— Ты что! Зачем торопиться? Почему вызывают? — недоумевал Иван, сидя на кровати.

— Давай не тыкай, не чтокай тут... вызывают — иди... Э-э, сюсетка-сюсетка[5], ты, кажись, снова глаза залил. И что мне с тобой делать, тордос. Посадил бы он тебя на недельку, хорошо бы было.

— А за что меня сажать, что я такого сделал?

— Такую пьянь грех на воле держать. Сам не живешь спокойно и другим не даешь.

— Тебе, что ли, не даю?

— И не только мне. Лучше переоденься, будешь хоть немного на человека похож.

Варя из-за перегородки выбросила костюм. Понял Иван: не шутит она с вызовом в милицию. Думал, пугать решила, как и раньше. Но раз переодеваться велит, значит, правда, йок-хорей... Ну что ж, пойду узнаю, что к чему.

Порой до смешного странной кажется себе Лиза Милосердова. Ждет не дождется прихода Паши Егорова. А как появится он — так и норовит уколоть, съязвить. Сама потом переживает, но поделать с собой ничего не может. А тут еще какая-то Валя приезжала из города. Кто она Егорову, зачем приезжала? Думала об этом с ревностью, сама удивляясь, почему возникло такое чувство. Валя вместе с ней ехала от райцентра. Дважды просила Дедюхина остановить мотоцикл и жаловалась на тошноту, намекала, что по женской линии это. Лиза догадалась — похоже, беременность. И едет к Егорову. Значит, не просто так едет. Не только знакомые они. Вроде Лизе до этого и дела не должно быть, а задевает, трогает, беспокоит. Сама переживает и Паше нервы портит. Все хочется сделать не так, как он просит, в противовес ему. И не только в мелочах, но и в серьезном.

Сама же рассказала Паше про платок, который был у Полины, а теперь появился у Вари Уткиной. Может, похожий, а может, и Полинин. Разобраться нужно. Вот Павел и просил ее помочь. Она сначала согласилась, а потом, после приезда Вали, отказалась. Просто так — назло Егорову. Придумала даже, что платок этот подарил жене Иван.

С чего это вдруг пришло такое в голову, сама не понимает. Но слово — не воробей, вылетело — не поймаешь. А Паша поверил и очень серьезно стал допытываться, откуда это известно, кто может подтвердить. Но Лизу понесло. Спросила насмешливо, может, за руку к нему этого свидетеля привести, и ушла, не дожидаясь ответа от удивленного и обиженного Егорова.

Теперь сама кается, зачем все это придумала, для чего ввела человека в заблуждение и нагрубила к тому же. Мало того, что отношения испортила, дело запутала. А ведь узнать может точно, Полинин это платок или нет. Помнит, как край его зацепился за угол двери медпункта, и осталась метка — ткань не порвалась, но поредела в этом месте, нитки стали видны. Хотела сначала Паше об этом рассказать и вместе платок посмотреть, да вон что получилось. А как из положения такого выйти, даже и представить себе трудно.

И не в первый раз такое с Лизой. Характер подводит. Помнится, в медицинском училище ей понравился один паренек из их группы. Она и сама еще не понимала, что это такое, но уже чувствовала какое-то беспокойство, когда его видела, почаще встречаться с ним хотелось. А когда он случайно встречался с ней взглядом, она смущалась, прятала глаза. Парня звали Рашид, был он удмуртом из Татарии. Красивый такой, сообразительный. Заметил, видно, внимание к себе, откликнулся. Подошел как-то и говорит:

— Может, пойдешь со мной, Лиза, в кино. Я два билета купил.

— Для кого купил, с тем и иди, — со смехом отказалась тогда Лиза. А потом ругала себя за такой ответ. Но Рашид сообразил, как-то пришел с двумя билетами:

— Это специально для тебя купил, Лиза. Пошли, очень хорошая картина, говорят.

И тогда она, не подумав, выпалила:

— Если хорошая, почему только мы должны ее смотреть? Пойдем всей группой.

Рашид и это стерпел, собрал со всех деньги, чтобы билеты купить, а у Лизы денег не попросил. Она опять не сдержалась. При всех спросила:

— А меня ты в кино не приглашаешь? Почему деньги не спрашиваешь? Вот, возьми.

