Дака положила девочку на пол, к ногам мужа. Тот чуть помедлил, потом наклонился, чтобы её подобрать.

— А ещё она вон как может! — вдруг вмешался мальчонка, который злыми какими-то глазами наблюдал за взрослыми. Он выхватил нож и замахнулся над младенцем. Врени выругалась. Девочка коротко вякнула, заизвивалась в своих пелёнках и вот к земляному полу припал волчонок. Вокруг валялись разорванные на клочки пелёнки. Иргай и Стодол с проклятьями отшатнулись.

— Ай, какая злая девочка! — усмехнулась Дака и бесстрашно подняла волчонка на руки.

— В моём шатре оборотней не будет! — заявил Иргай, с отвращением глядя на детёныша.

— Напугал! — отозвалась Дака. — Пожалуйста. Спи один в шатре, если тебе так нравится. Дочка будет спать со мной.

Иргай покосился на брата, но тот покачал головой.

— Твоя жена. Твой шатёр. Ты решаешь.

— Увар пусть решает, — подумав, предложила Врени прежде, чем Иргай догадался переложить решение на матушку Абистею. Матушка Абистея была его родная мать и уж конечно, она не захочет, чтобы её внук рос вместе с оборотнем. А Увар мог отнестись и иначе.

— Увар? — вдруг усмехнулась Магда и поманила к себе Врени. — Скажи Увару: сестра просит. Скажешь?

— Скажу, — кивнула Врени. Кроме неё, никто не услышал шёпот ведьмы.

В лагерь они вернулись в угрюмом молчании. Иргай и Стодол были злы на Врени, недовольны Дакой и с омерзением поглядывали на волчонка. Ни тот, ни другой не считали, что нужно спрашивать Увара, но, поскольку Дака упрямилась, а Врени настаивала, нехотя согласились. Цирюльница напрасно надеялась незаметно пробраться мимо дозорных. Виль не соблаговолил показаться наёмникам, а без него это было невозможно, к тому же… их отсутствие заметили. Едва они подошли, кто-то свистнул, кто-то крикнул совой — и к ним вышел сам Увар, весьма в плохом настроении. За его спиной нёс факел Карско, молодой наёмник, недавно вошедший в отряд.

— Вернулись? — хмуро спросил Увар.

Стодол опустил взгляд, Дака непроизвольно шагнула в сторону, загораживаясь мужем от взгляда оберста[9] отряда. Иргай, напротив, вскинул голову.

— Чужака видел, — сказал юноша. — По лагерю ходил. Люди его не видели. Не успел сказать.

— Видел чужака. Молодец, — кивнул Увар. — А Дака? Тоже чужака видела? Большеногая?

— Большеногая видела, — прогудел Стодол. — Большеногая с ним ушла. И Даку увела. Иргай сказал — может, заколдовали. Пошёл выручать.

— Большеногая? — цепко посмотрел на цирюльницу Увар.

Врени мысленно взмолилась Освободителю. Взгляд оберста ей не понравился. Нехороший был взгляд. Она повернулась и вырвала у Даки из рук волчонка. Показала Увару.

— Сестру твою видела, — сказала Врени. — Велела сказать тебе: сестра просит.

— Кого ты видела?! — вскинулся Увар.

— К ведьме Даку завела, — встрял Стодол, всё ещё злой на цирюльницу. — Ведьма отродье подсунула.

— Это оборотень, — пояснила Врени, с трудом удерживая детёныша. Проклятая девчонка визжала и вырывалась. — Магда просила её выкормить и воспитать. Дака взялась.

— Где вы её видели?!

Наёмники удивлённо переглянулись. Увар был не то встревожен, не то зол, не то не пойми что. Иргай махнул рукой за спину.

— Большеногая, Дака, идите в лагерь, — приказал Увар. — Карско, проследи. И помалкивай. Будешь болтать — шкуру спущу. Оборотня оставить. Иргай, Стодол, ведите обратно.

Врени с Дакой вернулись в лагерь вместе с молодым наёмником. Дака по-прежнему несла сына за спиной, а вырывающегося волчонка — на руках. Их окружили люди.

— Где вы были? — спросила матушка Абистея. Врени покосилась на Даку, та вздёрнула подбородок. Сын у неё за спиной проснулся и заплакал. — Что это вы принесли?

— Увар велел, — заявила Дака.

— А ночью гулять тебе тоже Увар велел? — не отставала матушка Абистея.

