— Нет, — администраторша подняла свои мохнатые ресницы, напоминавшие пауков, — мы вам не справочное бюро. Не мешайте народ лечить.

— Девочка, ты шутишь. Я вообще-то больная старуха, если ты не заметила. Могу прям тут умереть. А ты говоришь подождать ещё два дня.

— Вот когда откинетесь, тогда выдадим вам талончик без очереди. Приходите в среду. Следующий.

Разочаровавшись в этом дне, Любовь Михална развернулась и вышла прочь из треклятой центральной районной больницы. Она достала из маленькой сумки-мешочка телефон и, щурясь, набрала номер сына.

— Иван, ты можешь приехать за мной в больницу? Доктор сегодня не принимает.

— …ей же наша помощь не нужна! — послышался шипящий голос невестки.

— Жёнушке скажи, что я приеду, и если найду хоть один отпечаток пальцев на чехлах моих шуб, то загрызу.

— Мам, ну, пожалуйста, живите мирно.

— Так ты приедешь?

— … Ваня, нужно забрать Генку со школы! Твоя мать и сама доберется до дома.

— Какая же она стерва. Прости, Господи. Иван, забери меня, потом заедем за Геной.

— … мало ли что с ребёнком может случиться! Езжай за сыном, говорю! — прокричала невестка так громко, что Любовь Михална отодвинула телефон от уха.

— Всё, Иван, я жду тебя, — и старуха положила трубку. «До добра его эта потреблудка не доведёт», — подумала Любовь Михална. Она вспомнила, как недавно гоняла мух, и не могла понять, почему сначала представила Ивана, а не его ненаглядную жену. Вдруг старухе сделалось так совестливо от своей жизни и злых мыслей. Нет, про потреблудку она ничего хорошего сказать не могла. И если бы была такая возможность, то сама бы дала ей пинка из своей квартиры. Ей было жаль Ивана. Жаль, что все считают его дураком, и что сама Любовь Михална так считала.

Была ли это ревность? Всю жизнь Иван был где-то под боком матери и слушался её во всем. А теперь рядом с ним другая женщина, которая то и дело командует. А он её слушает охотнее, закрывая глаза на всю нелепость приказов. Безграничная власть, которую имела потреблудка над Иваном, не давала покоя старухе. Но ведь в этом совершенно не было его вины. Если бы каждого судили за то, что тот полюбил манипулятора, то тюрьмы уже подорвало бы количеством заключенных. Но Любовь Михална ощущала себя так, будто в этой игре её выбрали последней. И она злилась на Ивана. Злилась из-за его наивности, любви к потреблудке, его слабого характера.

Ей казалось, что она сделала всё, чтобы воспитать в нём сильную личность. Она давала Ивану ту свободу, о которой сама часто мечтала в детстве. Мать её очень сильно оберегала и всему учила. И Любовь Михална шла от обратного. Она просто кинула Ивана в речку, чтобы он сам научился плавать. Но он, кажется, просто захлебнулся.

Подъехала машина Ивана, и внутри уже сидел Гена. «Всё-таки послушался жену, а не мать», — Любовь Михална аккуратно села на переднее сидение. Они с сыном кивнули друг другу в знак приветствия и всю оставшуюся дорогу стыдливо молчали.

Кучерявая голова Гены не поворачивалась в сторону отца и бабушки. Мальчишка сосредоточено смотрел в окно. Любовь Михална наблюдала за ним через зеркало. Так и не скажешь, что у него проблемы с психикой. Вроде ребенок, как ребенок. Что же пошло не так? Что, чёрт возьми, пошло не так в жизни этих двух красивых парней… И была ли здесь вина самой Любови Михалны?

Подъехав к дому, Иван и Гена умчались в квартиру, старуха же не спешила. На лавочке сидели три подружки, рядом стоял пустой стул, дожидающийся Любови Михалны, и это не просто так. Настало время вечерних сплетен. Худший день для бабулек — это когда поговорить в такие моменты совершенно не о чем. Вот только за всю историю человечества такого ни разу не случалось. Главную тему для обсуждения подкинула сама Любовь Михална.

— Представляете! Врач пропал!

— Ох! Ах! Любовь Михална… как же так пропал?!

— Ну, так я пришла, мне и говорят, что нет его, разыскивают все. Ни на работе, ни дома не застукаешь. Только записку оставил, мол, дайте мне два дня, я все решу. Да только почерк на его не похож.

