— Да и ты почти такой же. Правда, немного возмужал и...

— Не надо, — прервал ее Павел. — К чему такая проза, «такой же», «возмужал»? Мы же с тобой почти...

— Так уж и сразу... — уловив смысл его многозначительной недомолвки, немножко отстранилась Яна.

— А что тут такого? — и Павел вновь привлек ее к себе.

— Ну, Паша, будет...

Только теперь обратил он внимание на ее голос, грудной, с бархатистыми переливами.

К вечеру того же дня Павел попросил Яну сходить с ним в промтоварный магазин, где он купил ей скромный подарок — косынку и духи. Не оставил без внимания и будущую тещу — преподнес недорогие, но красивые серьги, клетчатый фартук, которому старушка особенно обрадовалась. По душе пришлось ей, старой, и то, что Павел сразу проявил хозяйственную жилку: заменил в окне разбитое стекло, нарубил и натаскал дров, потом с Яной сходил по воду.

После ужина девушка увлекла его в Дом культуры — в кино и на танцы. Павел оказался прекрасным танцором и показал местной молодежи несколько модных танцев. Девушки с восхищением и затаенной завистью приглядывались к этому бравому и симпатичному парню.

В эту светлую северную ночь — солнце теперь светило круглые сутки — Павел с Яной допоздна гуляли по тихим, уснувшим улицам города. Добрели до корпусов политехнического техникума. Яна между прочим сказала, что при техникуме есть хорошая спортивная площадка и что она нередко бывает здесь, занимается в волейбольной секции. Выяснилось, что и Павел увлекается спортом, однако больше всего любит охоту и рыбалку.

Они шли уже по другой улице. Павел обратил внимание на вывеску над дверью одного из зданий и прочитал вслух: «Уполномоченный МГБ».

— Вот где, оказывается, канцелярия твоего знакомого по фамилии... Марченко.

Яна удивленно вскинула брови.

— Подполковник Турантаев рассказывал.

— Смотри-ка, какие уже у тебя связи!

— Знаешь, он меня к себе на работу приглашал. У тебя, говорит... — он замолк: из-за угла дома с вывеской вышел мужчина.

— Иван Петрович, добрый вечер! — весело воскликнула Яна и шепнула Павлу: — Майор Марченко.

— Здравствуйте, Яна Дмитриевна, здравствуйте, — уважительно откликнулся Марченко, закрывая ставни. — Вечер, говорите? А ведь уже час ночи. Поистине, счастливые времени не замечают.

Марченко направился было к крыльцу, но Яна остановила его, познакомила с Павлом и тут же спросила, не раздумал ли он продолжать уроки музыки. Майор ответил, что был очень занят, а с завтрашнего дня обязательно возобновит учебу.

— Говорят, рыбак рыбака видит издалека, — улыбнулась она. — Вы ничего не чуете?

Марченко, как бы опомнившись, схватил Павла за плечо:

— Рыбак?!

— Увлекаюсь немного.

— Давайте утречком и махнем. Вчетвером. Я сагитирую жену. Утром рано ждите нас.

— Спокойной ночи, — пожелала Яна, и когда майор отошел, спросила Павла: — Ну, как тебе, понравился мой ученик?

— Веселый, видать, мужик. Но я ему не завидую. Уж больно беспокойная у них работенка. Впрочем, я их уважаю, чекистов. Народ волевой, решительный, смелый, а, главное, очень хитрый.

— А враги наши какие? Чтобы разоблачить их, надо быть намного хитрее, смекалистее.

Павел снисходительно усмехнулся.

— Ты говоришь таким тоном, будто только тем и занималась, что ловила шпионов.

— Не смейся, Паша.

— Прости. Я и сам, можно сказать, разоблачил в Адычане одного подозрительного субъекта. По заданию подполковника Турантаева. — И он рассказал о случае с радистом Огневым.

— Видишь, какой ты у меня! — восхитилась Яна.

— Думаю, и ты поступила бы точно так. И, может быть, и у тебя было нечто подобное? Было?

— Откуда? Ничего у меня не было. Но если какой враг подвернется, не растеряюсь.

В ее глазах теплился ровный спокойный свет. Павел похвалил ее, привлек к себе, обнял.

— А скажи, Яна, этот майор давно у тебя берет уроки?

— Не очень. А что?

— По-моему, он к тебе неравнодушен...

— Эх ты! Уже приревновал?

