Он не договорил, подметив приближающегося к ним Увара.
— В седле усидишь, Бертилейн? — ласково спросил оберст. Виль сплюнул и отвернулся.
— Я… — начала ведьма, но у неё перехватило дыхание. Она очень устала и ослабла. — Я постараюсь.
— Рядом поеду, — буркнул убийца. — Авось успею подхватить, если свалишься.
Увар подал сестре руку и помог подняться. Ведьма тяжело оперлась на зятя и с трудом сделала шаг. Ноги горели, будто она шла по углям. Оберст заботливо довёл Магду до лошадей и подсадил в седло смирной каурой кобылы. Седло было дамское, один Заступник знает, где они его взяли в этой дикой стране и как выпросили. Не с собой же везли из самого Тафелона. Виль вскочил на гнедого мерина и подъехал ближе.
— Не падаешь, Маглейн? — спросил он. Ведьма помотала головой. Дурнота постепенно отступала.
Увар возьмёт её к крепости.
Колдун там. Колдун уже близко.
Скоро она сможет освободиться.
— Про Иргая-то не забудь, — сказал убийца Увару. Оберст кивнул.
— Вперёд не соваться, — жёстко сказал он. — Под руку не лезть. Глупостей не делать. Чуть что — уходите. Не до вас будет.
— Всё сделаем как ты скажешь, — заверил Виль. Увар скептически на него посмотрел, но ничего не сказал и ушёл отдавать последние распоряжения.
* * *
Магда ничего не понимала в крепостях и их штурмах. Она выросла в мирное время и никогда не была на войне. Единственный раз… единственный раз, когда она оказалась во взятой крепости… эту крепость взяли предательством. Врагам было достаточно показать защитникам наследницу барона, чтобы их пропустили внутрь. Тогда Магда чуть не погибла, потому что братья-заступники узнали в ней ведьму, проклятую, пособницу Врага. А их орден убивал еретиков и колдунов. Тогда Магда была внутри. Сейчас она снаружи. Она ничего не понимала в происходящем, пока на стену не выбрался вдруг…
— Опа, — приятно удивился Виль. — Гляди-ка, Маглейн, дружок твой показался.
На стене стоял и бранился на церковном языке физантский монах. Его звучный голос далеко разносился вокруг. Наёмники попятились. Им крики монаха казались проклятием.
— Жаль, Юлди у князя остался, — вздохнул убийца. — Что он говорит, может, тебе хоть духи подскажут?
Ведьма послушно потянулась мыслью куда-то за грань… есть грань между днём и ночью, между светом и тьмой, жизнью и смертью, явью и сном… Эта грань была другая, но…
Духи откликнулись сразу. Они уселись рядом с ней на лошадь (та пугливо прядала ушами), обняли ведьму за плечи и…
— Будьте вы прокляты, — безжизненно произнесла Магда. — Еретики, вы попрали законы Заступника, вы осквернили замыслы Создателя, вы псы и падальщики, прислужники Врага, воры и убийцы…
Голос её прервался. Переводить за монахом было противно, в душе всё больше нарастал гнев. Святоша! Как он смеет?! Ведь это он дал ей яд, чтобы она отравила наёмников! Он врал ей насчёт колдуна! Он…
Духи радостно взвыли. Магда не видела ничего, кроме камня, на котором монах стоял, опираясь на зубец крепостной стены. Эти камни ничем не скреплены… достаточно только…
Монах выкрикнул особенно мерзкое ругательство, что-то о том, что во время церковной службы они придаются свальному греху с прокажёнными…
Магда вскинула руки, призывая ветер. Камень. Она никогда не пробовала говорить с камнями, ещё на расстоянии, но…
Кусок стены под монахом посыпался, он попытался ухватиться за зубец, но ветер безжалостно толкнул его в спину. Крепость была не так уж высока… но только падать тоже надо уметь. На расстоянии Магда не могла слышать, но всё же поймала тот звук, с которым хрустнули кости. Духи победно взвыли. Ведьма устало уронила руки и покачнулась в седле.
— Эй, Маглейн, не смей падать! — рассердился Виль и, подъехав ближе, придержал её за талию.
— Сейчас… — прошептала она. — Сейчас…
Сознание ведьмы раздвоилось.
