Мне Олеся тоже никогда не нравилась, но об этом придется рассказать позже.

— Сколько негатива она пишет, — заметил Толик.

— Это потому что старики злые, — сказала Любовь Михална.

— Я думал, дети злые…

— Старики, дети — всё одно!

И вот старуха наконец остановилась в поисках. Оно. Любовь Михална разглядывала монитор и даже легонько его погладила. На фото была Оксана, а сзади — памятник бородатому мужчине. Люди прошлого очень любят такие фотографии. Стоишь ты такой маленький и никчёмный на фоне чего-то могучего. Могучести от этого тебе не прибавляется, но выглядит вроде бы статусным.

Любовь Михална с любопытством разглядывала фотографию. Толик отметил, что старуха напоминала ребёнка, который увидел суперкрутую игрушку. Её глаза горели.

— Хочу посмотреть вживую. Я оставлю вас, ребята, на несколько дней.

Челюсти пацанов чуть не выпали.

— Чего?! — воскликнул Толик.

— Мне нужно съездить кое-куда. Я ненадолго. Туда и обратно. Без меня попляшете, но если зайдете в комнату, то я вас загрызу.

— Куда вы?

— Да туда… — Любовь Михална тыкнула в монитор. Витася поднялся с места и внезапно направился в комнату парней.

— А ты ещё куда? — всплеснул руками Толик.

— М? Вещи собирать. Поедем… — здоровяк обратился к Любови Михалне. — Вы же не собираетесь тащиться одна на поезде? Поедем на машине с комфортом.

Толик положил ногу на ногу и почесал подбородок. В первые за долгое время они с Виталиком написали нечто стоящее. И в этом есть часть заслуги сварливой старушенции. Её взгляд на мир, её постоянные подколки и особенная живость в слоге и уме разбудила творческий потенциал. Толик ухватил за хвост музу, и даже если ею оказалась такая противная бабулька, он не собирался просто так отпускать её. Впрочем, приключения всегда на пользу.

— Согласен. Хоть развеемся. Достал меня этот Петербург. Виталик! Мою гитару тоже запакуй! Прогуляю красавицу.

— Вы идиоты? Я вас с собой брать не собираюсь.

— А нам просто по пути, — пожал плечами Толик и убежал.

Любовь Михална осталась сидеть в полной растерянности. Хотя чему удивляться? В жизни так всегда случается. Стоит тебе решиться на что-то важное, как вокруг начинают происходить чудеса. Заклятому врагу падает кирпич на голову. Знакомые неожиданно вызываются помочь тебе спустя пять лет молчания. И вдруг все, кто долго не мог простить тебя, прощают и отпускают. Такие «случайности» возникают разом и вдруг. Они выкладывают тебе дорожку, осталось только набраться смелости, чтобы покатить эту телегу.

Останавливать взбалмошных музыкантов Любовь Михална не стала и из практичных побуждений. У Витаси имелась плохенькая машина, на которой всё же можно доехать с ветерком и комфортом. Лучше, чем в поезде тащиться, это правда. А чёрт с ними! Пусть поедут с ней! Так хоть она за дураками присмотрит, ребята ведь без неё пропадут. Может, и песню смогут намалевать красивую про заливные луга и деревенское масло.

На сборы ушло несколько часов. Под чутким руководством Любови Михалны парни сумели убедительно отмазаться от работы. О что творит с людьми жалобное покашливание больной бабушки в трубке! Вещи понакидали сначала как попало. Пришлось переделывать, потому что беспорядок Любовь Михалну не устраивал (даже в чужих вещах). Прыгнули в машину. Витася оказался ещё и прекрасным водителем, не реагирующим на возгласы старухи о том, что «понакупают права в переходах».

А Толик был непривычно молчалив, он смотрел в окно и думал о том, что жизнь как-то странно переменилась, когда пришла Любовь Михална. В Питере ты живешь размеренно, перебиваясь тоской. А тоска волной накрывает тебя довольно часто. Наверное, дело в нехватке солнца. Но сейчас он не испытывал пустоту. Он чувствовал наполненность и волнение от внезапного путешествия, да и… Ему было приятно и уютно. Так он себе представлял семейные поездки. Что вот они с мамой берут чемодан и едут к бабушке в деревню — впереди ещё сотни километров, но, когда вместе, не страшна никакая дорога.

