- Естественно, - он с довольным видом вытащил из сумки термос и что-то, завернутое в бумагу. – Чай и бутерброды с копченой колбасой. И пара ватрушек, в столовой утром попросил, специально для тебя. Как знал, что кое-кто меня опять в кусты потащит!

Женька рассмеялась и подтянула ноги под себя, усаживаясь по-турецки. Потом вытащила из сумочки упаковку влажных салфеток и тщательно вытерлась.

- Да, Илларионов, - она с веселым нетерпением следила, как Ромка наливает в кружку чай из термоса: - У нас с тобой кусты – это судьба!

Ромка рассмеялся в ответ и выдал ей чай. А потом нагнулся и сорвал светло-зеленый, бархатный на ощупь листочек, слегка размял в пальцах и сунул подруге под нос:

- Знаешь, что это?

- Лимоном пахнет, - принюхалась Женька.

- Лимонная мята. Или мелисса. Добавить тебе в чай?

- Да! Я часто покупаю чай с мелиссой!

Ромка еще больше растер листик и опустил в дымящуюся кружку. Женька тем временем ухватила бутерброд.

Она ела, смеялась, и наблюдала за Ромкой. Было удивительно приятно на него смотреть – сладко так, и душевно. А еще ловить в медовых глазах то самое, что он дал попробовать прошлой ночью. Только редко его ухватить удавалось - Ромка от прямых гляделок уклонялся и постоянно рылся в телефоне.

«Жадина – говядина! – с нежностью людоедки думала Женька. – Убудет от него что ли? Уже ж все равно – да. Точно – да, оно у него чуть ли не на лбу написано! И вместо того, чтобы сказать правду, изображает из себя невесть что! Балбес, натуральный балбес! Мужики реально странные люди».

Вскоре чай был допит, и бутерброды с булочками куда-то исчезли, Женька даже оглянулась – вдруг спрятались под кустом и подмигивают – но нет, пропавших припасов там не оказалось.

Внезапно резко похолодало. Горы, как истинные модницы, сменили цвет облачных причесок – теперь в них не было осветленных прядок, а только серо-черный предгрозовой оттенок.

- Наелась? – Ромка оторвался от созерцания телефона и посмотрел на подругу. – Надо срочно уносить отсюда ноги, в течение часа обещают дождь. И туман с моря ползет. Гляди, мы примерно посередине…

Он показал ей на экране план дендрария:

- Можем пешком пройти вниз до конца парка и сесть на маршрутку. Или подняться обратно на самый верх, а потом спуститься по канатной дороге. Но, думаю, после еды ты не захочешь ползти в горку. Так что…

Но Женька не дала ему договорить.

- Хочу!! – эмоционально воскликнула она и вскочила на ноги. – Конечно же, на канатку! Я еще не накаталась!

Ромка, глядя на нее, который раз по-доброму улыбнулся и быстро убрал место пикника. Пакет с недоеденными персиками – там остались самые твердые – тоже засунул в свою спортивную сумку.

Вскоре парочка выбралась из кустов, поднялась по склону пригорка и уверенно направилась к верхней станции канатной дороги.

Наверху было холодно по-настоящему, но ветер практически отсутствовал. Женька поежилась и отпустила закатанные рукава рубашки. Потом подошла к краю платформы и посмотрела вниз.

Там был туман. Такой же белый и плотный, как утром над морем, он лежал на пальмах, окутывал дома и на глазах рос-рос-рос, как сказочный великан и поднимался выше и выше.

Ромка встал в кассу за билетами.

- Последний рейс! – сварливо отозвалась бабка-билетерша. – И закрываемся. Видали, как заволокло? И не скажешь, что июль на календаре. По погоде – натуральный ноябрь.

Женька внезапно захотела пить, и Ромка послушно подошел к ларьку, торгующему всякой всячиной.

- Только не сладкое! – попросила она. – И так чай с сахаром был, и персики слишком приторные.

Ромка кивнул и взял клюквенный морс в картонном пакетике с трубочкой.

На посадочной платформе кроме них никого не было. Спуск по канатной дороге из дендрария пользовался меньшим спросом, чем подъем: посетители предпочитали только подниматься, а потом идти вниз по парку пешком. А уж в такую-то погоду…

Прозрачный вагончик вынырнул из тумана и подплыл на посадку, постоял с минуту, очевидно, ожидая еще пассажиров, но больше так никто и не подошел. И он, взяв только Ромку и Женьку, обиженно захлопнул двери и, качаясь, направился вниз.

