— Видишь? — шевеля шилом проводок, спросил капитан. — Как ты думаешь, каково его назначение?

— Если он есть, то, наверняка, нужен, — уклончиво ответил Черенков.

— Точно, — засмеявшись, согласился Оллонов. — Это ведь не просто портсигар, а портсигар-фотоаппарат.

— Фотоаппарат? Что-то на кино смахивает...

— Кино? — усмехнулся Оллонов. — Я больше чем уверен, вот здесь, у меня в руке, — он потряс огромнейшим кулачищем, — находится микропленка. Так что я сейчас займусь пленками, а ты собирай портсигар, только прежде позвони полковнику, чтобы они придержали геолога.

— Вы думаете, этот тип мог что-нибудь сфотографировать? Но тогда зачем он подарил этот фотоаппарат Ивану Александровичу?

— Снимал, Юрий, не арестованный, это делал сам геолог.

— Орешкин?!

— Орешкин, Орешкин. Затвор-то работал автоматически, как только срабатывала зажигалка. Сидя за чертежами, Иван Александрович прикуривал от зажигалки и сам того не замечая, фотографировал. Ты в органах недавно, и пока не встречался с подобными вещами. Ну давай трудись...

Через полчаса Оллонов положил перед лейтенантом два отчетливо сделанных снимка.

— Что это, чертежи?

— Они самые. — Было видно, что капитан доволен своей работой. — А вот секретные ли, об этом сейчас нам скажет Иван Александрович. А у тебя как? — он посмотрел на лежавшие на столе детали. — Не собирается?

— Вы угадали, — чистосердечно признался Черенков.

— Ну-ка, дай мне, — и Оллонов стал собирать портсигар, но уже без фотоаппарата. Черенков был буквально поражен памятью капитана. Тот брал большими пальцами мелкие, похожие друг на друга детали, умело ставил их на свои места, закрепляя винтиками. Минут через пятнадцать портсигар был собран, и капитан несколько раз с удовольствием щелкнул зажигалкой.

— Теперь это — безвредная игрушка. Опасная лишь тем, что за ней будет охотиться разведка. Даже если узнает о провале агентов. Ну ладно, пошли к начальству...

Когда они вошли в кабинет, Оллонов отметил про себя, что Орешкин заметно успокоился. Интересно, как он среагирует? Капитан положил перед геологом два снимка.

— Где вы взяли эти чертежи?! — Орешкин даже привстал.

— Вам они знакомы? — в свою очередь спросил Оллонов.

— Это же мои чертежи... Но я никогда не выносил их из кабинета. Как они могли оказаться у вас?

— Скажите, они секретны? — поинтересовался Вагин.

— Конечно! Но где же вы их взяли? — Орешкин умоляюще посмотрел на Оллонова.

— Я их получил из вашего портсигара...

— Моего? Но он же у меня... — Орешкин полез в карман.

— Нет. Вот этот ваш, а у вас — портсигар арестованного. Я их временно обменял.

— Крепко же они меня опутали! Я даже не знаю, как вас и благодарить...

— Благодарить нас, Иван Александрович, не за что. Мы выполняем свой долг, — сказал Вагин.

— Все это я понимаю. Но все же... Вы знаете, — Орешкин обернулся к Турантаеву, — я подарю вам этот портсигар. Чтобы помнили, как он вам достался...

— Спасибо, Иван Александрович, я, хоть и не курю, но с удовольствием приму от вас этот подарок. Только не сейчас. Портсигар должен оставаться у вас. Не исключено, что иностранная разведка начнет охоту за ним, поэтому с вашей, конечно, помощью мы, возможно, выявим этих охотников и обезвредим их.

— Я понял и готов оказать любую помощь, — твердо произнес Орешкин.

...Турантаев снял трубку, набрал нужный номер и поинтересовался результатами исследования.

— Как? В одном? А в другом? Нормальные? Понял. Спасибо. А заключение когда будет готово? Благодарю. Ждем. — Он положил трубку на место. — В одном отделении портсигара папиросы действительно оказались отравленными.

— А я что говорил? — подхватил полковник. — Не очень сложная ловушка. Другим отделением он мог спокойно пользоваться, не причиняя себя вреда.

