— А у вас сегодня что, постный день? — улыбнулась девушка, жуя пирожок.

Перебросившись с секретаршей несколькими ничего не значащими фразами, он попросил машинку и унес ее к себе в кабинет. Достал лист самой лучшей бумаги, копирку, заложил все это в каретку и потянулся за бланком. Но рука его так и замерла над столом: бланка с грифом «Совершенно секретно» не было. Что такое?! На столе же оставил! Куда же он мог деться?

Орешкин приподнял рабочую тетрадь, перелистал ее постранично. Нет. Перебрал на столе все документы, стопку бумаги, посмотрел под стол, потом сдвинул его с места. Даже все карманы обшарил. Что за чертовщина?!

Невидимка, что ли, утащил или злой дух тундры? Орешкин горько усмехнулся своим мыслям. Не жидкость, чтоб испариться. Нет, бланк где-то здесь.

Снова и снова были перерыты все документы, книги, просмотрен сейф. Сдвинута вся мебель. Но, увы! Отчаявшись, он кинулся к начальнику экспедиции и, лишь торкнувшись в запертую дверь, вспомнил: тот еще с утра уехал на дальний рудник с представителями из Москвы.

— Вот это и привело меня к вам, — не отрывая взгляда от подполковника, закончил свой рассказ Орешкин.

— М-да, — Турантаев провел рукой по волосам. — Сколько минут вы пробыли в машбюро? Минут десять, говорите? По-моему, этого вполне достаточно, чтобы проникнуть в ваш кабинет, выкрасть бланк и, закрыв дверь на замок, уйти никем не замеченным.

— Но это же почти невозможно! И рискованно! — возбужденно запротестовал Орешкин. — Я же мог войти в любую минуту. И потом — кому это надо?

— Скажите, Иван Александрович, — продолжал задавать вопросы Турантаев, — знал кто-нибудь из ваших сотрудников, что вы заканчиваете работу именно сегодня? Или, может быть, вы с кем-нибудь делились своими соображениями?

— Никто. Да я и сам не предполагал, что справлюсь сегодня.

— А не заходил ли кто к вам в кабинет в течение дня?

— Нет, никто. Кроме вот товарища лейтенанта, — Орешкин посмотрел на Черенкова.

Возникла неловкая пауза.

— Надеюсь, вы меня... не подозреваете? — оттопыренные по-мальчишески уши Черенкова побагровели, как прихваченные осенними заморозками осиновые листья.

Иван Александрович виновато склонил голову:

— Ну, что вы, как можно?

— Иван Александрович, кто вообще заходил в помещение экспедиции сегодня? Кроме меня, разумеется, — усмехнулся Черенков.

— Извините, но это не мое дело знать, кто вообще заходит или выходит, я ведь не вахтер.

Орешкин произнес это явно раздраженно.

— А это уж вы напрасно, — вмешался прежде молчавший Оллонов. — Вопрос задан лейтенантом не случайно. Как мы поняли, вы склонны считать, что бланк похитили. Так ведь? Ну, а раз так, то вспомните все-таки: кого-нибудь из посторонних, ну хотя бы уборщиц, кочегаров вы сегодня видели в управлении? Это очень важно. Очень.

— Помещение у нас убирается после работы. А кочегары, если и заходят, то только в дни получки.

— А кто у вас сегодня дежурит в котельной? Не знаете? Мы можем только предполагать: а вдруг это сделал кочегар, — намекнул Турантаев.

— Да что вы, Айсен Антонович! — нервно рассмеялся Орешкин. — Вот уж воистину: горячему охотнику и березовый пень зайцем кажется.

— Бывает, и кочерга стреляет, — отпарировал Турантаев. — Все может быть... Шахматисты говорят: чтобы выиграть партию, надо сделать много правильных ходов, а чтобы проиграть, достаточно одной ошибки. Так и у нас.

— Зайцев дежурит сегодня. Простодушный мужик. Чтобы он... не-ет. Два лета мы с ним по горам да марям лазали. Сущий клад он для экспедиции. Повар, буровик, взрывник, каких поискать. И кочегар. Исполнительный, честный. Нет, о нем и речи быть не может.

«Крепенько же он у них зацепился», — подумал Турантаев о Зайцеве и переспросил:

— Взрывник? А где же это он выучился? Курсы, что ли, проходил?

— Да какие там курсы, просто присмотрелся, что к чему, и наловчился.

