— Не могу того же пожелать, — проворчал оборотень. — Что вы здесь забыли? Кого ищите?

Увар швырнул к его ногам чётки и сломанный нож брата Юлди.

— Нехорошо обманывать друзей, — тихо сказал оберст. — Это мы у тебя в порубе нашли.

Корн зарычал. Из-за забора выскочили Друджи и Урлик и встали за спиной своего вожака.

— Ты обвиняешь меня во лжи? — спросил Корн.

— Я обвиняю тебя в краже, — отозвался Увар. — Не впервой чужую скотину воровать, теперь за чужих людей принялся?

Корн оскалился и покосился на своих товарищей, но Урлик и Друджи отводили взгляды.

— За такие слова принято платить, — процедил вожак.

— За мной не станет, — пожал плечами Увар. — Лишь бы ты не испугался.

Корн кивнул Урлику, тот прыжком перескочил через забор и вскоре вернулся, неся с собой саблю. Подавая оружие вожаку, он что-то шепнул, указывая на Фатея. Люди Увара попятились, давая место для боя.

— Давно не исповедовался? — усмехнулся оборотень.

— Кому мне исповедоваться? — в тон ему отозвался Увар. — Зато у тебя на это было вдосталь времени. Он сбросил плащ на руки Фатею.

— Когда ты умрёшь, я заберу жизнь этого прохвоста, — кивнул на юношу оборотень. — А прочие твои люди пусть убираются и больше через мои земли не ходят.

— Сперва со мной справься, — посоветовал Увар.

Они с Корном начали медленно сходиться, держа сабли перед собой. Поначалу казалось, что силы неравны. Оборотень был выше, крепче и шире в плечах, чем невысокий щуплый Увар. Одно только, что на Корне куртка кожаная, а на Уваре кольчуга. Требовать снять её Корн постыдился: сам-то две шкуры носит, раны быстро затягиваются.

— Подходи ближе, пёс, я тебе уши-то обрежу, — медленно проговаривая каждое слово, Увар принял боевую стойку и слегка прищурил правый глаз. Его лицо словно застыло, выражая непреклонную решимость.

Корн не ответил на оскорбление, лишь коротко и отрывисто взрыкнул и бросился вперёд, занося саблю для размашистого, сокрушительного удара. В этот удар он вложил всю свою ярость. Клинки встретились, высекая искры, а поединщики разошлись на полшага.

Князь Корн был опытным воином, его движения были быстры, а удары сильными, но он не позволял ярости взять над ним верх. Оскалив зубы то ли в усмешке, то ли в свирепой гримасе, он лихо рубил саблей крест-накрест, тесня Увара.

Оберст уже помалкивал, на его лице из-под шлема показались капли пота, противник был слишком стремителен. Новый удар оборотня проскользнул по клинку Увара с протяжным звоном, рука оберста дрогнула от силы удара, и Увар стал отходить назад. Хрипло расхохотавшись, будто предвкушая победу, Корн усилил натиск. Увар едва успевал парировать удары клинка, сыпавшиеся на него непреодолимым потоком. Сабля Корна резко бросилась вперёд, Увар парировал, парировал умело, но сил у него оставалась не так много, как у соперника и клинок оборотня с силой ударил Увара по плечу. Брызнули на землю рассечённые звенья кольчуги. Лицо оберста на секунду дрогнуло, но в то же мгновение вернуло хладнокровное выражение. Корн, прокручивая саблей извилистые петли, медленно начал обходить Увара, он уже не сомневался в своей победе, играл с противником. Играл с своей добычей.

— Устал? Много поможет тебе твоя кольчужка. Зря не снял, умрёшь уставшим, — насмехался он.

