— Некогда мне было, — хмуро ответила Магда. — Чуешь? Скоро всё решится.

— Скоро — так скоро, — мирно отозвался Виль. — Пойду тогда с братцем твоим побеседую.

О чём они говорили — убийца не сказал, а Магда не спрашивала, но только утром в лагерь снова пришёл посланный от князя. Увар, похоже, ждал этого, потому что и он, и Харлан, и Кривой Эб, и Берток и Виль, и Юлди были с утра одеты в парадные одежды. Небось, вчера посланник предупредил, ведьма же его языка не знала, да и Увар понимал с пятого на десятое. Но обманывать проклятого никто не стал, взяли с собой. Ведьма едва успела удержать Юлди за рукав и сунуть ему готовые фигурки, которые она завернула в стащенный из-под носа у Даки дорогой платок из привезённых отрядом подарков.

Князь ждал послов в той маленькой комнате, которую описала Магда — обшитой золотистым шёлком. Там стояло два кресла и в стороне — круглый столик. Одно кресло пустовало, на втором сидел князь, а у его ног стоял на коленях голый по пояс юноша в рабском ошейнике. Физантского монаха нигде не было видно. Когда послы вошли в комнату, в ней стало тесно. Князь пнул юношу в спину своим остроносым сафьяновым сапогом. Юноша заговорил на тафелонском, не глядя послам в глаза:

— Я был рыцарем Берндом, сыном рыцаря Корбла, который служит графу цур Лабаниану. Я встал под знамёна барона цур Фирмина в священном походе, но попал в плен к язычникам. Князь Рехор купил меня. Говорите, кто вы и чего хотите.

— Мы — люди дюка Клоса Тафелонского, — отозвался Увар, лихорадочно соображая. Проклятый кровосос, похоже, совсем сломал парня, а, может, это раньше сделали язычники, а вампир только добавил.

— Это ложь! — быстро произнёс юноша. — В Тафелоне много лет нет дюка, а правит союз баронов!

Вампир молча слушал этот разговор, с интересом посматривая то на одного, то на другого гостя. От этих взглядов у послов бежали мурашки по спине.

— В Тафелоне правил союз баронов, — вкрадчиво поправил Медный Паук. — Сейчас все бароны присягнули на верность дюку Клосу, сыну графа цур Вилтина. Граф цур Дитлин убит его высочеством, а граф цур Лабаниан разбит в бою за город Сетор, его владения поделены между баронами. Барон цур Фирмин, вернувшись из священного похода, стал коннетаблем Тафелона.

— Это ложь! — задыхаясь, прокричал Бернд. — Ложь!

— Это правда, — пожал плечами Увар.

Князь снова пнул юношу в спину. Он закашлялся и опустил взгляд.

— Мой господин Рехор спрашивает вас, зачем вы пришли, — с трудом выговорил Бернд.

— Мы пришли, чтобы принести князю заверения в дружбе от нашего господина, — ответил Увар. — Мы принесли ему подарки.

Он кивнул Кривому Эбу и тот достал маленькую шкатулку красного дерева, которую протянул вампиру. Бернд принял её вместо господина и открыл. В шкатулке на бархатной подушке лежал массивный перстень с рубином, окружённым вспыхивающими опалами[19].

— Пусть примет этот дар, привезённый бароном цур Фирмином из святых земель. Другие дары мы передадим слугам князя позже.

По тонким губам вампира скользнула улыбка, не обнажившая, впрочем, его клыков. Он, будто забыв о людях, повернул перстень, любуясь игрой света. Потом вздохнул, внимательно посмотрел на послов и что-то произнёс.

— Князь говорит, что щедрость его нового брата согревает сердце, — произнёс Бернд. Вампир опять пнул его. — Он говорит, что не стоит в один день вести речи и о красоте, и о деле. Вам лучше уйти. Он позовёт вас снова, но не всех, а только одного из вас. Тогда вы сможете сказать, что у вас на сердце и что тяготит дюка Клоса.

Послы поклонились и повернулись к дверям, как вдруг вампир снова заговорил.

— У одного из вас есть подарок для князя, — перевёл Бернд. — Если вы передумали с ним расставаться, князь поймёт, но если вас удерживает скромность, то отбросьте её. Нет ничего дороже подарка, сделанного от души.

