуществить мой напарник. От него же я должен был получить и задание на будущее. Надеюсь, он вам подтвердит это.

«Ничего он уже больше не подтвердит», — подумал про себя Вагин и попытался уточнить:

— Так-таки и ничего? Никакого другого задания вы не имели? — полковник внимательно, но спокойно смотрел на шпиона.

— Никакого, — не выдержав взгляда полковника, тот опустил глаза. — У меня было задание только в отношении дяди...

— «Дяди!» — не без иронии произнес Вагин. — Какой он вам дядя? За кого вы нас принимаете? Вот, читайте, — он бросил через стол заключение экспертизы по фотокарточкам и письмам. — Пора кончать эту комедию. Читайте же, — приказал он шпиону, который сидел не шелохнувшись. — Там достаточно ясно сказано, какой вы Орешкин. Больше того, настало время сказать вам: настоящий Павел жив, и не исключено, что скоро будет здесь. Вот так-то. А вы — «дядя» да «дядя!»

Поняв, что свершилось то, чего он больше всего боялся, шпион плохо слушал полковника. Опустив голову и зажав между коленями кисти рук, он думал о смерти и мысленно уже прощался с жизнью.

Угадав состояние шпиона, Вагин стал прохаживаться по кабинету, давая арестованному возможность прийти в себя. Так прошло минут десять. Затем он снова подошел к шпиону.