— Я, шеф, могу выпить два литра виски и хоть бы что. Что же касается русской, то, надеюсь, много пить мне ее больше не придется. Ведь я русский. Жил в России и если окажусь там снова, меня «пропишут» в лучшем случае на Колыме. Хотя, — он сделал короткую паузу и внезапно осевшим голосом закончил: — я понимаю, в нашей работе может быть всякое...

— Вот-вот, — подхватил шеф, — вы отлично понимаете специфику работы. Майор Мэнсфилд, видимо, не зря превозносит ваши способности. Люди с таким дарованием хорошо справляются с заданиями, где бы им ни пришлось их выполнять. Ваш учитель — я имею в виду майора Мэнсфилда — по собственному опыту знает, какие большие дела делали многие в России и благополучно возвращались обратно. — Шеф взглянул на Мэнсфилда, который при этих словах сморщился так, будто вместо виски хватил уксусной эссенции.

Шеф продолжал как ни в чем не бывало:

— Мы с вами разведчики, и наше место там, где этого требуют общественные интересы.

— Что, меня уже... — Новаков не в силах был закончить вопрос.

— Да, дорогой Павел Ильич. Вы правильно поняли. У нас много дел и все срочные.

— Я, конечно, готов. Но, простите, почему вы называли меня Павлом Ильичем? Ведь я Петрович.

— Ах, вон вы о чем, — шеф улыбнулся. — Ну, раз уж коснулись этого вопроса, скажу. С этой минуты вы не Новаков Павел Петрович, а Орешкин Павел Ильич. Того же года рождения, только уроженец не Омска, а Ленинграда. Документы получите завтра. Они подлинные, и поэтому вас не подведут. У Орешкина, как установлено, близких родственников в России нет. Но в Якутии живет его дядя. Вот вам и поручается войти к нему в доверие. Сделать это будет нетрудно, так как они никогда не виделись. Там же, в Якутии, у Орешкина есть знакомая девушка. Вам обязательно придется побывать у нее и использовать хотя бы как ширму. В России держитесь спокойно, главное, старайтесь ничем не выделяться. Подробный инструктаж получите у майора.

— Все это хорошо. Но при встрече с девушкой... она-то сразу поймет, что я не Орешкин...

— Этого не опасайтесь, — твердо заверил шеф. — Мы не дураки, чтобы рисковать вами. Как это у русских говорят, — шеф улыбнулся, — мы тоже не лыком шиты. Во-первых, Орешкин познакомился с ней перед самым уходом в армию. Виделись они всего четыре раза. Встречи были короткими. Во-вторых, прошло порядочно времени, и она, естественно, немного подзабыла его. И, наконец, в-третьих... — шеф достал из кармана фотокарточку и положил перед Новаковым. — Посмотрите на этот снимок и скажите, кто на нем изображен?

Новаков взглянул на глянцевитый листок и слегка улыбнулся:

— Это я, конечно. Только не понятно, зачем вы мне это показываете?

Теперь настала очередь улыбаться шефу:

— Разведчику нельзя так ошибаться. Это, дорогой мой, Орешкин.

— Орешкин?!

— Он самый.

Новаков еще раз взял фотокарточку и стал внимательно рассматривать ее. Снимок был четким, и Павел без труда заметил шрам над правой бровью. Только теперь понял, зачем несколько дней назад хирург сделал ему такой же шрам.

— Надеюсь, вы теперь поняли, как много мы поработали и обеспечили, можно сказать, классический ввод вас к «дяде». От вашего имени мы уже послали фотокарточку девушке. Несколько писем — дяде. Основа, так сказать, заложена. Подробнейший инструктаж, как я уже сказал, получите у майора. Кстати, обратите особое внимание на отработку почерка.

Во время этого разговора майор Мэнсфилд сидел молча. Он был занят своими мыслями. Что будет с ним, если провалится и этот агент?

Стоявшие в углу большие кабинетные часы пробили три раза. Шеф, как бы не поверив им, достал из жилетного кармана свои, на золотой цепочке. Затем вышел из-за стола и, заложив за спину руки, прошелся по комнате, разминая онемевшие ноги. Наступила тишина, и только часы монотонным постукиванием нарушали ее. Так прошло несколько минут. Затем шеф подошел к Мэнсфилду, положил ему на плечи короткие, но тяжелые руки, заглянул майору в глаза.

