— Ну-ка, — говорит, — вставай, одевайся, нам идти нужно.

— Куда это идти? — удивилась Лиза.

— Как это куда? На танцы. И давай мне тут представление не устраивай. Тебе же хочется туда, а ты мучаешься, но характер держишь. Только нужно ли это?

Вышли они из гостиницы, а погода испортилась, дождик вовсю.

— Ну, в такую погоду... — собралась было вернуться Лиза. Но соседка твердо взяла ее за руку и повела, дружелюбно поругивая.

Пока добежали до метро, промокли основательно, но настроение у Лизы было хорошее. Испортилось оно уже во Дворце культуры. Она-то думала, что обрадует Виктора своим появлением, а он танцевал с другой, был весел, оживлен. Лизу он не замечал или делал вид, что не замечает. Промокшие женщины постояли немного у стены и ушли. Обратный путь был безрадостным:

Грустная удмуртская песня, которую тогда вполголоса напевала Лизина соседка, бередила душу, тревожила.

Эти же чувства овладели Лизой, когда она после разговора с Егоровым в медпункте возвращалась домой. Решение пришло внезапно. Около конторы заметила готовую отъехать белую цистерну-молоковоз, которая направлялась в Орвай. Именно туда уехал Егоров на мотоцикле. Лиза подбежала к машине:

— Игорь, подожди. Захвати меня. Мне очень нужно в Орвай. — Она торопилась, и, как оказалось, не зря. Это было видно по улыбке Егорова. И еще, закончив составление протокола, он официально поблагодарил понятых за помощь, а Лизе подмигнул дружески. Когда они вышли на улицу, предложил пойти пешком до Чебернюка. Лиза согласилась сразу же.

После ухода незваных гостей Варвара по-настоящему забеспокоилась, особенно ее напугало опознание платка. Она уже решила пойти поискать мужа, но тут как раз и появился Комаров, снова нетрезвый. Варвара встала в дверях, не давая ему войти в комнату, и заголосила:

— Урод проклятый, где ты шляешься? Тебе все гулянки, а мне хоть в петлю полезай!.. Что ты натворил, Иван, что наделал? Откуда у тебя этот платок? Почему ты его в кармане носил? Почему он Егорову понадобился?

От этих слов Комаров мгновенно протрезвел, только ослабли ноги, и он тяжело опустился на табурет.

— Про какой это ты платок говоришь? — хрипло, с трудом произнося слова, проговорил Иван.

Всхлипывая, Варвара рассказала ему о приходе милиции и опознании платка Полины Зотовой понятыми.

Осознав услышанное, Иван буквально озверел. Глаза его, пустые и безжизненные, засверкали и налились кровью. Он заскрипел зубами, безобразно ругаясь. А затем с криком: «Ну, я им сейчас покажу платок» — бросился к двери.

— Иван, куда ты, И-и-в-а-ан! — закричала Варя, хватая его за руку.

— Цыц! Молчи! Ты и так сегодня много болтала! Молчи теперь, а то заработаешь по шее, — Иван вырвал руку и замахнулся: — Отойди, изувечу!

Распахнув ворота ударом ноги, он побежал по темной улице, гулко топая тяжелыми кирзовыми сапогами. Напуганная Варя долго смотрела ему вслед, не смея выйти из дома.

Расположившись на ночлег в чулане, Парамон Зотов был разбужен сильным стуком в дверь. Пока он возился в темноте, удары в дверь участились и слились в сплошной грохот.

— Открываю, открываю, — закричал Парамон. — Кто это?

— Это я, Иван...

Узнав голос Комарова, Зотов вздохнул с облегчением и отодвинул засов.

— A-а, это ты... А я подумал...

— Не то ты подумал, Парамон, — заговорил хрипло Комаров, входя в дом и повертывая выключатель. Тусклая лампочка засветилась под потолком. — Есть вести о Полине.

— Какие вести, что знаешь, говори!

Полуголый Зотов, лицо которого нервно подергивалось, вплотную подошел к Ивану.

— Ну что трясешься, чего испугался? Вести о Полине появились, понял, йок-хорей! Понимаешь теперь?

— Нет... Нет-нет... Я ничего не понимаю... Какие вести, что известно, да говори же ты!

— Все, все скажу... Но выпить надо. Давай, доставай бутылку, йок-хорей!..

