Трудно дышать, влажный воздух насыщен сероводородом. Возле самой реки валяются горячие камни. А какой шум! Шумит река, шипит пар, и все перекрывает подземный гул, будто мы попали в кузницу, где ни на минуту не прекращается таинственная, жаркая работа…

Впоследствии мы немного привыкли к этому зрелищу, к гулу и запаху серы… Но никогда не забыть мне первого грозного впечатления.

В течение двух дней мы спускались к гейзерам, не перенося лагеря, и писали этюды под проливным дождем. В краски попадала вода, картонки размокали, работать было тяжело; к тому же в конце второго дня мокрыми хлопьями повалил снег.

Наконец засияло солнце, и мы смогли раскинуть палатку поблизости от Долины гейзеров.

Теперь мы ходили по долине без опаски. Мы убедились, что гейзеры извергаются через определенные промежутки времени — от пятнадцати минут до двух с половиной часов. Приноровившись к этим промежуткам, можно работать без риска, что тебя обдаст кипятком. Только раз, расположившись возле безобидного на вид котлована, мы были испуганы внезапно вырвавшейся струей пара.

Крупных гейзеров в этой долине двенадцать. Самые большие из них — «Первенец» и «Великан». «Великан» бьет в небо метров на пятьдесят, струя у него около трех с половиной метров в поперечнике.

— Кипятка у нас сколько угодно! — смеялись мы. — Хочешь — чай заваривай. Хочешь — суп вари.

К сожалению, суп варить было не из чего. Рассчитывая на охоту, мы оставили бóльшую часть запасов в долине реки Шумной. Федорыч, наш проводник, тщетно бродил с ружьем по долине: дичи здесь не попадалось. У нас оставались только сухарные крошки да банка мясных консервов.

Наша основная работа была закончена. Мы зарисовали общую панораму долины, отдельные гейзеры, грязевые котлы… Хотелось бы, конечно, поработать здесь еще, но голод подгонял нас; к тому же и погода грозила опять испортиться.

Мы простились с живописной Долиной гейзеров и, навьючив лошадей, тронулись в обратный путь.

В Западной Европе есть страна — Швейцария, и в ней снежные горы — Альпы. Хребты, один выше другого, переплелись тут узлом. Снежные шапки лежат на угрюмых, голых скалах. Ниже склоны заросли сочной травой и крупными яркими цветами. Еще ниже растут густые леса и блестят голубые озера, окруженные домами с красными черепичными крышами. Вокруг деревень зеленеют сады и виноградники, а на горных лугах пасутся стада коров и овец.

Швейцарские горцы давно приспособились к жизни в горах. Они научились пасти скот, косить траву, рубить лес на таких кручах, где жителю равнин не ступить и шага. Но, будучи суеверными, они воображали, что на вершинах живут злые духи, которые посылают к ним лавины и обвалы. Поэтому до конца XVIII века они никогда не поднимались в область вечных снегов.

Первыми туда проникли ученые. Ученые не верили в духов. Они считали, что и с лавинами можно бороться. Для этого прежде всего нужно было узнать, где, когда и почему лавины зарождаются.

Ученым нужны были проводники, и они обратились за помощью к горцам.

Горцы жили в нищете, и заработок им был очень нужен. Отбросив свои страхи, они повели ученых на горные вершины. Они сделались ловкими и опытными проводниками. Много раз спасали они от гибели неопытных путешественников.

Англичанин Тиндаль всю жизнь изучал ледники — ледяные реки, которые медленно стекают со снежных гор. Он побывал на многих вершинах, и нередко его жизнь висела на волоске.

Интересовался он и лавинами. С одной из них ему довелось близко познакомиться.