Разговаривая, подполковник делал на листке бумаги какие-то заметки. У него пока еще не было определенного плана действий, слишком все было туманно. Время от времени тыльной стороной кисти он потирал свой большой чистый лоб, хмуря при этом черные, как смоль, брови.

— Вы сами кого-нибудь подозреваете?

— Определенно никого. Да, вот что. Вспомнил. Когда я шел за машинкой, — инженер откинулся на спинку стула, — я повстречался с Огневым, радистом. Правда, я его мало знаю, работает у нас недавно, но... какой-то такой... ну... — он примолк, явно затрудняясь, как сформулировать свое мнение об Огневе. Турантаев весь превратился во внимание, сотрудники его тоже.

— Но, тем не менее, не думаю, чтобы он...

— А все же какой он? Досказывайте, Иван Александрович.

— Понимаете, неуравновешенный какой-то. То вдруг чересчур болтливый и дурашливый, то вдруг ни слова из него не вытянешь — замкнутый, нелюдимый. Короче, бирюк бирюком. Вот и сегодня тоже... прошел мимо и даже не поздоровался. А то бывало, от него и не отцепишься.

— Понятно. Если не договориться о существовании черта, как говорил один философ, трудно судить, какого он цвета. И еще один вопрос, — снова стал серьезным Турантаев. — Вы рассказывали кому-нибудь о пропаже бланка? Нет? Хорошо. И пока никому об этом ни слова. Ведите себя так, словно ничего не произошло. Договорились?

Орешкин понимающе закивал головой.

— Еще раз пересмотрите все свои документы, — порекомендовал подполковник. — Авось да найдется, как говорится, чем черт не шутит. А вы, Николай Спиридонович и Юрий Васильевич, берите сейчас машину и поезжайте вместе с Иваном Александровичем. Что необходимо сделать в первую очередь, я здесь набросал, — передавая листок бумаги Оллонову, продолжал Турантаев. — Особое внимание обратите на два последних пункта. Остальное сами решите на месте. Я буду вас ждать.

В контору экспедиции они прибыли, когда рабочий день уже закончился и, кроме охранника, никого там не было. Орешкин провел их в свой кабинет, и они втроем принялись за поиски.

Часа через полтора все указания подполковника были выполнены, однако бланк найден не был. Не обнаружили они и каких-либо подозрительных следов.

— Твое мнение, Юрий? — Оллонов прищурил левый глаз.

— Какое тут может быть мнение, Николай Спиридонович? Придется еще поработать.

— Придется. Иван Александрович, скажите, враги у вас есть? — неожиданно спросил капитан.

— Враги?

— Ну, скажем, люди, которые неодобрительно или с завистью относятся к вам?

— Что вы! Какие там враги?

Оллонов по телефону доложил начальнику о результатах поисков.

— Так, — выслушав Оллонова, задумчиво протянул Турантаев. — Это уже не загадка, а настоящий ребус. Возвращайтесь, я вас жду.

Когда они вошли в кабинет, Турантаев стоял у окна, о чем-то раздумывая. Он внимательно посмотрел на вошедших, прошелся по кабинету, одернул полы пиджака.

Вряд ли кто из не знающих Турантаева при встрече с ним на улице, в театре или дружеской компании принял бы этого человека за боевого, умудренного опытом чекиста. Простой и приветливый в обращении с людьми, с лицом, смуглым и обветренным, глазами, излучающими чуткое внимание и добродушие, одним словом, обликом типичного якута-интеллигента, одетого обычно в штатский костюм, мог он скорее сойти за старого, заслуженного учителя...

— Значит, никаких результатов? — вопрос подполковника прозвучал полуутвердительно.

Оллонов развел руками:

— Никаких. Хотя теоретически можно предположить два варианта похищения документа: через дверь и через форточку окна. Форточка открывается наружу. Однако подходил ли кто к окну, установить сейчас уже невозможно: вон как расшалилось небо.

— Через форточку? Но это же почти невероятно, — усомнился Турантаев. — Ведь похититель должен был знать, что Орешкин завершил работу. Допустим, каким-то образом он узнал об этом, но еще надо было проследить, когда Орешкин покинет кабинет и оставит бланк именно на столе. Ведь мог же он его просто положить в сейф! Так?

— Так или не так, но за кабинетом Орешкина удобно наблюдать только со стороны котельной. Вот, я набросал схему расположения зданий.