— Сысоевых Демида с Поломом забыли. Кулаки они, в Сибирь их!
Но многие за них заступились: какие, мол, они кулаки — все, что имеют, своим трудом добыто, работников не держат. Так и хотели порешить, но тут Гала Митрей вдруг ляпнул, вроде даже в шутку:
— Как так: все своими руками делают, а железо откуда берут, гвозди, подковы? Не знаете, как они все это достают? То-то! Да у них даже куры на чужом добре свой интерес имеют. Наш огород начисто расклевали, все сничтожили. Выслать!
Хоть народ и посмеялся тогда его словам, но все же решили Сысоевых раскулачить и выслать. Так братья оказались в Сибири. Сын Демида Макар вырос там. Только перед войной возвратился домой вместе с отцом. Женился. Поставили просторный шестистенный дом, но пожили в нем недолго. Макара призвали в армию и отправили на фронт. Там он попал в плен. После освобождения работал в Донбассе на шахте. Когда вернулся в родные места, узнал о смерти отца. Вскоре похоронил и мать. Стал работать в селе бригадиром. Председателем колхоза был сын того самого Гала Митрея Николай Ившин. Из-за сильных дождей осенью не могли ни жать, ни молотить, поэтому колхоз задержался с посевом ржи. Не зная, как выйти из положения, Макар Сысоев попросил у одного тракториста взаймы прошлогоднюю рожь (механизаторы, работающие в МТС, не жили без хлеба, как колхозники) и посеял. С председателем договорился, но кто-то, видно, успел донести, обоих вызвали в районное управление НКВД. Там каждого допросили, взяли письменное объяснение. В результате Сысоева выслали на Север. Решили, что он, кулацкий сын, побывавший в плену, занимался вредительством — сеял-де несортовую рожь, чтобы оставить колхоз без хлеба. А председатель, сын бедняка, тут не при чем. Так Макар Сысоев стал врагом народа.
Ваня знал об этой истории. Но в ту памятную гулянку подвыпивший отец объяснил все несколько иначе.
— Тебе, сынок, хорошо бы вернуться в родные края, но, боюсь, не сможешь жить из-за Ившиных. По их милости нас, как кулаков, выслали в Сибирь. А теперь — на Север загнали. Теперь уж до меня дошло — это он, Миколай, сам донес в органы, что посеяли старыми семенами... Сам! Продал, гад! Нарочно, чтобы меня выслали... Зная, что сделал нам отец, видно, боялся жить рядом с нами, мести боялся. Теперь, если ты приедешь, снова будет бояться, еще что-нибудь придумает... А домой ох как вернуться хочется. Но там — Ившины...
Так ли это на самом деле или нет, Ваня не задумывался. Мало ли что наговорит нетрезвый отец. И мать опровергла:
— Не болтай что не надо, Макар, иди лучше спать, может, во сне очутишься в родных краях, может, встретишься с Миколаем и договоритесь как... — Она уже привыкла к таким разговорам. Не в первый раз заводил их в подпитии отец.
Вскоре Иван ушел в армию. Его направили на китайскую границу. Как раз в это время внезапно умерла мать. Иван на похоронах не был — не получил извещение. Видимо, отец, топя горе в водке, не удосужился послать телеграмму. Когда Иван вернулся из армии, у них в семье кое-что изменилось. Оказалось, что полгода как отец женился. В жены взял ненку Лену Ненянг[3], еще не старую вдову, жившую по соседству. Кроме того, он сменил работу: перешел плотником в бригаду шабашников, а по вечерам ходил выполнять многочисленные заказы по ремонту и перекладке печей. Зарабатывал много, поэтому гуляли каждый день. Быстро приобщился к такой жизни и Иван.
Шло время, и все сильнее тосковал Макар Сысоев по родной стороне. На каждом застолье поднимал стакан за далекую удмуртскую деревню Шарип, а напившись, плакал от воспоминаний. Однажды вечером, когда никого у них не было, во время ужина без хмельного сказал сыну серьезно:
— Решил я твердо. Возвращаемся домой. Не могу здесь больше. Достроим вот этот дом, и шабаш! Поедем в наш Шарип... Сколько можно скитаться, да и тебе нужно семьей обзавестись. А жену искать лучше среди своего народа.