Пошли все вместе. Стали рассаживаться. Видит Лиза, у них с Рашидом места рядом. Понимает, он специально так сделал. Но опять словно ее кто изнутри за ниточку дергает:

— Не могу, — говорит она, — здесь сидеть, передо мной очень высокий человек, весь экран загородил. — И ушла, хотя все видели, что совсем не высокий перед ней сидел человек. Потом сидела на другом месте и переживала. Толком и фильм из-за этого не видела, все звучали в ее ушах слова Рашида, полные горечи и упрека:

— Специально из-за тебя привел всю группу, выбрал места рядом, почему так себя ведешь, Лиза, почему?

Больше они с Рашидом не встречались.

В жизни Лизы таких случаев было немало. И корила она себя потом, но поделать ничего не могла. Вот и сейчас: нравится ей Егоров, чувствует она это. А ведет себя так, будто он ее враг заклятый.

А Паша ничего не видит. Или делает вид, что ничего не видит. Пришел в медпункт, хочет выяснить все о платке. Разобраться.

— Скажи, Лиза, как же все-таки с тем платком быть? Чей он? Никак не пойму.

— Чего не поймете? — играя на солнце зеркалом, спросила Лиза. — Чего не поймете, Павел Евдокимович?

— Ну, вот, сразу Евдокимович. Ведь договорились: будем товарищами. На «ты» перешли.

— Какие мы товарищи. Раз в форме и про дела говорите, — разве это по-товарищески?

— Ну, если тебя только это смущает, больше к тебе в форме ходить не буду, — пробует перевести все на шутливый лад Егоров.

— А есть же к кому без формы ходить. Да и сама она вас не забывает. Даже из города приехать не поленилась.

— А, о Вале говоришь! Я и сам хотел рассказать тебе о ней, Лиза. Эта девушка справку фиктивную выпросила у меня в Ижевске... Да ты должна помнить, говорил я как-то, из-за нее выгнали тогда с работы. Что еще ей понадобилось — ума не приложу. И не спрашивал. Да и дома-то не был тогда, к Березкиным ездил в ту ночь...

— Павел Евдокимович, что вы, что вы... Разве я что говорю... Это ваше дело, это меня не касается.

— И опять — Павел Евдокимович... Ну, коли уж так, давай, Лиза, пока я в форме, сходим к Варваре Уткиной. Про платок спросим, показания запишем.

— Нет уж, товарищ участковый инспектор. Мне все эти допросы и протоколы надоели. Никаких показаний я давать не буду. И не нужно меня к этому делу привязывать. А то сначала платок опознай, потом в свидетели, а может, и в соучастники попадешь. Ничего, я не знаю, ничего не ведаю. Мое дело — людей лечить, ваше — преступников ловить. Давайте и будем каждый своим делом заниматься!

— Ну что ж, пусть так и будет. Только мне теперь необходимо запротоколировать, что вы, товарищ Милосердова, дали противоречивые показания. И вам придется определить, чей это платок у Варвары Уткиной. Я его сегодня же затребую, а вас вызову повесткой. Ждите. Так что до встречи!

Паша круто повернулся и вышел. Сурово заскрипели ступеньки под его сапогами, громко хлопнула входная дверь. Удар ее Лиза почувствовала так, будто ей по голове попало. И опять она во всем виновата. Что за характер такой — одно наказание, да и только. Лиза присела к столу и, закрыв лицо руками, разрыдалась.

Раздосадованный Егоров быстро шел по улице. Разговор с Лизой хоть и расстроил его, но зато твердо убедил в необходимости как следует разузнать все об этом злосчастном платке. Это улика все-таки важная. Нужно еще раз расспросить Зотова. Пусть подтвердит, в этом ли платке ушла из дома Полина. Но Зотова на ферме не оказалось. Сказали, что он дома. Пошли с Иваном Комаровым проверить дымоход в печи. Егоров решил использовать ситуацию и поговорить пока с Варварой, а потом изъять платок в присутствии свидетелей.

На ферме заканчивалась дойка. Полные бидоны ставят под навес, считают, а потом спускают в «холодильник» — бетонную яму, заполненную холодной водой. Принимает надои и оформляет документацию Алевтина Березкина, которая, судя по всему, замещает отсутствующего Парамона Зотова. Среди доярок Егоров приметил средних лет женщину в красной такье[6]. Она спокойно и серьезно занималась делом, не участвуя в общем, свойственном женскому коллективу, пустом разговоре.