— Как твои дела? — решила спросить я, потому что тему для разговора никак не удавалось подобрать.

— Я в порядке, — ответила она потеплевшим голосом. — Собираю вещи.

— Зачем?

От мысли, что мама решит нагрянуть в штаты, мне стало нехорошо.

— Я и Саймон летим завтра вечером в Портофино, отдохнем пару недель.

Фух. Пронесло.

— Здорово!

Саймон и мой отец когда-то были хорошими друзьями. После знакомства с мамой, он больше не мог думать о других женщинах, мама очаровала с первой минуты их знакомства. Саймон скрывал свои чувства долгие годы, старался игнорировать влечение, но, в конце концов, увел маму у отца.

Саймон стал вторым маминым мужем и нашим с братом отчимом. Я всегда осуждала их обоих за то, как они поступили с моим отцом.

— Как обстоят дела у Саймона на работе? — спросила я, отрывая кусочек запеченного теста.

— Все хорошо, он планирует открывать новый офис в Италии, — ответила мама. Ее голос становился то тише, то громче, должно быть, она зажала телефон между ухом и плечом.

Саймон сколотил свое состояние на цифровых технологиях. Мама после передачи акций мне и брату не участвовала в управлении Хэтфилд, у нее итак был приличный счет в банке.

— Я думала вы едете туда, чтобы отдохнуть.

— Одно другому не мешает.

Крошка от теста упала на мою грудь, и я резким движением смахнула ее с ткани. Сегодня на мне была простая одежда: черный пуловер в обтяжку, заправленный в свободные джинсы с завышенной талией. На ногах черные ботинки. А волосы были распущенны, предварительно выпрямлены утюжком. Никаких блузок, юбок и туфель. Никакого дресс-кода. Хватит пытаться быть хорошей дочерью.

Откусывая круассан и делая глоток кофе, я, наконец, поняла, чем мне так нравилось это место, оно напоминало о Франции и о близких людях.

Нашу с Конрадом бабушку со стороны матери звали Сорайа Морель, она была француженкой. Когда-то Сорайа вместе с мужем Филиппом — нашим дедушкой, основали небольшое дело на юге Франции. Позже у них родилась дочь Лаура — моя мама. Предприятие росло, и охватило всю Францию. Однако дедушка заболел, когда мама только вышла замуж. Он не мог управлять бизнесом, бабушка так переживала, что тоже не могла продолжать развитие предприятия и передала его в руки молодой пары Лауры и Томаса Хэтфилд. Маме и отцу удалось расширить территориальные рамки империи. И тогда они переехали в США.

После развода родителей, Саймон забрал нас с Конрадом и мамой в Париж. Лишь через пять лет мы вернулись в штаты. Этнически я была наполовину француженкой. В детстве мне приходилось жить на три страны, так как большая часть маминых родственников проживали во Франции, а папиных в Англии. Обе страны отзывались теплом в моем сердце.

— Джоанна ты хочешь мне о чем-нибудь рассказать? — осторожно спросила мама. Вопрос был скорее риторический, потому что по ее голосу было понятно: отказа она не примет.

Я тяжело вздохнула и снова отодвинула от себя тарелку с круассаном. Отвечать не спешила.

— Я волнуюсь, Джоанна. Твое поведение в последнее время наталкивает меня на мысль что у тебя, — она сделала паузу и заговорила тише, словно то о чем она говорит вне закона, — депрессия.

Я улыбнулась, но это скорее была улыбка отчаяния. Она не первый человек, который так считал. И снова мне придется доказывать, что у меня нет никакой депрессии.

— Что у меня? С чего ты это взяла? — спросила я и поднесла к губам стакан с кофе. Горячий напиток обжег губы и язык, но я проигнорировала это, все еще размышляя над словами матери.

— Ты даже на звонок не можешь ответить! Я не понимаю, что с тобой творится, но скажи, я могу тебе помочь? — участливо поинтересовалась Лаура. Я уловила в ее голосе тревожные нотки, ее тон сочился заботой и пониманием. Но как же меня это раздражало!

— Нет, ты ничем мне не поможешь, потому что со мной все в порядке, — отрезала я.

— Почему тогда ты ото всех отдаляешься?