Тиндаль с двумя друзьями и проводниками Дженни и Вальтером возвращался после восхождения на гору Мортерач. Спускаться пришлось по крутому леднику, запорошенному снегом. Все альпинисты были связаны общей веревкой. Дженни шел впереди, Вальтер — сзади. Они боялись, что кто-нибудь поскользнется, и были готовы натянуть веревку и остановить падение. Однако, когда задний из трех англичан упал, Вальтер не смог его удержать и покатался сам. Тиндаль пишет в своих воспоминаниях:

«Я услышал шум падения, и через минуту мои друзья и Вальтер, спутавшись клубком, пронеслись мимо меня. Я старался укрепиться, но веревка рванула так сильно, что я был увлечен за ними. Вслед за мной был сорван и Дженни. Не успели мы оглянуться, как очутились в лавине, катившейся с неудержимой быстротой.

Я повернулся лицом вниз и пытался сквозь снег воткнуть в лед альпийскую палку с острым концом. Но в этот момент меня сильно подбросило вверх. Дженни полетел на меня. При этом мы оба потеряли палки.

Моих спутников кидало из стороны в сторону по неровностям склона. Вдруг их подбросило сильным прыжком лавины и перенесло через расселину. Я последовал за ними и на минуту был оглушен сильным ударом. Дженни прыгнул в расселину, надеясь этим остановить движение, — поступок храбрый, но бесполезный. Его с силой выбросило вверх и почти задушило натянувшейся веревкой.

Мы неудержимо неслись к тому месту, где ледник прорезывался глубокими трещинами и затем круто обрывался в пропасть…»

Перед самым обрывом лавина прошла через отлогую площадку.

Тиндалю и Дженни удалось вскочить на ноги и сдержать остальных.

Все были целы, хотя и сильно избиты. У Тиндаля из кармана куртки свисал обрывок цепочки. Видно, лавина польстилась на его золотые часы.

Тиндаль отправился отдыхать в Италию. Но мысль о любимых часах не давала ему покоя. Через полмесяца он вновь собрал друзей и проводников и пригласил их идти с ним на поиски часов.

Друзья посмеивались над его затеей:

— Стоит ли искать иголку в сене? И разве вы не знаете, что мелкие камешки, положенные на снег в солнечную погоду, сами в него закапываются? То же, вероятно, сделали и ваши часы.

— Нет, это бывает только с темными камешками, — ответил ученый. — Чем темнее предмет, тем сильнее он поглощает солнечные лучи. При этом он нагревается, снег под ним тает, и он погружается в глубину. Но у моих часов гладкая золотая крышка. Она отражает лучи, не поглощая их; потому-то она и блестит. Часы не только не утонут, но будут защищать от солнца снег, на котором лежат. Когда кругом снег обтает, они окажутся на маленькой горке, и их легко будет заметить.

Тиндаль недаром был знаменитым ученым: его расчет оказался верен. Через двадцать минут после начала поисков часы были найдены на поверхности снега. Едва Тиндаль повернул ключик, они пошли. Бешеные прыжки через расселины, от которых еще болело тело их хозяина, нисколько им не повредили.

После недавней бури в природе воцарилась полная тишина, хотя небо было покрыто тучами. Лохматые тучи стояли над землею так низко, что все сопки казались срезанными под один уровень. Свежевыпавший снег толстым слоем прикрыл юрты, опрокинутые вверх дном лодки, камни, валежник на земле, пни, оставшиеся от недавно порубленных деревьев. Однако этот белоснежный убор не придавал окрестности веселого и праздничного вида. В темном небе, в посиневшем воздухе, в хмурых горах и черной, как деготь, воде чувствовалось напряжение, которое чем-то должно было разрядиться.

Я взял лодку и переехал на другую сторону реки Улики. Перейдя через рощу, я вышел к намывной полосе прибоя.

На море был штиль. Трудно даже представить себе море в таком спокойном состоянии: ни малейшего всплеска у берега, ни малейшей ряби на поверхности. Большой мыс, выдвинувшийся с северной стороны в море, с высоты птичьего полета должен был казаться громадным белым лоскутом на темном фоне воды, а в профиль его можно было принять за чудовище, которое наполовину погрузилось в море и замерло, словно прислушиваясь к чему-то. И море и суша были безмолвны, безжизненны и пустынны. Белохвостые орланы, черные кармораны, пестрые каменушки и белые чайки — все куда-то спрятались и притаились.