— Ох! Ах! Как это не похож?

— Где ты видела у врача почерк разборчивый? А там буковка к буковке, будто на машинке печатали. Строчки ровные и аккуратные.

— Заливаешь ты, Любовь Михална, — совершенно равнодушно проговорила Елена, не убирая с колен шелуху от семечек.

— Да ну, — ехидно улыбнулась Любовь Михална. — Говорю тебе. Всё так и было. Видишь. Вот талончик мой. Но ноги всё ещё больные. Вы же видели, как тяжело я к вам ковыляла, — старуха состроила грустную мину.

— Вот именно! — подхватила Марья Петровна. — Еле шла ты сегодня, Любовь Михална. И я краем уха тоже слышала об этом. Витёк что-то такое говорил по телефону. Вроде как с собаками врача собираются искать.

— Ох! Ах! Что же это получается? Доктора похитили?!

— Или с любовницей сбежал. Кто знает… — загадочно добавила Любовь Михална.

— Записка тогда откуда странная такая?

— А может любовница непростая. Жена мэра, например, никто же догадаться о таком не должен.

— Точно! — всплеснула руками Марья Петровна. — Слышала я такое что-то от Витька! Жена же мэра отменная «простигосподи»…

— Витёк откуда знает, что она «простигосподи»? Сам её навещал? — сплюнула шелуху Елена.

Марья Петровна вся побагровела и стала возмущенно что-то говорить своей подружке, но слов её было не разобрать. Полный рот слюней лишает дикции на все сто процентов. Кстати, отменная хитрость. Если вам очень надо что-то говорить, но сказать по теме нечего, то… вы поняли — просто плюйтесь во все стороны.

В этой беспокойной болтовне Марьи Петровны нашлось место и для тихого шептания Елены в ухо Любови Михалны: «Люба, ты ж это всё с врачом придумала?» Любовь Михална только улыбнулась и пожала плечами.

Когда старушка-подружка успокоилась, и «девочки» еще немного пообсуждали и жену мэра, и врача, и обстоятельства их запретной любви, Марья Петровна внезапно достала из-за пазухи несколько билетов и довольно потрясла их в руке.

— Глядите, чё есть.

— Ну-ка?

— Завтра в Доме Культуры концертная программа. И там, я слышала, выступит даже Рафаэль. Мы же пойдем, девочки?

— Это ещё кто такой? — вскинула бровь Любовь Михална.

— Эка тьма тьмущая! Как же ты Рафаэля не знаешь? Соловьиный голос!

— И чуууудный стан, ах…

— Просто дууушка, — протянули в один голос три подружки.

— Ладно, пойдемте. Посмотрю на вашего дуууушку. Все равно делать нечего.

— Тогда, девочки, увидимся завтра, — на том разошлись.

На следующий день перед Любовью Михалной встала непосильная задача — придумать, чем занять весь день до вечера. Утренних посиделок во дворе не было. И это угнетало. Последние годы она только тем и занималась, что придумывала бредовые истории про запретные чувства для обсуждения на лавочке.

По «России» шли сериалы. И да-да. Любовь Михална знала, что они ужасно глупые, но оторваться от этих историй было невозможно. Ты знаешь весь сюжет наперёд. Жила какая-нибудь Настя. Была она не очень-то богатая. С мужиками не ладилось, но не потому что женщина была дурная. Красивая, умная, заботливая, покладистая. Но мужиков нормальных нет! Все пытаются обмануть! В постель затащить! А Настя не такая! Настя порядочная. Скорее всего, у Насти ещё есть ребенок. Девочка или мальчик — совершенно неважно. В данном случае дитё представляет из себя скорее декорацию, чем человека.

И вдруг с Настей случается беда. Ее подставила подруга, которая вовсе и не подруга, а завистница, мечтающая насолить Настеньке. Получается, главная героиня остаётся без ничего. Ребёнка, естественно, забирают органы опеки (как же по-другому). И нет никакой бабушки, тёти, дяди, которые могут взять шефство над ребёнком. Настя сражается с целым миром одна. Или почти одна…

Появляется рыцарь на белом коне или какой-нибудь красавец-тракторист с добрыми глазами и спасает Настю. Возвращает ей ребенка и решает все остальные вопросы. К слову, завистница главной героини терпит сокрушающее поражение и остается с голой попкой. Вот так, девочки.