Женька допила морс, по-детски скрутила пакетик гармошкой, выдавливая последние капли, и бросила на скамейку. И тут же сама вскочила на нее и восторженно посмотрела сквозь прозрачную стену.

- Ромка, мы сейчас войдем в туман! – с придыханием сообщила она. - Он такой загадочный… невероятный… даже страшный немного! А вдруг это и не туман вовсе? Что если там – иное измерение? Портал в параллельный мир? Аномальная зона? А, может… может, он живой?!

- Сусанина, ты перечитала фантастики! – мягко рассмеялся Ромка и тоже посмотрел за окно. – Но согласен, впечатляет…

В этот миг вагончик погрузился в молочно-белую взвесь. Будто действительно нырнул в молоко, но не кипящее, а скорее, взбитое в пену.

И это было так странно, так таинственно! Мир вокруг исчез, спрятанный за белой пеленой, лишь время от времени из тумана выскакивали ветви деревьев, словно огромные лапы слепых чудовищ, пытающихся отыскать вагончик наощупь, но упрямо хватающие лишь пустоту…

Женька поймала Ромкин взгляд – словно глотнула того самого волшебного эликсира, озорно сверкнула глазами, набрала полную грудь воздуха:

- Я плыву! Плыву в тумане! Лечу!

И резко развела руки в стороны, словно птица, распахивающая крылья.

Но тут произошло нечто совершенно незапланированное, хотя и закономерное. И так плотно сидящая на груди рубашка натянулась до предела, кнопки-застежки не выдержали напора и с треском расстегнулись, заставляя полы разлететься в стороны.

- Ой, мамочки… - испугалась Женька и густо покраснела.

Она сразу попыталась привести себя в порядок, но края рубашки завернусь куда-то за спину. Женька пробовала соединить их друг с другом, но как-то не получалось.

- Сусанина, ты что - совсем страх потеряла?! – возмутился Ромка, но глаз не отвел. Наоборот, жадным взглядом вцепился в Женьку, разглядывая пристально, досконально…

- Я не специально! – честно обиделась она и, окончательно войдя в роль капризного подростка, попыталась свалить с больной головы на здоровую: - Это ты виноват, что я растолстела! Твои булочки!

- Мои? – в Ромкиных глазах мелькнуло что-то яркое и обжигающее, но удивительно вкусное. – Хорошо, как скажешь.

Он шагнул к подруге. Женька как раз поймала непослушные полы рубашки и попыталась свести их воедино. Но Ромка накрыл ее руки своими и не позволил.

- Поцелую, раз мои. Обещал, кстати! - отрывисто проговорил он и потянулся губами. – Слово нужно держать.

Женька не смогла вспомнить, когда Ромка обещал что-то такое. Просто впала в ступор, чувствуя себя в тумане в прямом и переносном смысле. Одновременно.

Она затаила дыхание и широко раскрыла глаза. И смотрела, смотрела, смотрела… На рваные слои тумана за окном, на запотевшие окна вагончика, на выпрыгнувшую из ниоткуда кривую пальму… И на Ромкин кипящий мед в глазах и его бесстыжие губы. Смотрела и не знала, что делать.

Состояние было незнакомое. Ромкины прикосновения были приятными и как-то… особенными? важными? драгоценными? Сложно подобрать правильное слово.

Но ожидаемо-привычных ощущений не было. Ни горячих волн, разливающихся по телу, ни сладкой дрожи в коленях, ни лихорадочного стука сердца. Даже пресловутые бабочки в животе передохли. Все до одной.

Зато что-то другое присутствовало – хрупкое и удивительно красивое, как причудливые кристаллы первой изморози на еще зеленой траве. И Женька боялась дышать, чтобы ненароком не разрушить…

«Я в него… да?! – мелькнуло в голове удивленно – восторженное. – Не «нравится – не нравится», «хочется – не хочется», а по-настоящему, правда?! И он в меня… еще и как! Мамочки, как хорошо-то!»

- И ничего ты не растолстела, - восхищенно шептал Ромка, прижимаясь щекой. – Такая же красивая, как всегда. Совершенно и непостижимо красивая.

- Ты же сам сказал… - внезапно отмерла Женька. – В столовой. Утром. Что есть немного…