— Теперь я понял, почему он тогда поломал папиросу. Значит я вытащил ее не из того отделения. А мне-то показалось, что он волнуется... — казнился Турантаев.

— Айсен Антонович, хватит панихиду справлять. Что случилось, того уже не исправишь. Лучше подумаем, как будем продолжать. А Новакова придется передопросить. Он же ни словом не обмолвился о портсигаре.

Часть вторая[5]

СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ[6]

Узкой чуть приметной тропинкой к берегу реки неторопливо спускались двое. В укромном месте их ожидала рыбацкая лодка.

И хотя день был солнечным, а разгулявшийся ночью ветер почти стих, река вела себя неспокойно. Волны с шумом набегали на галечный берег и откатывались, оставляя на камнях клочья грязно-белой пены.

— Как, не помешают? — капитан проводил взглядом очередную волну.

— С лодки работать, наверное, не придется, — ответил Черенков.

— Ладно, не успокоится — выйдем на берег, — капитан снял рюкзак.

Он сильно оттолкнулся от берега, и крупная волна резко качнула лодку. Умело работая веслами, Оллонов выровнял лодку, и она послушно пошла в нужном направлении. Плыли не спеша, времени было достаточно. Часа через полтора река заметно успокоилась.

— Смотри-ка, природа работает на нас, — ритмично налегая на весла, улыбнулся Оллонов, направляя лодку в густо заросшую осокой и камышом курью. Опустив весла, он встал во весь рост и осмотрелся. Убедившись, что поблизости никого нет, сказал:

— Ну, Юрий, начнем. И время в аккурат подходит.

— Есть начинать! Сейчас развернем нашу «Би-Би-Си», — Черенков потянулся к рюкзаку.

— На «Би-Би-Си» она у нас непохожа. Давай мы назовем ее по-своему. Ну, хотя бы «И-ЭР-ЦЭ».

— Не совсем понятно. Расшифруйте, Николай Спиридонович.

— Игра с разведцентром. Пойдет?

— Неплохо.

Привычным, заученным движением Черенков раскрыл чемоданчик, размотал антенну, забросил ее конец на стебель высокого камыша и, включив рацию, доложил капитану о готовности к работе.

— Отлично, но еще почти три минуты, — посмотрев на часы, проговорил Оллонов. — Обождем. Там точность любят.

— Признаться, Николай Спиридонович, я волнуюсь. Отчего бы это?

— А ты думаешь, я не волнуюсь? Полагаю, что и там, — Оллонов махнул рукой на запад, — тоже волнуются. От того, как у нас сегодня получится, зависит многое. — Он снова взглянул на часы и почему-то понизил голос почти до шепота: — Время, давай!

Лейтенант взялся за ключ, отстучал условный сигнал, затем знак настройки и сразу же позывной центра. Повторив вызов дважды, он переключил рацию на прием и осторожно стал вращать верньер настройки. Оллонов, опустившись на корточки, поглядывал то на лейтенанта, то на рацию, ожидая ответа. Его почему-то не было.

Повторив вызов еще раз, Черенков постарался поточнее установить заданную частоту. Однако и на этот раз ответа не последовало. Он виновато взглянул на капитана и пожал плечами.

— Молчат? — почти шепотом поинтересовался тот.

— Похоже на то, — также тихо ответил Черенков.

— Пробуй еще...

Вдруг в наушниках послышались слабые сигналы очень далеко работающей радиостанции.

— Есть! — вырвалось у Черенкова. Прижав плотнее руками наушники, он стал вслушиваться в слабый писк морзянки и вскоре понял, что связь установлена: принял сигнал «ЩСА?».

— Запрашивают, как я их слышу, — не отрываясь от рации, «перевел» сигнал лейтенант.

— А как ты их слышишь?

— Слабо.

— Работать сможешь? — уточнил Оллонов.

— Думаю, да.

— Тогда соглашайся на работу.

Черенков простучал сигнал «ЩСА4», что означало «слышу хорошо» и, получив согласие на прием радиограммы, стал передавать шифровку. После подтверждения корреспондента о приеме, он принял сигнал «АС-10-15».

Выключив рацию и сняв наушники, Черенков достал носовой платок, вытер вспотевший лоб и только после этого объяснил Оллонову, что их просят ждать десять-пятнадцать минут.