— Каких ещё твоих ребят?

— Мои почти родственники. У них группа, надо бы пару треков собрать. Ты не волнуйся, у них уже всё готово. Только кнопочку «запись» включи.

— Ну, не знаю. Это ещё надо инструменты устанавливать, а я уже давно всё сложил и убрал. Здесь будут съёмки, так что таскать туда-сюда барабаны…

— Не нужно, у них две гитары. Свои.

— И что они будут записывать две гитары?

— Да, у них такой стиль.

Игорёк пожал плечами. Ему ничего не оставалось, кроме как согласиться. Нет, в целом, он мог сказать: «Проваливай». Но не мог, потому что ежегодно у моей матери были большие интерактивные выставки, где многое отдавалось звуку. Кому-то нужно творить вместе с ней историю. И почему бы этим «кем-то» ни быть Игорьку? А не быть, если поругается со мной.

Я бы всё равно его маме посоветовала, потому что он хорош. Но Игорьку об этом знать необязательно.

Не прошло и двух гудков, после того, как я набрала телефон Толика, а он уже ввалился в студию и выглядел пугающе нелепым и растерянным. За ним шла, нет, плыла Любовь Михална, а Витася, словно паж, нёс гитары, склонив голову. Почему-то всё вокруг Любови Михалны превращается в сцены из ироничных сериалов. Мечтаю входить в комнату так, чтобы вокруг помещение сжималось.

Игорёк оказался сражён Любовью Михалной наповал. Его воображение поразила старушка, которая выглядела совсем не как старушка, а как богемная зрелая женщина. Это магия тюрбана, которым она обвязала голову, потому что не успела высушить волосы, а на улице был ветер. Сами понимаете, продует. Игорёк всеми силами обхаживал Любовь Михалну, думая, что она важный человек, с которым лучше подружиться.

— Обслужи моих внучков по высшему разряду, приятный молодой человек.

Звуковик выкрутил все свои таланты на максимум. Ребята сделали то, что невозможно сделать: справились с записью голоса и двух гитар (на три песни) всего за четыре часа. Но в процессе Игорёк так увлекся, что хотел бы посидеть и подольше. Первый час атмосфера была напряжённая. Второй — появились редкие шуточки. Третий — они работали с жаром и ржали, как кони. Четвертый — спорили наперебой, как будет лучше звучать.

Если Любовь Михална не могла оставить тебя равнодушным, как только входила в помещение, то Толик влюблял во время работы. Он любил музыку так, что ты начинал любить её вместе с ним. Любовь Михална и Толик часто спорили и не понимали друг друга, но эти отношения очень походили на отношения матери и сына, наверное, потому что они казались чем-то единым.

Пока ребята занимались своими великими музыкальными делами, мы сидели с Любовью Михалной на диванчике и разговаривали. Тогда я и решилась спросить её о том, что волновало меня почти с самого первого дня нашего знакомства.

— Почему вы отталкиваете Кислого? — мне было неловко при Любови Михалне называть отца отцом.

— Я слишком стара для таких переживаний.

— Так вы переживаете? — я откинулась на спинку дивана и довольно улыбнулась.

— Дочь своего отца, — Любовь Михална закатила глаза. — У вас, у Кислых, это в роду: слышать только то, что хочется слышать?

— Так всё же вам бы хотелось пообщаться поближе?

— Нет, моя дорогая. Я рада познакомиться с тобой. Это помогло мне вспомнить многие забытые вещи. Но не более. Мы с Кислым «гуляли» очень давно и недолго. Спустя годы это не оставляет никакого отпечатка. Я даже не помнила, как он выглядит до сих пор.

— Вы поехали смотреть его скульптуру.

— Не потому что я тоскую по Кислому, а потому что это и моя работа отчасти. Я помогала с эскизом, придумала ему отрастить бороду, чтобы он с неё и слепил. Но видно, эксперимент не удался. Твой отец был огромным пластом моей жизни, когда я чувствовала себя счастливой. И мне захотелось поставить точку в этих воспоминаниях. Оля, жизнь непоэтичная. Прощаясь друг с другом, влюбленные расстаются, а не хранят в памяти образы до самой смерти.

Любовь Михална не давала шансов девчачьим беззаботностям. Мы перестали касаться этой темы. И я больше сама её не поднимала. Игорёк же с Толиком вовсю обнимались и пели песни, никак не связанные с творчеством группы.