Когда закончили работу и получили расчет, Макар собрал у себя бригаду. Обмывали заработок и предстоящий отъезд. И, как это часто бывает в таких компаниях, вдруг разгорелась ссора, причину которой никто толком и не знал. Иван не успел и глазом моргнуть, как началась драка. В ход пошли тарелки, стулья, а потом раздался крик Макара:
— Ва-ня-я! Спасай, уби-ва-ют.
Иван кинулся на крик и увидел, что сбитый с ног отец пытается подняться, а над его головой занесен острый плотницкий топор. В последний момент успел Иван отбить в сторону руку с топором. Удар, предназначенный Макару Сысоеву, получил кто-то из стоящих рядом с ним мужчин. Зарубленный мешком свалился на пол.
Драка тут же прекратилась. Дело не шуточное. Убийство.
— Кто виноват? Кто ударил?
— Все виноваты, всех заметут за это. Сейчас концы в воду, и молчок. Вынести его, спрятать в снегу, и дело в сторону.
Быстро нашли мешок, затолкали туда труп и вынесли из дома. Иван шел со всеми, ничего не соображая, в каком-то оцепенении. За поселком среди густого кустарника остановились. Мешок бросили в канаву и закидали снегом. Все молчали. Молча пожали руки Сысоевым, прощаясь с ними, и разошлись. Иван с отцом потихоньку от Лены прихватили собранные заранее вещи, торопливо двинулись к большаку. Нужно было добраться до станции.
Сначала им повезло. На буровую в Харалпур шла машина геологов, а это было почти по пути. До буровой доехали хорошо, но там застряли — никакого попутного транспорта больше не было. Тогда решили идти на станцию пешком. По дороге началась метель, перешедшая в буран. Он-то и доконал Макара Сысоева, который после всех передряг быстро терял силы. Наконец он упал в снег и, несмотря на все усилия Ивана, подняться уже не смог.
В отчаянии Иван решил тащить отца на себе, но тот отрицательно затряс головой и еле слышно сказал:
— Не дойду я уже до дому, видно, сынок. И до Миколая уже не дойду... Сказал бы я ему... Из-за него... Мать умерла на чужбине. И я вот теперь... Один ты остаешься, Иван. Тебе жить, тебе и долги за прошлое собирать. Это моя последняя воля. Исполни...
Сняв шапку, Иван молча стоял и смотрел, как падают снежинки на отцовское лицо, падают и не тают. Значит, конец. Сначала он хотел донести тело до станции, как-то похоронить, но почувствовал, что не сможет этого сделать в такой буран. Видно, суждено Макару Демидовичу найти покой здесь на чужбине, в снежной могиле, как это принято у коренных жителей тундры.
Иван огляделся. Невдалеке чернел мелкий кустарник. Хорошо, что топор всегда с собой у плотника. Проваливаясь по пояс в снег, Иван добрался до кустарника, нарубил веток и разгреб среди кустов яму. Обложенная ветками, эта яма и стала могилой его отца. Когда работа была закончена, Иван с шапкой в руках, давясь слезами, низко поклонился небольшому снежному холмику:
— Прощай, отец! Спи спокойно! Прости, что так хороню тебя, не могу по-иному. Навсегда запомню и выполню твою последнюю волю. Все исполню...
Теперь Иван был связан клятвой, данной на могиле отца. Значит, нужно обязательно вернуться на родину, найти виновных и отомстить.
С этими мыслями повернул Иван назад. Решил возвратиться в поселок и подготовиться к отъезду на родину. Во-первых, решил сменить фамилию. Его не должны узнать, да и драка с убийством здесь может иметь последствия. Лучше всего взять фамилию мачехи, но в русском переводе. Ненянг на русском — комар, значит, он должен стать Иваном Комаровым.
Около месяца прожил Иван в поселке. Начал через мачеху осторожно выведывать, как можно поменять фамилию в связи с переездом на родину. Пока работал, плотничал, ждал удобного случая, чтобы обменять документы. Так и получилось. В поссовете затеяли ремонт и решили перегородить некоторые кабинеты. Особенно этого добивалась паспортистка, которой полагалось иметь отдельную комнату, а раньше она работала в помещении почты. Иван очень постарался для нее, поставил крепкую стенку, обшил толстым картоном для звукоизоляции и даже оштукатурил. Дверь кабинета оббил железными листами и покрасил. Паспортистка была очень довольна и, когда Иван, закончив работу, попросил ее выправить ему документы на фамилию мачехи, она сделала все очень быстро, особо не интересуясь, для чего ему это понадобилось.