– Он-то нет, – проворчала я.

Бьёрн рассмеялся.

– Знаю. Хадра думает, что своими длинными ресницами сведет его с ума. Но Халли скорее привлечет ее характер. Она остроумная, живая и веселая. Хотя лучше бы они вообще не встречались.

И он знал, о чем говорит. Когда мы сели на Мурцу, Хадра предприняла последнюю попытку обворожить Халли. Подробностей я у нее так и не узнала, но все закончилось безрадостно: она назвала терронца козьим говном и, не желая нормально проститься, покинула корабль вместе с Гарожем.

– Он так и останется один до конца дней своих, – предрекла она. – Не понимаю, что во мне не так? Я люблю его по-настоящему, Таиса!

– Знаю. Возможно, со временем чувство поблекнет, но ты всегда будешь помнить его. Ты хорошая, Хади. Решительная, смелая, красивая. Но Халли никому не откроет свое сердце. Думаю, он боится новой боли.

– Тоже мне, капитан Отвага! Ладно, не будем больше о нем. Мужчина, который так поступает, мне уже не интересен. Говнюк он, вот кто.

– Что случилось?

– Не важно.

Она обняла меня, пожала руку Бьёрну и погладила Любиму по голове. На Халли, стоящего у трапа, даже не взглянула.

– Буду скучать по вам. Берегите лапоньку и пусть у вас все получится.

Я знала, что больше никогда не увижу Хадру, и сжала ее руку.

– Будь счастлива. Первая мечта – не единственная, жизнь наладится!

Но девушка только печально улыбнулась. Мы обе знали, что ей придется нелегко.

Маррог уговорил Аврору не возвращаться домой. Кажется, они подружились, и я радовалась за женщину. Маррог был надежным и постоянным, с ним она не пропадет. А с Халли я поговорила в тот же день, на кухне, где он в одиночестве пил что-то пахучее.

– Что ты сделал? Почему Хади убежала, как ошпаренная?

– Я поступил правильно, Таиса, – ответил он. Потер нос и добавил: – Жестоко, конечно, но правильно.

– ?..

– Убил ее детскую любовь.

– И каким же способом?

– Какая тебе разница? Теперь она в безопасности вдали от меня. Вернется домой и станет главой клана. Сил и решимости точно хватит. Нарожает детишек от Гарожа, остепенится и успокоится.

– Зачахнет и будет сломлена.

Он сердито посмотрел на меня.

– Не ты ли рассуждала о том, как много значат уют и тепло домашнего очага?

– Да, это мои слова. Но у всех разные судьбы. Хадра будет несчастна в пустыне, в доме родителей. Она не примет установленных порядков. Ей нужно нечто большее, чем стадное существование и плюхень под седлом.

– Это не моя забота.

– Тебя вообще ничто не заботит! – воскликнула я, пораженная его безразличием.

– Верно.

Мужчина отвернулся и продолжил пить, а я, переживая за Хадру и за него, балбеса, вернулась к дочке, с которой играла Аврора. Вскоре нам и с ней предстояло расстаться – они с Маррогом собирались за Завесы по каким-то таинственным делам. Я не расспрашивала, и так хватало трудных мыслей и тревожных чувств.

Что вытворил Халли? Что станет с Хадрой? Чем будут заниматься Маррог и Аврора? Если я вернусь домой, вряд ли когда-нибудь получу от них весточку.

С неизбежным расставанием пришлось смириться спустя несколько дней, и теперь с нами оставались только Халли, Элиас и Глайм. Последний нетерпеливо ждал высадку в крупном порту, где они с Бэрдом должны были забрать свой корабль и отправиться на Агату. Однако до него было еще несколько дней, и на одной из стоянок мы с Бьёрном решили, что полезно будет прогуляться. Планета была похожа на Мурцу – пустыни, скалы, небольшие поселения и порты, где не купишь ничего особенного. Но мне хотелось погреться на солнце, да и Любиме прогулка пошла на пользу.

Бьёрн нес дочку в рюкзаке, а меня держал за руку. Мы были настоящей семьей, и я чувствовала себя глубоко удовлетворенной происходящим. Мужчина то и дело шептал мне на ухо всякие ласковые слова, а Любиму мягко целовал в макушку, и она так ни разу за всю прогулку и не закапризничала.