— Я надеюсь, что наш Павел сделает все, что ему будет поручено. А если... — он еще пристальнее посмотрел на Мэнсфилда и после небольшой паузы закончил: — Если сделает, его жизнь навсегда обеспечена.

Мэнсфилд это «а если» понял правильно.

— Я уверен, он справится, — поспешно проговорил он.

— Вот и хорошо. А теперь отдыхать. Эти дни, — сказал шеф Новакову, — будете знакомиться с тем, что получите завтра. Из дому не выходить. Здесь вы найдете все. До отправки в Россию мы еще увидимся. А сейчас располагайтесь.

— У меня, — встал Новаков, — есть вопрос. Каким образом будет организована переправа?

— Вопрос резонный, — согласился шеф. — Вас поместят в один из лагерей военнопленных. Потом этот лагерь займут красные, вызволят, так сказать, вас из неволи. Пройдете фильтрацию, это не так уж страшно. Надо полагать, вас направят снова в армию, а уж после увольнения поедете к «дяде».

— Но я могу попасть в ту часть, где служил Орешкин, а там-то его знают...

— Пусть это вас не волнует. Все продумано до мелочей. Вы в этом скоро убедитесь. Ну, а теперь отдыхайте. Мы с майором уходим. — Шеф пожал агенту руку и направился к выходу. За ним последовал Мэнсфилд.

Через минуту Павел услышал, как несколько раз повернулся в дверном замке ключ, затем донеслись удаляющиеся шаги. Оставшись один, Новаков стал обдумывать свое положение. Он во всех подробностях вспомнил разговор с шефом. Значит, «непобедимая» военная машина Германии трещит по всем швам. Интересно, на что рассчитывают Мэнсфилд и этот толстяк? Он, конечно, не подал виду, что удивлен тем, что майор Штейн называет себя Мэнсфилдом. Немецкая ли это фамилия? Не похоже. А что, если они уже начинают работать на другую разведку? И он вместе с ними? Ну и черт с ним, хуже не будет.

В назначенный день Новакова снова посетил шеф. Усевшись напротив, он давал последние наставления. Внимательно всматриваясь в черты лица шефа, Новаков понял, что уже где-то встречался с этим человеком. Его холеное лицо, с глубоко сидящими серыми глазами и густыми пепельными бровями, никак не гармонировало с безобразно толстым туловищем. Плотно сжатые губы, далеко выступающий тонкий нос, раздвоенный подбородок, светлые волосы — все было знакомо Новакову, но, как он ни напрягал память, вспомнить ничего не мог. Между тем шеф говорил:

— Вы многое повидали. Вы были в боях в Сталинграде и правильно сделали, что ушли от русских. Я не знаю, известно ли вам, что из участников сталинградской операции никто в живых не остался. Да и трудно было уцелеть, — продолжал шеф. — Я был там, видел, что творилось...

Теперь Новаков вспомнил, что именно там он его и встречал. Однажды, когда он стоял на посту у штаба дивизии, провели на допрос пленного немецкого подполковника. Новаков еще внимательнее посмотрел на шефа и убедился: это тот самый немец. Как он оказался на свободе, Новаков не знал. Он сейчас понял другое. Судя по всему, кадровые разведчики гитлеровской армии уже переходят на службу к другим иностранным государствам и занимают там порой руководящие посты.

Беседа длилась несколько часов. Были уточнены самые незначительные детали, упущенные майором при инструктаже.

Затем Новакова переодели в поношенную красноармейскую форму и посадили в машину. А еще через минуту машина, которой управлял сам шеф, мчалась в сторону одного из лагерей военнопленных. Проехав несколько километров, шеф обратился к сидевшему рядом Мэнсфилду.

— Время, наверное, и нам переодеться в русскую форму, да и оружие приготовить, а то недолго и на «Иванов» напороться. — Он остановил машину, принялся переодеваться. Его примеру последовал и Мэнсфилд.

Осмотрев друг друга, они остались довольными. Шеф приказал Мэнсфилду:

— На всякий случай зарядите оружие.

Тот достал пистолет, передернул затвор... и вдруг прогремел выстрел — Новаков вскрикнул и схватился за живот.

— Что вы наделали?! — набросился на Мэнсфилда шеф. — Сорвали все дело! — Он захлопотал над агентом. Посмотрел на рану, пуля попала в правый пах. Продолжая ругать майора, шеф принялся перевязывать пострадавшего. Покончив с этим, он наклонился над Новаковым.