— Вы мне понравились, но больше я не могу времени уделить. Сводить уж будете сами. Я тебе, как и обещал, покидаю всякого полезного и сами дорожки, — Игорёк на секунду задумался. — А вообще я знаю, что концерт будет у *** (к сожалению, я не могу привести название музыкальной группы из соображений безопасности некоторых работников). У них на разогреве какие-то лохи. Вы были бы лучше.

— Не может быть! Ты поможешь нам попасть к ним на разогрев?! Я и мечтать о таком не смел!

— Тише-тише. Сорян, я тут ничего сделать не могу, — Игорёк врал безбожно, он спал с солисткой, я знала, но не стала ничего говорить. — Но вообще вы могли бы как-то туда пробраться. Я скину тебе адрес и имя организатора, если хочешь.

Плечи Толика опустились. Он прекрасно понимал, что вряд ли кто-то будет внезапно менять программу ради никому неизвестных музыкантов. Но вдруг по его спине постучала Любовь Михална, да с такой силой, что Толик поперхнулся.

— Давай-давай. Увидимся на концерте.

— Но это… Невозможно, понимаете… Они популярны… — Толик не мог прийти в себя, пытался набрать побольше воздуха.

— Я старуха с больными ногами: для меня не существует закрытых дверей.

***

Скажем откровенно, вся эта затея попахивает кошачьим туалетом. Сложно себе представить, что двое безызвестных музыкантов вдруг окажутся на одной сцене с именитым бэндом, а устроит это чрезмерно амбициозная старушка с тюрбаном на голове. Примерно так я и сказала в день «хэ», но меня совершенно никто не слушал. У Любови Михалны плана не было, как и у Толика с Витасей, они просто надеялись, что всё само разрешится. Так ведь часто случается, почему не может получиться у них? Я плюнула и ушла. Если хотят, то пусть взглянут сами в глаза своему позору.

Хорошо помню свои чувства в тот день. Надо же, как можно возгордиться из-за всего одной маленькой удачи: получилось записать пару треков благодаря случайному знакомству со мной. Но мир большой и страшный, он не преклоняется перед людьми, а лишь даёт шансы, но часто тем, кто бы и так пришёл в нужное место. Музыканты же не пророки, чтобы появляться из ниоткуда. Ты стараешься, пишешь музыку, делаешь это лучше и твоих навыков начинает хватать, чтобы предложили выступить. Никакой мистики и знаков свыше. А стараться словить звезду удачи — бесполезная трата времени. Лучше бы потратить его на перебор струн. Я боюсь этих закрытых дверей, вернее, я боюсь чувства, когда ты с воодушевлением стучишься, а потом все твои прекрасные порывы комкают в смесь грусти, раздражения и ощущения никчёмности. После одного такого сильного провала ты уже не чувствуешь сладость успеха.

Короче говоря, я всё-таки подошла к клубу в назначенное время. Шла и под нос бухтела, что всё это глупо и бесполезно. Однако всем известно: что Пандора оставила в ящике. Оплошность этой девушки из мифологии и вела меня вперёд, несмотря на предрассудки. Мне очень хотелось ошибаться и увидеть, как же всё-таки открываются эти закрытые двери.

А за день до концерта… В общем, я сама не очень могу объяснить, почему так получилось, но я позвонила журналистам со студии, которые поссорились насчет какого-то фильма. Про одного из них я слышала: он работал сценаристом то ли у Дудя, то ли у другого важного на ютубе парня.

— Привет, вы недавно на студии с другом спорили, — я отчаянно пытался вспомнить хоть имена, но они вылетели из головы, ситуация неловкая, поэтому я слегка замялась и даже пожалела, что вообще позвонила. — Кхм, тут мои друзья музыканты будут пытаться пробиться на разогрев к *** (кому надо, те знают, а кто не знает, то уж извините, я не могу сказать). Если у них это получится, то вас ждёт классный сюжет. Играют такой… Поп-соул-рок на двух гитарах. В общем, сам послушаешь, если интересно, я в этом не шарю.

— Уже выезжаю!

Безымянный журналист вспотел от возбуждения. Надо же такая авантюра! Супер-пупер история успеха, если у музыкантов из трущоб получится прорваться на сцену, да ещё и выступить так, что все останутся в восторге. И он, безымянный журналист, станет тем, кто запечатлеет первый шаг легенд. Лишь бы группа оказалась хороша. Впрочем, успех часто зависит от амбиций, благодаря им даже Бузова запела.