— Какую еще бутылку? Выпили все.

— Не все. Видел, осталось у тебя. Давай-давай, о Полине узнаешь!

— О Полине... Сейчас, сейчас, — Зотов потоптался на месте, с трудом соображая, что ему нужно делать, затем, как был, почти раздетый, вышел из дома и возвратился с бутылкой в руках. — Вот... Вино вот... Говори, что знаешь!

— Стакан еще нужен, Парамон Степанович, стакан. Давай побыстрее.

Парамон, подчиняясь команде, механически выставил из буфета все стаканы и поставил их на стол. Комаров выдернул зубами пробку из бутылки, до краев налил в два стакана, остальные сдвинул в сторону.

— Эти лишние.

— Ну, что с Полиной? — Зотов суетливо, не попадая в рукава, пытался надеть рубашку. — Может, в пристройку пойдем. Там и погреб, еда, питье под руками. А то видишь, печь еще не доделана, глина кругом. Как тут сидеть?

— Не суетись ты! — грубо осадил его Иван. — И здесь сойдет. А если боишься, то давай лучше свет погасим, — встав из-за стола, он нашарил выключатель. В доме стало темно. — Вот так-то лучше. И милиция не приметит.

— А почему нужно милиции бояться? Что с Полиной?!

Комаров взял в руку стакан, другой стакан сунул Парамону.

— Ну-ка выпей все сразу, одним духом. Потом уж о Полине поговорим.

— Почему потом? Почему сначала пить, а потом говорить? — недоуменно восклицал Зотов.

— Пей, пей, тебе говорят!

Выпили вместе по полному стакану. Комаров передохнул, со стуком поставил стакан на стол и вытер губы ладонью.

— За Полину... — проговорил Зотов, сжимая пустой стакан в кулаке. — Если нашлась, за ее здоровье...

— Выходит, за упокой, — почти прошептал Комаров.

— Как за упокой? — Парамон выронил стакан. — Разве нет ее в живых? Ты же говорил, есть вести о ней.

— Есть вести, да! И повторяю: есть! — повысил голос Комаров. — Но ты должен был сам догадаться, что найден платок, в котором ушла Полина из дома. Белый платок, с бахромой.

— Что за платок такой? Почему я должен был догадаться, что платок найден?

— Как это почему? Да потому, что платок этот после исчезновения Полины был у тебя на квартире в Чебернюке. В чулане лежал за бутылью с квасом. Я его там увидел, когда за квасом полез. В саду мы с тобой работали. Пить захотелось, ты и послал меня в чулан. А уже тогда было известно, что ушла Полина в этом платке. Ты же сам Егорову об этом говорил и протокол подписывал. И вдруг платок здесь, а Полины нет. Понял я, что может тебе быть, если найдут вдруг этот платок. Конец тебе тогда. Вот я и взял платок, чтобы прикрыть, спасти тебя, Парамон!

— Прикрыть, спасти? — сипло переспросил Зотов. Горло перехватил спазм, но он справился и уже нормально продолжил:

— От чего прикрыть, от чего спасти, ты в своем уме, Иван?

— От милиции прикрыть, от суда спасти. И нечего мне тут дурочку ломать. Все ты понимаешь, и я все понимаю. Да не бойся, не выдам. Плохо только, что платок этот Варвара в кармане моего плаща нашла и надела сдуру. Теперь иди объясняй, откуда он. Вот и пришел я посоветоваться, что говорить будем про платок этот.

Комаров прямо из горлышка допил оставшееся в бутылке и с кривой ухмылкой взглянул на ошеломленного Зотова.

— А чтобы не сомневался ты, что я знаю твою тайну, еще скажу: труп Полины в саду под яблоней, которую мы тогда с тобой пересаживали.

— Ты что несешь, сумасшедший? Совсем ополоумел от водки? Да как подумать мог про меня такое? — Зотов в ярости схватил Комарова за грудки.

— А ну, убери руки, — Комаров вырвался и оттолкнул Зотова. — Тебе, значит, можно прикончить человека, топором на куски изрубить, а мне даже сказать об этом нельзя! Ну и дела!

— Хватит, Иван, поговорили! — Зотов включил свет. — Иди домой и проспись. Очень тебе рекомендую. И смотри, можно ох как погореть за все, что намолол ты тут своим поганым языком. В это вникни!