— Я не отдаляюсь, я была занята и не могла тратить время на бесполезный телефонный треп.

— Конрад говорил…

Я не выдержала и перебила Лауру. Слушать от очередного человека о том, что я стала какой-то не такой, уже надоело. Мне не нужна была ничья помощь и поддержка, не нужны жалось и сочувствие.

— Да мне плевать, что говорил Конрад, мама. Я не хочу обсуждать это! Я работаю больше, чем другие. У меня практически нет выходных. Постояльцы моего отеля довольны и счастливы, они полностью удовлетворены пятизвездочным сервисом. Я не сижу дома и не пялюсь в телик часы напролет, не заедаю слезы мороженым и чипсами. У меня даже нет времени сходить в магазин! Мне некогда быть в депрессии!

Я выдохнула и дернула головой, затем продолжила чуть тише:

— У меня не депрессии. Я живу на всю катушку, делаю что хочу, и когда хочу.

Я не обладала возрастной мудростью или большим жизненным опытом, но моих мозгов хватало на то, чтобы понять одну простую вещь. Большинство людей, сочувствуя и намереваясь помочь, делают это только ради себя. Люди по своей природе эгоистичны. Им плевать на чужие проблемы, им важно поучаствовать в их решении. Мама была именно таким человеком. Когда я действительно нуждалась в ней, ее не было.

Я всегда чувствовала себя одиноко, в детстве мне не хватало любви и внимания родителей. Каждый был занят собой и своими проблемами. Саймон иногда выполнял отцовские функции, но этого было не достаточно. Рядом был только Конрад, но ведь он сам был ребенком. Старшие дети не должны заменять родителей младшим.

Конрад, когда-то милый и добрый мальчик вырос жестоким и циничным, обозленным на весь мир. Так бывает, когда при живых родителях, чувствуешь себя сиротой. Так почему мама не была такой участливой тогда, когда это нужно было нам с братом?

Сейчас я отвергаю любое внимание в свою сторону. Мне это не нужно. Я не подпускаю людей близко, потому что не нуждаюсь в них. Мне не хочется обижать маму и выливать на нее свои детские обиды и претензии. Я уже взрослая и подобные разговоры вызовут только разлад в нашей семье. Поэтому я не собираюсь говорить о том, что томится в моей душе долгие годы. Я хочу это похоронить и не доставать больше. Но и копаться во мне, я никому не позволю.

— Я приму этот ответ, хотя он мне не нравится. Я не хочу быть настырной и навязчивой, хотя должна бы. Ты моя дочь и я переживаю за тебя. Если ты не готова говорить, то силой тебя на разговор все равно не вывести. Но если тебе потребуется человек чтобы высказаться, ты всегда можешь позвонить мне, — спокойно сказала Лаура.

Я хотела возразить, но Лаура не дала мне этого сделать.

— Давай поговорим о другом, — сказала мама и мы перешли на отстраненную тему. Проблему моей иллюзорной депрессии мы больше не затрагивали.

***

Несмотря на неприятный разговор с мамой, в частности первую его часть, я пребывала в хорошем настроении. Вторая часть разговора «ни о чем» разгрузила мои мозги и одновременно заставила о многом задуматься.

В своей жизни я часто относилась к маме предвзято. Винила ее в развале нашей семьи, и в том, что теперь отец относится ко мне очень холодно. Когда родители развелись, Конраду было восемь лет, мне только четыре. Будучи ребенком, я думала, что все дело в именно этом. Конрада отец знал хорошо, потому что брат был старше, я же была маленькой, поэтому ко мне отец не успел проникнуться теплыми чувствами. Повзрослев, я, конечно же, поняла, что ошибалась в своих суждениях.

Отец происходил из богатой семьи бывшего политика — английского лорда Уильяма Хэтфилда и леди Оливии Хэтфилд. Он был необычайно умным и старательным молодым человеком, что нечасто встретишь среди детей богатых родителей. Однако чета Хэтфилд происходила из чопорного, консервативного и патриархального рода, что в свою очередь отразилось и на Томасе. Возможно, он был бы рад признать, что мир поменялся, и взгляды на общество ему следовало бы тоже сменить. Но его эгоизм и слепота делали эти вещи невозможными.