— Вот так все было, Павел Евдокимович не даст соврать... Он знает...
— Я и не думаю, что вы обманываете или будете скрывать что-то. А теперь давайте снова вспомним: в какой одежде уехала Полина Николаевна к своим родителям в Шарип?
Зотов медленно переводит недоуменный взгляд с Морозова на Егорова.
— Сказанное ранее подтверждаю полностью.
— Обстоятельства изменились, Парамон Степанович. Поэтому снова прошу вас хорошенько вспомнить: в какой именно одежде уехала ваша жена в Шарип?
Зотов начал перечислять, что было в тот день на Полине, загибая для верности пальцы.
Перечень этих вещей уже известен Егорову и Морозову. Егоров решил, что Морозов, услышав о платке, начнет подробно расспрашивать, как он попал в дом Комарова. Сам бы он поступил именно так. Но Морозов никак не среагировал на платок, терпеливо выслушал Зотова и только потом, когда он замолчал, вдруг спросил твердым и суровым тоном: почему и как платок Полины попал в руки Ивана Комарова? Зотов оглушенно молчал. Следователь наклонился к нему и, глядя прямо в глаза, раздельно повторил: почему и как платок Полины попал в руки Ивана Комарова? Некоторое время они неотрывно смотрели друг на друга, затем лицо Зотова исказилось, глаза закатились, блеснули в мучительном оскале зубы.
— Ну, говорите!
— Я отдал ему, я! — выкрикнул Парамон.
— Значит, Полина вернулась из Шарипа?
— Да, да, вернулась!
— И вы?
— И я убил ее! Топором!
— Сам убил, — ошеломленно пробормотал Егоров.
— Да, сам, своими руками... Аа-а!
— Успокойтесь, Парамон Степанович, — Морозов протянул Зотову стакан с водой, — успокойтесь.
— Убил, вот и все! Изрубил! Изрубил и труп закопал в саду под яблоней!
Зотов мычит что-то, обхватив голову руками, затем пьет воду и вдруг указывает на Егорова:
— В твоем саду она, участковый, в твоем... Раскопайте и посмотрите. И оставьте меня в покое. Я все сказал!
Зотов уронил голову на руки и зарыдал, сотрясаясь всем телом:
— Я-a убийца... Полина, прости меня... Полина... Я готов. Возьми меня к себе, Полина!
Павел испуганно вскрикнул и вскочил, не зная, что делать. Морозов остался на месте, затем властно заговорил:
— Зотов, подними голову. Прекрати истерику! Нам такие сцены не нужны. Слышишь, Зотов, прекрати! А ты, Павел Евдокимович, быстро приведи-ка сюда медсестру Милосердову.
— Будет исполнено! — Паша с облегчением бросился к двери.
— Пусть с собой прихватит какие-нибудь лекарства и шприц...
— Понятно! — крикнул Егоров, сбегая с крыльца. У ворот заработал двигатель мотоцикла.
Парамон Зотов осторожно поднял голову.
XIX
Мелкий частый дождик моросил безостановочно. Темно, ничего не видно. Попутная машина, мигнув рубиновой звездочкой, скрылась за поворотом. Комаров остался один в этой непроглядной темноте, не зная, куда идти. Он помнил, что где-то недалеко есть тропинка, ведущая к селу. Комаров прошел немного по тракту, привыкая к темноте и вглядываясь. Нет, ничего не разберешь. Он попытался отыскать тропинку ощупью, разгребая придорожную траву ногами. Вот лужайка вроде начинается, здесь распахано... Чу, голос какой-то послышался:
— Иван, дальше ведь лог... Иди в эту сторону, сюда...
Иван остановился, словно пристыл к земле. Прислушался. Вот вдали шумит машина. Это же большая дорога, здесь и днем и ночью движение. А от него и звуки разные, может, и похожие на голос, но никакого голоса тут быть не должно. Почудилось, наверное. Но в ушах снова: «И-и-ва-ан, сю-ю-да-а и-и-ди-и, г-у-у...»
Иван вздрогнул, невольно приостановился. Что же это такое? Наверное, перепил вчера, никак хмель не выйдет. Да, конечно, это все с похмелья чудится. Такое с ним уже бывало. Пройдет. Нужно идти, внимания не обращать ни на что.
Под ногами неожиданно захлюпала вода. В ушах снова голос: «Овраг это, Иван, предупреждала же. Иди направо к березе. Помнишь, там мы с тобой тогда были...»