Она сделала это сама.
Оборвала человеческую жизнь.
Днём, у всех на глазах.
Сама. Своими руками. Своим колдовством. Духи оставили её и пировали, раздирая душу монаха на куски. Никогда ему не войти в войско Заступника, которому он молился. Для него всё кончено. А духи…
Они вернулись к ней и обступили ведьму кольцом. Теперь ей подвластно всё. Теперь судьба, которую она выткала, будет её судьбой. Теперь…
Виль что-то говорил, но она не слышала.
Скоро. Совсем скоро. Ещё чуть-чуть…
Духи оглушительно взвыли.
Перед глазами Магды снова было то древнее страшное место и задыхался, тяжело поводя боками, настигнутый зверь. Он так и не успел пересечь реку.
— Скорее! — закричала ведьма. Она моргнула и увидела, как колдун, всё также одетый в отороченный мехом балахон, медленно поднял руки. Подул ветер и с небес заворчал пока ещё далёкий гром. — Скорее!
Откуда сорвалась стрела — она не видела. Только почувствовала, как что-то оборвалось, а потом…
Вкус мяса и крови был словно пища богов. Магда… то, что не было ни Магдой, ни женщиной, ни ведьмой, ни человеком, наслаждалась этим. Хрустом костей, воплем терзаемой души. Зверь умирал. Страшно. Медленно. Больно. Зверь умирал, отдавая свою жизнь и душу настигнувшей его своре.
Духи догнали задолжавшего им колдуна.
— И что дальше? — спросил барон цур Фирмин. Увар стоял перед ним в баронском таблинии[24] и мял в руках новую ярко-синюю шапку. По лицу барона было незаметно, что он ждёт встречи с любимой женщиной, которую не видел несколько лет и которая родила ему сына. Они находились в Фирмине, в замке Ордула, куда приехал сам Дюк Клос, сенешалк Тафелона Вир и неприметный с виду монах отец Сергиус, который был посланцем самого святейшего папы. Вместе с Клосом прибыла худая высокая женщина, чьего взгляда Увар откровенно побаивался. Госпожа Вейма, жена сенешалка Вира, с которой Дюк последнее время практически не расставался из-за её способностей к счёту. Когда Увар закончит рассказывать, именно от Веймы будет зависеть, сколько выплатят каждому из его отряда.
Её высочество Нора, жена Клоса, не приехала. Она осталась в Сеторе, где покровительствовала строительству первой в Тафелоне больницы для бедных. Деньги на неё дала церковь — из отобранного у ордена братьев-заступников.
В небольшом таблинии и так было тесно — из-за людей и огромных столов с картами, — но в углу то появлялся, а то как будто растворялся в тени невысокий хрупкий юноша, совсем мальчишка, который пришёл с отцом Сергиусом и которого роднили с Веймой худоба, бледность и странная внимательность взгляда. Этого Увару не представили. Он как будто видел когда-то такого парнишку, но где и когда — вспомнить не мог. Этот был одет как хларский рыцарь, а тот был… был… Увар не помнил.
— Дальше-то оттуда спросили, кто мы такие и чего нам надо. Я сказал, что нас послал князь Рехор, который желает назад свою крепость. Они сразу открыли ворота, гарнизон-то крепости освободили и сами вышли. Мы проверили — чисто всё. Отправили весточку Рехору. Они, видно, своему князю тоже сказали, так что этот второй князь, Имриц его зовут, скоро тоже приехал. О чём Рехор говорил с ними — не знаю, а потом и меня позвали. Так теперь дорога в Терну через горы будет в обход Итнии. Подальше немного, зато спокойно.
Отец Сергиус кивнул. Итния ещё недавно претендовала на земли к северу от Терны и успешно там хозяйничала, подбираясь к самым стенам вечного города и диктуя волю святейшему папе. Проложив путь в обход неё, через земли, прежде считавшиеся дикими и безлюдными, где живут разве разбойники да всякая нечисть… можно было изрядно напакостить Итнии.
— Корону Рехор мне в своём замке отдал, — продолжил Увар, — мы забрали своих людей и вернулись к оборотням, а от них через язычников в Пустошь. Брата Юлди еле увезли, что от Рехора, что от оборотней. Так им глянулся — отпускать не хотели.
