Нью-йоркский психолог Эстер Перел опубликовала изящное социологическое исследование, дополненное учеными литературными и антропологическими ссылками, «Спаривание в неволе: сексуальная ложь и домашнее счастье», которое заняло первые места в списках американских бестселлеров в прошлом году и поставило на повестку дня в профессиональных кругах вопрос о неотложной помощи браку. По ее мнению, отсутствие секса у семейных пар сейчас очень серьезно обсуждается в Соединенных Штатах. Это миллионы людей с долгосрочными отношениями, которые любят друг друга, но эротика исчезла из их отношений. Это безусловный кризис современной культуры, отражающий состояние института брака. Цифры, опубликованные в прошлом году Департаментом национальной статистики и показавшие, что Великобритания стала «асексуальной» страной, подтверждают эту точку зрения: каждая восьмая женщина, включая замужних и живущих с партнером, за последний год не имела секса. После 35 лет не занимается сексом каждый десятый человек независимо от пола, и эта цифра достигает 12% в возрасте 40 – 44 лет (для мужчин – 9%). По мнению Перел, идея большой близости с партнером не всегда работает. Она хороша для дружбы, но цена, которую за это платят супруги – это сексуальное охлаждение. По признанию самой Перел, ей хотелось спровоцировать дискуссию в профессиональных психологических кругах, однако до сих пор никто из ее коллег-психологов ее не оспорил. Перел указывает, что поколение, которое сейчас приближается к среднему возрасту, – это поколение, выросшее без сексуальных запретов. Эти люди родились после сексуальной революции и, как правило, выбрали спутника жизни после нескольких серьезных романов. Им была привита вера в то, что они могут и должны говорить о своих сокровенных желаниях, так как любовь и брак предполагают, что партнеры всем делятся друг с другом, тем самым закладывая основы физической близости на всю жизнь. Если раньше у брака были очень простые функции: продолжение рода, экономический договор и основа для респектабельности, то сегодня от брака ожидают близкой дружбы, экономической и эмоциональной поддержки, романтики, любви и благополучной семьи. Начиная с 1950-х годов, люди начали хотеть всего этого от одного человека и просят супруга или супругу дать то, что раньше давала им целая деревня, община или род. Кроме того, обычно супруги-профессионалы рожают детей в возрасте сильно за тридцать и отчаянно стараются быть идеальными родителями. Существует целая культура «сверхродительства», которая внесла свой вклад в то, что пары теперь не проводят границы между своей семейной жизнью и другими сферами жизни. Им неловко закрыть дверь в спальню, а многие даже чувствуют вину, отправляясь поужинать без детей, хотя лучшая из вещей, которые они могут сделать для своего ребенка, это построить удовлетворяющие отношения с другим его родителем.

Естественно, что после всего этого поддержание ярких эротических отношений является очень большими требованиями, тем более, что супруги хотят, чтобы все эти вещи были в их распоряжении постоянно. Перел видит спасение эмоциональных отношений в браке в создании «другой жизни, которая отделена от домашней сферы и детей», особой «эротической атмосферы» в отношениях, что не всегда проходит так легко, как может показаться.

При всем очаровании скороспелых психологических конструкций, рутина в сексе, исходящая из более универсального феномена опрощения полов, имеет свою гендерную историю, насчитывающую, как минимум, полтора столетия

Конструирование новых форм гендерной идентичности проявлялось в создании новых образцов поведения и новых, непривычных форм гендерной атрибуции. Прежде всего, это было связанно с внешним обликом «новой женщины. В наиболее общем виде изменения можно охарактеризовать как намеренное опрощение. Эти изменения сопровождали процесс эмансипации. Женщины перестали затягиваться в корсеты, вместо пышных разноцветных платьев с оборками, лентами кружевами надевали простое платье, лишенное каких бы то ни было украшений и делали все, чтобы не походить на разряженных кукол и кисейных барышень. Такое «опрощение» было связано с отказом от образа женщины-леди, демонстрирующей женственность как мягкость, покорность, ориентацию на традиционные ценности брака. Намеренно упрощались прически, произошел отказ от ювелирных украшений и от украшений в одежде (М. В. Раджабова, 2001).

Изменились также манеры и пластика движений женщин, связанные с практикой аутопрезентации в публичном пространстве. Одним из них этих мотивов «опрощения» был отказ от презентации себя в качестве сексуального объекта. Дело не столько в том, что «новые женщины» не желали быть сексуально привлекательными, а в том, что еще не были созданы одобряемые и конвенционально приемлемые новые образы и образцы поведения социально активной женщины. С другой стороны, на символическом уровне, происходило формирование притягательного образа «новой» женщины. Символом и одновременно маркировкой «новой» женщины становилась стрижка, вернее, коротко остриженные волосы взамен сложной модной прически или длинных открытых кос у девушек. Чтобы стать свободной, женщине необходимо было «освободиться» от привычного телесного опыта. Поэтому стрижка волос чаще всего и становилась тем символическим жестом, которым женщина открывала для себя новый путь в жизни. Женщины отрезали себе косы, в буквальном смысле отрезая себе обратный путь к прежнему образу жизни. Эти гендерные дисплеи «новых» женщин служили им четкими маркерами в обществе, сигнализировали окружающим о социальных амбициях их владелицы.

Новый виток эмансипации после сексуальной революции 60 – 70-х прошлого века еще больше углубил тенденции разрушения традиционной семьи

На рубеже веков в России эти кризисные тенденции обрели зримые очертания. Далеко не все адаптировались к новым экономическим реалиям. Мужчины, к сожалению, часто, гораздо чаще, чем женщины, позволяют себе «внутреннюю эмиграцию» от тотальной ответственности за жизнь семьи в алкоголизацию, Интернет или мелкие домашние дела. Как показывает практика, женщины справляются с проблемами намного лучше. Это изменение ролевых функций в семье приводит к тому, что мужчина перестает быть главой семьи, и эту роль взваливает на себя женщина, то есть происходит тотальная смена гендерных ролей, что губительно для интимных отношений. В сочетании со ставкой на яркие сексуальные отношения это приводит к охлаждению супружеских отношений. В отношениях между мужчиной и женщиной исчезла тайна и наступила запредельная открытость, влекущая опрощение отношений. Интимные отношения, включая рекламу гигиенических прокладок, косметики для обольщения партнера и препаратов для мужчин стали одной из основных тем в печатных и электронных СМИ. Красота и молодость превратились в обыкновенный товар, причем, скоропортящийся, и перестали быть объектом сексуального вожделения. Это размывание гендерной роли между маниакальным стремлением любой ценой, включая диеты, фитнес и пластическую хирургию, сохранить привлекательность, а с другой стороны – перестать быть сексуальным объектом, подавить мужской сексизм и сделаться равным мужчине и составляют истинную драму современной семьи. В контексте этих соображений утрата взаимной привлекательности и формализация сексуальных отношений отнюдь не являются эпицентром семейных проблем.

Таким образом, феномен угасания сексуальной активности в браке имеет сложную природу и его нельзя свести к простому опрощению супружеских отношений. Утрата взаимной привлекательности и сексуальной инициативности нередко связана с прохождением критических периодов брака, недостаточной гибкостью ролевых отношений, а не может быть объяснена только дефектами техники полового акта или недостаточностью формальных знаний о сексе. Эти явления становятся угрожающими в прединволюционном и инволюционном периоде в связи с возможностью развития необратимых форм сексуальной детренированности и поэтому заслуживают отдельного внимания в психодиагностической и консультативной работе с парой.