Павел поспешил обратить все в шутку:

— Ты перед сном молилась, Дездемона? — и, растопырив пальцы, грозно двинулся к ней.

Яна засмеялась, пустилась бежать. Он скоро настиг ее, поднял на руки, поцеловал.

— Знаешь, Паша, у меня есть предложение, — сказала девушка, когда он поставил ее на ноги. — Пойдем домой. Тебе надо отдохнуть с дороги.

— Главное, рыбалку не проспать, — добавил он, — а то майор обещал поднять рано.

Улегшись в отведенной ему крохотной комнатке, Павел, стараясь ни о чем не думать, повернулся к стене и закрыл глаза. Но тщетно он пытался уснуть: перед глазами неотступно мелькала Яна. Ее выразительные черные глаза, тонкий овал лица. Ее гибкая стройная фигура. В ушах звенел ее голос. Как она обаятельна! Чудесная девушка!

Павел повернулся на другой бок и повыше натянул одеяло.

Назавтра, когда неутомимое полярное солнце, простоявшее всю «ночь» над макушками сопок, снова двинулось по кругу, остроносый старый катерок уже мчался по протоке, унося на борту четверых. Через полчаса они выбрались на заросший камышом берег небольшого заливчика.

Клев был хорошим. То и дело слышалось: «Есть!» «Попалась!» «Еще одна!». В десять часов женщины окликнули рыбаков, и те, сложив улов в одно лукошко, побрели к костру.

— Вы только посмотрите, сколько они наловили, — воскликнула Яна.

— А мы сюда, за двадцать километров, дурака валять приехали? — Павел подмигнул майору. — Вот сейчас подзаправимся — и снова за удочки.

У костра Павел с видимым удовольствием рассказывал о службе, жизни за границей, о своих планах на будущее. Наконец, когда эта тема была исчерпана, он поднял руки:

— Послушайте, товарищи! Что это мы все обо мне да обо мне. Неужели вам, Иван Петрович, нечего рассказать?

— А знаешь, Паша, действительно, вроде бы нечего. Ну, служил в армии, на третьем месяце войны был тяжело ранен, а потом так и застрял в тылу.

— Не скажите! Слово «застрял» к вашей работе как-то не подходит.

— Правда, Иван Петрович, расскажите что-нибудь такое остросоусное, что ли, — взмолилась Яна. — Ведь были же случаи...

— Вот именно, — поддержал девушку Павел. — Про этих, как их, шпионов, диверсантов. Ведь ловили же вы их!

— Да вот как раз и не пришлось.

— А немецких прихвостней: старост, полицаев, предателей? Я даже в газете читала про одного такого.

— Такие попадались, — серьезно посмотрел на Яну майор. — Было несколько случаев и... все непохожие друг на друга. Эти люди ведь тоже разные были. Были, конечно, и ярые враги, давно затаившие ненависть к Советской власти и только жаждавшие удобного случая удовлетворить ее. Эти особенно зверствовали, да и мы с ними не церемонились. А были и просто темные, недалекие люди, по недомыслию или случайно попавшие на службу к немцам и не обагрившие руки кровью советских людей. Таких, бывало, и прощали.

— Прощали?! — Павел даже сплюнул. — Как же так? Да я бы их...

— Успокойся, Паша, — Марченко нахмурился.— Как ты, да как бы я — не в этом дело. Советский закон знает, кого карать, кого миловать.

— У нас законы гуманные, а на мой взгляд, даже слишком. Правда, иной раз и не поймешь. Вот, к примеру, слышал я, ребята рассказывали. Один солдат попал в плен и был завербован немецкой разведкой. После войны забросили его к нам, но скоро поймали, так что и сделать-то он ничего не успел. Как бы вы с ним поступили, Иван Петрович?

— Опять, двадцать пять! При чем здесь я? По закону б его, конечно, судили, но если бы признался чистосердечно, большого срока ему не дали бы.

— А его, говорят, расстреляли!

— Не может быть. Ты, наверное, что-то не понял, или рассказчик не все знал.

...В город возвращались поздним вечером. Всю дорогу Павел восхищался уловом, особенно пойманным лично большущим чиром.

— Через недельку махнем снова? — предложил Марченко.

— Непременно, — подхватил Павел. — Только не ручаюсь, выдержит ли душа рыбака до воскресенья. Дорогу-то на озеро теперь я знаю...