Сам оборотень не выказывал никаких признаков усталости, даже не запыхался. Увар отбил быстрый стремительный выпад Корна, состоящий из трёх ударов, и снова отступил назад. Клинок в руке оберста предательски задрожал, и Увар перехватил запястье второй рукой. Видя, что победа близка, Корн уже не стал отпускать язвительных насмешек. Он просто ударил, ударил сверху вниз, так сильно, как только может ударить оборотень, у запыхавшегося воина нет шанса даже удержать клинок в дрожащей, словно налитой свинцом руке. Корн уже был готов увидеть расширенные от ужаса глаза противника, он уже почуял кровь. Но радовался он преждевременно. Вопреки его ожиданиям измотанный и почти рухнувший в грязь от усталости Увар стремительным змеиным броском ринулся к противнику. Удар княжеской сабли со скрежетом заскользил по левому наручу Увара. Клинок в правой руке стремительно пронырнул под дугой замаха Корна и с влажным хрустом врезался тому под рёбра. Обливаясь кровью и выронив саблю, князь Корн рухнул в грязь. В его глазах виднелась не боль. Обида. Добыча обманывала охотника с самого начала боя. Корн думал, что играет с жертвой, а на самом деле играли с ним. Тяжело дыша и придерживая раненую руку в помятом наруче, Увар направился к своему отряду, не обернувшись на потерпевшего поражение оборотня. Дойдя до своих, оберст посмотрел на Друджи и Улрика. Те попятились под его взглядом, опустили глаза.

— Приведите Юлди, — сказал Увар, переводя дыхание. — И мы уедем.

Когда к Врени притащили шипящего от боли Юлди, у неё не нашлось слов, чтобы выразить своё возмущение. Фатей, размахивая руками, описывал бревно, которое монах выворотил, чтобы выбраться на свободу. Много ему это помогло, его всё равно сцапали оборотни. А Врени говорила, нечего с ними пьянствовать. Вот что значит святоша. Обычные люди хорошо понимают — от одарённых надо держаться подальше, будь они маги, ведьмы, вампиры или оборотни. А этот обрадовался! Проповедовать волкам, святые же всё время так делают!

— Ну как? — не скрывая своего настроения, спросила цирюльница. — Как тебе в мучениках? Может, тебя добить, чтобы житие не портить?

Юлди ничего не ответил, ему было больно даже пошевелиться.

— Не ворчи, Большеногая, говори по делу, — перебил её Увар.

— Руку покажи, — ответила цирюльница, окинув оберста опытным взглядом.

— Потом, — отмахнулся Увар. — Говори, что с Юлди.

— В седло не сядет, — отозвалась Врени. — Даже не надейся. Спину сорвал. Лежать на твёрдом. Неподвижно. Отдавайте хвостатым их святого, он теперь долго проваляется.

Увар сжал зубы. Ясно было, что Юлди он оборотням не оставит.

— Руку покажи, — повторила Врени. — Герои подобрались.

— Сегодня отдыхаем, — решил оберст, скидывая куртку и рубашку, — Завтра с утра уходим отсюда. Подумай, как Юлди лечить будешь.

— Ты меня с ведьмами не перепутал? — нахмурилась цирюльница. — Это к ним. Догола разденутся, спляшут — и будет наш Юлди как новенький. А я чудес творить не умею.

Чужой отряд, поговорив с Уваром, повернул вместе с ними на восток. Люди Увара подобрали двух самых спокойных коней с самой плавной походкой и привязали между ними что-то вроде носилок, на дне которых закрепили широкую и ровную доску. Доску добыли у оборотней, которые при виде людей Увара отводили глаза и были готовы отдать что угодно, лишь бы загладить свою вину. Юлди, напоенный сонными травами и обмазанный успокаивающими боль мазями, был уложен на эту доску. Спать он не спал, но был одурманен и почти не мучился. Или мучился меньше, чем когда его только притащили. Иргай клялся, что поведёт коней без толчков и монаху будет спокойно как младенцу в люльке. Врени только пожимала плечами. В отряде своих не бросали. Ни больных, ни раненых, ни женщин, ни даже младенцев. Так и ездили все вместе, словно дикари из степей. И чужой отряд был из таких же дикарей. Они даже не удивились. Действительно. Отбили монаха, как же его теперь оставить?...   А боль?...   что боль. Воин боли не боится.

— Не ругайся, Врени, — попросил монах на привале, когда цирюльница заново обмазывала его спину.

Цирюльница сплюнула.

— Герой, — процедила она. — Что, в самом деле бревно выворотил?

Юлди промолчал.

— Дурак, — не унималась Врени. — Далось тебе это бревно. Нашёл бы тебя Увар и без бревна. Эти сумасшедшие никого не бросают.

— Я не знал, что вы меня потеряли, — невнятно отозвался лежащий лицом вниз монах.

— Тогда зачем?! Зачем ты это сделал?!

Юлди снова не ответил.