Толик повернул голову и посмотрел на лицо Любови Михалны. Она разглядывала пролетающие мимо деревья и слегка улыбалась. Совсем чуть-чуть, но этого было достаточно, чтобы лицо её преобразилось. Теперь хотелось назвать бабушкой, но никак не старухой. «Иногда нам неведомы замыслы собственной головы», — подумал Толик и отбросил все мысли. Всё оказалось очень просто. Он чувствовал, что ехать надо. Так ли важна истинная причина?

Помните, как Гарри Поттер получил жидкую удачу? Иногда мы все принимаем это зелье. Я бы сказала, что оно всегда живет внутри нас. И если мы выпиваем его до дна, то порой сами не можем объяснить, зачем нам непременно надо идти к Хагриду.

— Вы были правы, Любовь Михална, — вдруг сказал Толик. — Когда мы с вами встретились в первый раз, я страдал из-за одной…

— Простикрутки?

— Как вы вообще выдумываете такие слова? Что это значит?

— Это значит, что у неё повадки проститутки, но те хотя бы работают честно. Заплатил, она дала. А простикрутка просто деньгами крутит, а взамен ничего не дает, — немного помолчав, Любовь Михална добавила. — Вы, мужчины, очень тонкий и нежный народ. Женщины признаны слабым полом, но вас чувства ломают гораздо сильнее нас. Мы поплачем, устроим истерику, обрежем волосы, и боль пройдет. А вы сидите под дождём и молчите. И боль становится тоской, тоска становится депрессией. Но молчите, продолжаете сидеть под дождем. Толик, человечество придумало зонтик, чтобы не намокнуть. Тебе следует об этом знать. Открыть зонтик можно, нужно только найти в себе силы.

— Любовь Михална, а как вы поняли, что она простикрутка?

— Араааа! Да ты себя вообще видел? Такие идиоты в нормальных девушек не влюбляются.

— Ну, спасибо…И что же во мне не так?

— Ты говоришь «что во мне не так». Вот это и не так. У меня знаешь ли глаз-алмаз. У тебя фактурное лицо, таких людей берут в натурщики для художников, вот только обычный человек этого не разглядит, потому что и лицо, и личность прячутся за не твоей прической, за не твоими очками, за не твоей кофтой. И ты сам это чувствуешь. Прячешь себя, может быть, за модой. Может быть, за внутренними идеалами красоты. Смотришь в зеркало и думаешь: «Я выгляжу всё ещё не так, как надо». Но в тебе всё так. И когда ты сам начнёшь это понимать, то удивишься, как сильно преобразишься. А простикрутки неуверенность чуют за километр и знают, как с ней управляться и как высосать из неуверенности побольше того, что им нужно. Деньги, секс, подарки или знакомства. Смотря, чего хотят.

— Вот в этих ваших нотациях есть противоречие, — обидчиво сказал Толик.

— И какое?

— Вы говорите, что у меня не такая прическа, очки и одежда. Но при этом во мне «всё так». Это невозможно. Как же тогда меняться?

— В голове, — Любовь Михална постучала по Толику и отвернулась снова к окошку.

Уж она-то это проходила всё и прекрасно знала это чувство, когда ты прячешься за модной погоней. Чем больше стараешься выглядеть, как идеал, тем дальше от него становишься.

А дорога становилась всё тяжелее… Для Витаси. Останавливаться приходилось часто, потому что и Любовь Михална, и Толик оказались вредными пассажирами: то покушать, то прогуляться, то в туалет. Попутно они успевали ругаться друг с другом, но это уже не касалось личных тем. Всё больше спорили об искусстве и молодёжи. Любовь Михална увидела в окне девушку с розовыми волосами, в чёрной одежде и с довольно необычным макияжем. Хотя больше всего старуху смутил пластырь, налепленный на нос.

— Что это? — спросила она. — Выглядит ужасно

— Это называется «E-girl».

— Это называется «рак мозга».

— Любовь Михална! Это субкультура! Неужели в ваше время не было никаких субкультур? Я уверен, что и в СССР жили люди, которые как бы обособились от остального общества. Они вели себя противоположно общепринятым нормам. Они отрицали всё происходящее и жили согласно своим убеждениям, сбивались в группы и проводили время вместе.

— В моё время были алкаши. Это считается субкультурой? — Толик не нашел, что ответить.