Он рассказывал о планетах, которые видел, и я слушала жадно, наслаждаясь звуком его голоса, приятными интонациями и образами, рождавшимися в сознании.

– Скалы, пустоши, вулканы. Редко когда попадаются зеленые миры, а если и найдешь растительность, она не всегда дружелюбна. Я был на Дарэрэ – то еще местечко. Представь себе цветок в человеческий рост, у которого есть зубы и длинный липкий язык. Гибкий стебель позволяет ему проворно наклоняться в стороны, хватать добычу и жрать ее еще живой. А леса там тропические, густые, и насекомых полным-полно. Только не безобидных стрекозок, как у вас, а больших и кусачих жужел, мух, многохвосток и прочей гадости. – Я поморщилась, и Бьёрн рассмеялся. – Самое красивое для меня – небо. Оно везде разное, неповторимое. Звездные скопления, спутники, дымки. Цветное сияние на фоне безжизненных скал, метеоритные дожди… Можно любоваться бесконечно долго – и не надоест. Иногда планета кажется мертвой, но посмотришь вверх – и видишь биение ее сердца.

– Думаешь, оно там, наверху? – улыбнулась я.

– Оно везде, но ритм можно уловить именно в небе.

Он задумчиво посмотрел на дочку.

– Дети совершенны, ибо воспринимают красоту чистым сердцем.

– А мы?

– Взрослые несут с собой эмоциональный багаж. Это не плохо, но иногда его слишком много. А еще мы так стремимся запомнить, что забываем. На Терре в порядке вещей глядеть на мир через камеру ай-нета.

– Что это?

– Устройство для связи, общения и взаимодействия. Иначе говоря – электронное «я» человека. Очень удобно в том случае, если нужно запугать, не правда ли? Терронцы забыли, что такое реальность, утратили ее вкус. Еще и поэтому я стал пилотом.

– Но у тебя есть фотографии?

– Совсем немного. Я не против запечатлеть значимые мгновения на камеру, но предпочитаю чувства. Какой смысл в картинке, если она не подкреплена запахами, звуками, эмоциями? А когда ты делаешь фото своей ноги или пытаешься изобразить на камеру очередной фальшивый поцелуй, только чтобы все видели – у тебя жизнь прекрасна! – это не по мне. Я не хочу никому ничего доказывать. Мое – оно просто мое. Зачем играть на чувстве зависти? Обязательно найдется человек, которому захочется иметь то, что есть у тебя.

– У нас это сглазом называют. И я согласна во всем. Мгновения обесцениваются. Например, у меня в детстве никогда не было своего фотоаппарата, а лет в шестнадцать родители подарили – тогда еще катушечки были, которые быстро кончались. О, я ценила каждый кадр! Сколько замечательных фото хранится в альбоме, и они все мне дороги. С появлением компьютера я изменилась, хотя по-прежнему радовалась самому процессу, а не результату, который можно всем показать. И все же стала иначе относится к миру вокруг. Все снимали – я снимала, делились результатом – и я начала. Пока это не превратилось в неостановимый поток дешевой информации. Как ты и сказал – похвастаться безумным маникюром, доказать новой машиной, что ты не беднота позорная. А еще у нас активно хвастаются путешествиями и кардинальной сменой имиджа. Например, стало популярно сбривать брови и рисовать на их месте другие, или наносить на лицо огромное количество косметики.

– О, не говори терронцу о сбриваемых бровях… – рассмеялся он. – У нас вырывают волосы по всему телу – и мужчины, и женщины, а уж пластическая хирургия так вообще процветает. Не понравился нос? На тебе другой. Маленькая грудь? Ничего, надуем! Я уж молчу про то, что надувают мужчины…

Я не сдержала смех.

– В итоге вернешься домой, и тебя родные люди не признают.

– Вот именно. А все потому, что люди внушаемы, да и выгодно это – навязывать моду. По мне так естественная красота куда притягательнее. Вот как целовать женщину, если на ней тональный крем, румяна, помада и прочая дребедень? Социальные сети зачастую асоциальны. Поэтому я редко общался на форумах. Нет-нет, да и попадется среди нормальных ребят какой-нибудь неадекват психованный.

– Наверное, и возможности не было. Я вот общалась, но только от отчаяния.

– Парня искала?