Врени нахмурилась. Матушка Абистея приказывала всем женщинам, девушкам и детям отряда, кроме, может быть, цирюльницы и жены самого Увара. Но тот и не брал жену с собой в поход. А ещё она была свекровью Даки. По всем обычаям матушка Абистея была именно той женщиной, которую Дака была обязана слушаться.

— Сагилла зачем взяла? — не отставала матушка Абистея. Сагиллом звали сына Даки, в честь её старшего брата и побратима Иргая. Тот погиб в прошлом походе по пути из степей в Тафелон.

— Увар не велел болтать, — сказала Врени. — Вон, Карско знает.

Карско, на которого все уставились, молча кивнул. Он побаивался матушки Абистеи, хотя, наверное, дал бы себя зарезать, но не признался бы в этом.

— Зачем волчонка взяла? — нахмурилась матушка Абистея. — Тоже Увар велел?

— Тоже Увар, — подтвердила Дака, крепче сжимая приёмную дочь. Та чихнула, сморщилась, дёрнулась… и вот в руках у Даки была маленькая девочка, которая тут же зашлась в пронзительном плаче.

Кто-то в толпе сплюнул, кто-то засвистел. Дака прижала девочку к груди.

Матушка Абистея сделала странный жест, как будто отгоняющий что-то… или кого-то…

— К себе иди, — приказала она. — А сына отдай. Не то загрызёт его твой волчонок.

— Нет, — дёрнулась, как от удара Дака. — Мой сын. При мне будет.

— Мой внук. Сын моего сына. Отдай.

— Моя дочь. Мой сын. Со мной будут, — настаивала Дака.

— Тогда иди к тому, кто тебя примет, — пожала плечами матушка Абистея. — Нечего оборотню в шатре моего сына делать.

Дака снова вздрогнула, но ничего не сказала. Покосилась на Врени.

— Иди ко мне, — вздохнула цирюльница. Дака задрала нос и пошла в её шатёр. Врени пошла за ней, спиной чувствуя взгляды собравшихся. К ним подскочил Юлди, молодой монах из ордена Камня.

Прежде Врени знала одного монаха этого ордена, брата Полди, человека робкого, художника и мечтателя, фанатично преданного своему ордену и отцу приору, который позже оказался никем иным, как папским легатом отцом Сергиусом. Полди был удивительно искренним и чистым человеком, он никогда не лгал, несмотря на телесную слабость, не просил снисхождения и знал превеликое множество легенд и сказаний. Юлди… брат Юлди был не менее честным человеком, но, в отличие от Полди, задиристым и горластым. Вычурную рясу своего ордена он надевал поверх кольчуги, никогда не расставался с боевым топором и первым вызывался, когда наёмники желали помериться силой на привале. В поход он напросился, слёзно умолил отца Сергиуса, так ему хотелось самому увидеть земли язычников, не знающих ещё слова Заступника. Идеи легата об обращению в веру заблудших, одарённых тайными силами, тоже пришлись по нраву монаху и он даже попробовал выступить с проповедью перед теми оборотнями, которые преградили им дорогу в лесу. Врени даже удивлялась, как он после этого решился с ними драться. Но ничего, рука не дрогнула. Видимо, решил, что невразумлённых словом можно и нужно вразумлять топором. Впрочем, цирюльница подозревала, что оборотни попросту не поняли его языка. С Уваром они переругивались на ломаном нагбарском.

Монастырь ордена Камня, где прежде жили и брат Полди, и брат Юлди, стоял возле перевала и славился собаками, спасающими замёрзших путников. Полди очень любил собак и был готов восхищаться даже оборотнями. Юлди, которому запретили брать с собой в поход любимого пса, как выяснилось, тоже любил всё пушистое и остроухое.

— Так это оборотень?! — восхищённо спросил он, протягивая руки к девочке. Та протестующе заорала и крепче вцепилась в приёмную мать. Дака косо взглянула на монаха. Она ещё слишком мало знала его и не считала одним из своих. С посторонними мужчинами женщины в её племени не разговаривали. Но Юлди таких намёков не понимал и не собирался понимать.

— Пусть он уйдёт, — нетерпеливо потребовала Дака у цирюльницы.

— Юлди, — устало произнесла Врени. — Сейчас не время…

Лицо монаха огорчённо вытянулось, но вскоре снова просияло.

— Это оборотень, — сказал он, обращаясь уже к Врени. — Вы достали настоящего оборотня! Мы сможем обратить его в истинную веру! Мы докажем, что у них есть душа, что они могут принимать дары Заступника!