Поехал он не один. С ним были помощники: прораб, два коллектора, трое рабочих. Они взяли с собой целый вагон всяких вещей: лопаты, кирки, молотки, зубила, горные компасы, рулетки, палатки, походную химическую лабораторию, полевую аптечку, сложные приборы для геофизической съемки…

Все это надо было получить со склада, проверить, упаковать, отправить на вокзал. Горячая, беспокойная пора сборов!

В глухом сибирском селе, далеко от железной дороги, встречали экспедицию все: и старые и молодые. За околицей в это время как раз парни гуляли с гармошкой. Когда автомашина приблизилась, они подошли к дороге, и гармонист заиграл туш.

Шофер Сергей Кириллович резко сбавил скорость, не зная, ехать дальше или остановиться. Мальчишки обступили машину и побежали с боков и сзади. Кто-то закричал «ура».

— Всяко бывало, но такого, знаешь… — проговорил Сергей Кириллович, останавливаясь наконец в центре села.

Геолог улыбнулся ему:

— А что? Плохо разве встречают?.. Веселый народ!

Здесь же, около машины, он увидел мальчика лет тринадцати, с пионерским галстуком и в белой рубашке. Мальчик стоял первым в ребячьей толпе. Геолог догадался, что это и есть Саша Никитин.

Ночевал он в избе Никитиных. Родители Саши, гордые тем, что у них остановился начальник экспедиции, ходили на цыпочках по толстым половикам и наперебой угощали. Но геологу было не до угощения.

Хотя Саша и говорил в письме, что только по весу догадывается, будто это руда, но на самом деле он точно знал, что нашел вольфрамит, и лишь боялся: а вдруг ошибся!

Напрасно боялся. Ведь он прочитал немало книг по минералогии и геологии.

Первую — она называлась «Охота за камнями» писателя Бармина — его долго уговаривала взять школьный библиотекарь Татьяна Михайловна. У Саши в то время все интересы были устремлены на охоту и рыбную ловлю, и книгу про камни он нес домой с неудовольствием и потому только, что в заглавий стояло слово «охота», а на обложке разгуливали диковинные доисторические животные.

И раскрыл он ее без особой радости. Но первая фраза: «Две мечты было у меня в детстве: поймать черного махаона и найти оловянный камень», — по-особенному взволновала его. Так же и он мечтал об удивительном звере, которого никто еще до него не встречал. А вот он встретит…

Закрывая книгу, он уже был целиком увлечен наукой о камне.

В самом деле! Вот под ноги попал булыжник. Ну и толкни его! А, нет! Прежде взгляни: что это? Может, он очень нужен заводам? Может, такие камни специально ищут геологи?

Саша стал приглядываться. И тут оказалось, что почти все камни, как люди, не похожи друг на друга.

За «Охотой за камнями» последовали другие книги, более серьезные: «Занимательная минералогия» академика Ферсмана, «Основы геологии» академика Обручева. Саша стал собирать коллекцию горных пород и минералов.

Вскоре и мать, и отец, и соседи знали, что лучший подарок Саше — необычный камень.

И вот приносили ему с полей, с охоты нежно-зеленые осколки амазонита, пластинки слюд, кварц — то белый, как сахар, то прозрачный, словно стекло.

О нет! Одиночкой он не был.

Когда Саша перешел в шестой класс, учитель Сергей Николаевич подарил ему учебник по минералогии и геологии для десятого класса и помогал узнавать по «Определителю минералов» профессора Разумовского названия минералов. Он же помог ему постичь начала химии и стереометрии раньше других ребят. Без этого Саша многого бы не понял в книгах.

Геолог долго осматривал Сашину коллекцию. В нее входило более ста образцов! У каждого, как в настоящем музее, белый билетик указывал: где, кем и когда был он найден.

Нет! Открытие Саши Никитина совсем не случайность. Так же вот, как и он, настоящие геологи увидят один едва заметный признак ценного полезного ископаемого (угля, железа, золота) и долго потом наблюдают, выслеживают — до победы.

Геолог достал из полевой сумки геологическую карту и показал ее Саше. Тот, конечно, ничего в ней не понял: чтобы стать геологом, надо специально учиться. Но это от него не уйдет! А пока они вместе отметили на карте все места находок вольфрамита. Находки пришлись как раз на окрестности той полосы, где граниты соприкасались с другими породами. Полоса тянулась не на один километр, и если вдоль нее повсюду окажется этот минерал, то открытие Саши будет делом огромной важности.

Вечер. Пора бы спать. Завтра рано подъем. Но геологу не до сна. Сперва он намечает на карте, где рабочие станут копать канавы, а потом, когда работа закончена, вместе с Сашей и десятком других ребят долго сидит на крыльце.

Они мечтают о том, какие изменения произойдут теперь в жизни села: как придет сюда железная дорога, вырастет целый город, засверкает огнями долина Яманки…

Геологическая карта, на которой красочными пятнами говорится о выходах на земную поверхность изверженных горных пород, где точками и квадратиками обозначены места Сашиных находок, в этом порукой.

Перед домом, где я живу в Ленинграде, тротуар вымощен беловатым известняковым плитняком. Тротуар состоит из плит. Все плиты как плиты, но поперек одной из них не то оттиснут, не то вдавлен странный узор, такой, как на нашем рисунке (стр. 292).

Жители Ленинграда, если они наблюдательны, знают: такие узоры встречаются кое-где на тротуарных плитах. Откуда же они взялись и что собой представляют?

Эти узоры — вещь удивительная. Более полумиллиарда лет назад на месте нынешнего Ленинграда расстилалось море. В этом море среди различных других животных обитал громадный, до двух метров длиной, моллюск — родич наших нынешних осьминогов и каракатиц.

Он прятал свое мягкое тело в длинную раковину, похожую на прямой острый рог. Внутри она была разделена поперечными перегородками на отдельные камеры, соединенные трубкой — сифоном. За эту прямую раковину мы сейчас именуем древнее чудовище пряморогом, или, по-гречески, «ортоцерасом».

Когда пряморог умирал, он опускался на дно моря. Здесь лежал толстый слой известковых скорлупок мельчайших водных животных — корненожек. Новые и новые скорлупки, опускаясь на дно, ложились на пряморога, погребали его в своей толще. Прошли тысячи тысяч лет. Раковину пряморога покрыли могучие толщи осадков. Сдавленные слои нежных известковых скорлупок со временем превратились в известняк. А внутри известняка, как в лучшем из склепов, хранились миллионы мертвых ортоцерасов. Сами они сгнили, а прочные раковины окаменели.

Прошли еще сотни тысяч лет. Дно Силлурийского моря оказалось сушей. Когда каменотесы расслоили на плиты известняк, образовавшийся на дне этого древнего моря, миллиардолетний моллюск увидел солнечный свет.

Теперь, проходя мимо его отпечатка, я всякий раз испытываю некоторый трепет: ведь полмиллиарда лет старику! Что по сравнению с ним значит мумия какого-нибудь фараона!