Послы переглянулись, ничего не понимая, потом Медный Паук сообразил и толкнул брата Юлди. Тот мучительно покраснел и достал из-за пазухи тонкий шёлковый платок, в который были завёрнуты фигурки для игры, правил которой монах так и не понял. Бернд принял платок и поднёс его господину. Тот взял чёрную фигурку и вгляделся в неё с таким же вниманием, как до того вглядывался в перстень. Даже, кажется, принюхался.

— Князь благодарен вам за ваши дары, — произнёс Бернд, — а сейчас вам лучше уйти. Завтра один из вас придёт поговорить с князем о делах.

Послы снова поклонились и покинули комнату.

— Хорошие секреты за пазухой носите, — сказал Медный Паук, когда они уже подходили к лагерю. — Знал бы, что у вас такая цацка есть — сам бы ночью зарезал. Она ж подороже дюкской короны будет. Рубин-то лельфский[20]! Такой чистой воды я, признаться, давно не видел.

Ему никто не ответил, но это убийцу не смутило.

— Что ж ты, Увар, с таким рубином по миру шатаешься? — не отставал Паук. — Взял бы себе. Тут бы вам всем до старости хватило.

Он нехорошо засмеялся и добавил:

— Если б покупателя нашли.

— Вот-вот, — мрачно отозвался Увар. — Иди своей дорогой, Паук, дальше без тебя разберёмся.

Убийца отвесил настоящий хларский поклон и первый вошёл в лагерь.

Вечером Увар передал слугам князя сундуки и мешки, которые отряд привёз с собой, оставив только малую часть. Мало ли что встретится по пути, до дома ещё добраться надо.

Весь следующий день Магда сидела и вырезала из остатков клюки лошадку. Не то чтобы ей так хотелось её кому-то подарить, просто эта работа занимала руки. Такую игрушку можно зачаровать и ребёнок, пока с ней играет, не узнает болезней или раны на нём будут заживать быстро и без воспаления или не будет плакать без причин или… много что можно сделать с игрушкой, которую вырезает ведьма. Виль, казалось, от неё отвязался. Забрал Фатея и куда-то пропал на весь день. И слава Освободителю. Не те у неё годы — по лесам бегать.

Виль раскинул их шатёр как раз в таком месте, чтобы оттуда было видно вход в окружённый телегами лагерь. Был уже вечер, когда раздался предупредительный сигнал — крик какой-то речной птицы. Ведьма подняла голову и увидела подходящего к лагерю княжьего посланника. Тот никому не поклонился и что-то сказал на своём непонятном языке, едва оказался внутри обозначенного телегами круга. Увар, похоже, ждал его, потому что тут же вышел навстречу, как и вчера, одетый в парадную одежду.

Виль вернулся после заката. Все уже давно поели, но никто не шёл спать и не пел песен. Маленькая Ольви скулила и норовила в волчьем облике спрятаться под юбками матери.

— Что, не возвращался Увар, а, Маглейн? — спросил убийца у ведьмы.

— Как видишь, — хмуро ответила она.

— А что тебе духи говорят?

— Ничего они мне не говорят, — отмахнулась Магда.

— Так ты спроси. Чем киснуть-то сидеть.

— Они не… — начала было ведьма, потом пожала плечами. Почему бы и нет?..

Она уколола палец, встряхнула рукой, отдавая свою кровь ветру. Ветер сорвал с её головы платок, закружил его, а после стих… или улетел… Магда подхватила платок, но надевать на голову не стала. Она запрокинула голову к ночному небу и, глядя на звёзды, принялась считать. Вот пять ярких звёзд, вот рядом с ними звезда поменьше… а вот та большая и мерцает… платок рванулся из её рук, ведьма сделала такое движение, будто поймала в сети птицу… а потом зарылась лицом в тёплую ткань.

— Вижу комнату… — глухо сказала она. — Мерцают свечи… стены — как мёд… вижу князя… вижу Увара… вижу боль…

Рядом кто-то охнул, Виль шикнул и вокруг стихли.

— Боль… с ними кто-то третий, это его боль… душа плачет от ужаса… ярко… всё заслоняет…

— Враг с ним, Маглейн, — нетерпеливо сказал Виль. — Что с Уваром?