Комаров снова остановился, снял кепку, по лицу заструились дождевые капли. Пусть охладит голову, прояснит мозги. Вот допился до чего. Сам искал головную боль, сам и нашел... Болезнь есть такая, врачи называют — галлюцинация. Наверное, она и есть. А сквозь шум дождя снова: «Иван, что же ты не идешь? Это я же зову тебя...»
— О-о, йок-хорей, да это же голос Полины, — мысленно воскликнул Иван. — Ну, от судьбы, как видно, не уйдешь. Направо так направо.
Комаров поворачивает и уверенно идет по тропинке. Вот и береза. Ее ствол белеет в темноте. А что там за тень на белом фоне? Стоит кто-то возле березы? Так, значит, это она. Опять встретились. Ну что ж, он подойдет и снова посмотрит в ее глаза, дождется, пока они, как и в тот раз, закроются в муке удушья... Комаров ускорил шаги, почти побежал и, раскинув руки, попытался схватить ускользающую тень. Еще рывок, но под руками мокрая, скользкая кора старой березы, к которой он приникает лицом и затихает...
Ему снова вспоминается суббота, 5 июня. Число он запомнил на всю жизнь. В тот день он пошел со стадом. Выходя из дома, оторвал листок перекидного календаря. 5 июня, суббота, помнит точно. А потом он бросил стадо на подпаска и ушел домой. Опять гудела голова с похмелья, а у Вари хранилась в кладовой бутыль с самогоном. Вот и решил Иван полечиться. В кладовую пробрался тихо, Варя даже не заметила ничего, отпил из бутыли немалую толику и отправился назад к стаду.
Иван мысленно видит себя, нетвердой походкой шагающего к пастбищу. Пожадничал он в кладовой, перебрал, и горячая волна опьянения несла его вперед. Он шел, не разбирая дороги, спотыкаясь о корни деревьев, продираясь через кустарник. Немного пришел в себя, выйдя на тракт, как раз к развилке, ведущей в Орвай.
Вздрогнул от скрипа тормозов. У развилки остановился светлый «Москвич». Из него вышла женщина, огляделась и пошла прямиком по тропинке. Иван подошел к машине. Усатый, восточного типа водитель дал Комарову закурить.
— Кого привез? — спросил тогда Иван.
— Женщину, симпатичная такая, фельдшером работает, — ответил словоохотливый водитель, захлопывая дверцу машины.
«Уж не Полину ли Зотову он привез, — подумалось Ивану, — вот и настало мое время. Вот когда я могу выполнить клятву, данную отцу. Пусть не самого Ившина, так хоть дочь его настигнет месть Сысоевых».
Иван бросил окурок и побежал по тропинке. Хмельной мозг буквально кипел в голове: только бы успеть, только бы догнать, здесь, в пустынном лесу. Иван ускорил бег и наконец увидел впереди идущую женщину.
— Полина, — крикнул он прерывисто, — подожди!
Женщина испуганно обернулась. Это действительно была Зотова. Остановилась, вглядываясь. Иван подбежал и, тяжело дыша, стал рядом.
— Это ты, Иван? — проговорила Полина. — Напугал меня. Что ты тут делаешь?
— Тебя жду, — перевел наконец дыхание Комаров. — Не веришь? А я тебя очень давно жду, да все не выпадало встретиться нам вот так наедине, йок-хорей! Но сейчас поговорим.
— О чем нам говорить с тобой, Иван? Что общего у нас? — Полина сделала попытку улыбнуться, хотя вид Комарова и его слова страшили ее. Иван огляделся. Недалеко от тропинки на небольшом пригорке виднелась старая береза.
— Говоришь, ничего общего нет, — протянул он, усмехаясь в бороду. — Давай-ка вон к той березе отойдем, и я напомню тебе о нашем знакомстве.
— Для чего сейчас говорить об этом, — возразила Полина. — Нужно тебе — приходи к нам, там и поговорим. Да и спешу я очень.
— Ничего, успеешь, — Комаров взял Полину за рукав и потянул за собой. — Пошли, пошли, раз говорю.
— Ты что это себе позволяешь! Выпил, так не забывай, с кем дело имеешь.
— Это ты не забывай, с кем дело имеешь, — закричал Комаров. — Мало я тебя, видно, лупил, когда сыном врага дразнили вы меня!
Полина отшатнулась и вырвалась из рук Комарова.
— Ванька Сысоев, — прошептала она. — Так вот ты кто, оказывается. Бороду отрастил, тебя и не узнать.
— Да, это я, — ударил себя в грудь Комаров. — А знаешь, для чего я вернулся? Думаешь, печки здесь ставить да бревна тесать? Или, может, с твоим Парамоном водку пить? Нет, вас искал, Ившиных, чтобы за смерть моего отца ответили. И ты ответишь первая.
