Ответа Люба не услышала, потому что попросту сбежала. Ей и не хотелось знать, что скажет Пашка. Девушка схватила велосипед и повезла его в сарай, а там уже зарылась в стог сена и зашмыгала носом вдоволь.

— Истедура, бесталанная болонка. Только о шкуре своей печётся, плоская марашка, — бурчала проклятия Люба. Она сидела в сене, сжавшись в комочек. Травинки сползали на неё, превращая в чучело. Почему Пашка не рассказал, что не так уж и свободен? А то как ухаживал! Какие слова говорил! Всё хвостом за Любой плёлся: какая ты красивая, какая ты удивительная, какая ты мудрая. Получается, лапшу на уши вешал? Люба-то как поверила… Эх, не похож Пашка на такого подлеца.

Так бы девушка потонула и задохнулась бы от злости и обиды, если бы вихрь не ворвался в сарай. Это была Лёля. Увидев шевелящуюся гору, она вскрикнула и направила вилы в сторону неизвестного монстра. Ещё пара секунд и кирдык.

— Аррра! Да это же я! — воскликнула Люба и выбралась из-под сена, Лёля вздохнула и опустила вилы.

— Ну даёшь! Я почти окочурилась. Чё чудишь?

— Да ничего, — Люба отряхнулась и принялась вытаскивать сено из волос. Занятие это оказалось не простым, так как у девушки волос был ладный, густой. Лёля посмотрела на потуги подруги, сплюнула и принялась помогать.

— Чуется мне: тяжко на сердце тебе, — сказала Лёля, Люба промолчала.

Было тошно. От самой себя тошно, потому что подслушала разговор и пошла против своих принципов. Мерзко, потому что в глубине души она завидовала Оксане из-за её происхождения. Всё было бы проще, будь и Люба из семьи интеллигентов. Тоскливо, ведь мог Пашка пойти на этот ужин. Прямо сейчас.

Девушка не понимала, чего хотела. Чтобы он ворвался сюда в сарай, подхватил её на руки и сказал, что весь мир ему не мил без неё? Или наоборот, чтобы он вернулся после ужина и честно признался во всём Любе? Мол, так и так, обручён не по своей воле, но деваться некуда. Он ведь мог остаться без работы. А Люба хорошо знала, что для Пашки значили его скульптуры. Девушка ведь и это в парне любила: обезумевшую страсть к искусству, страсть такой сил, что ураган позавидовал бы.

Может, Люба вообще ничего не хотела знать? Просто вернуться на полчаса назад… в закат.

Лёля убрала последнюю травинку и обняла подругу, нежно так погладив по голове, словно слышала все мысли Любы.

— Не дай трудностям испортить тебе жизнь. Жизнь хороша, ведь она одна у тебя такая.

Иногда Лёля выдавала философские фразы. Есть такие люди, у которых внутреннее чутьё сильно развито, с самого рождения мир для них — открытая книга.

— Вот тебе и на. Оставил на секунду и уже потерял в чужих объятиях, — в сарае появился Пашка с нестираемой ухмылкой. Может, Лёля и была права. Чёрт с этими мыслями. Надо жить.

— Украли невесту твою! Еле отбила её у травы!

Пашка не понимающе оглядел помещение и понял, что стог сена разворочен, а Люба глядит на парня виноватым взглядом. Лёля передала ему девушку, и тот крепко обнял её.

— Что-то случилось?

— Я глупость сделала, прости, — Люба вдавила позыв шмыгнуть носом. — Подслушала ваш с Оксаной разговор.

Челюсти Пашки так сильно сжались, что послышался скрип.

— Нехорошо, — сказал он.

— Да, я поступила неправильно, за это извиняюсь, — девушка не поднимала глаз.

— И чего думаешь?

— Ничего не думаю. Не моё это дело, — она отпрянула. — Ругать тебя не буду. Может, и ругала бы, если бы сама сейчас не оплошала.

— Да, уж лучше бы ругала, — Пашка отвернулся от Любы. — Я просто не понимаю. Как к тебе в голову могло прийти подслушивать! Я думал, что ты принципиальная, твёрдая, решительная. А оказалось так.

Сначала на Любу нахлынул стыд: она вся покраснела, взгляд упал и даже по щеке скатилась слеза. Но на смену тянущему вниз чувству пришла остервенелая злость. С какой стати он вообще смеет говорить ей подобные вещи, когда сам не был святошей.

— Вот уж на уж! Ты меня ещё стыдить будешь! Ага! Ща! Размечтался. Гляньте на него, с первой секунды меня обманывал, а я ещё плохая оказалась.

— Я тебя не обманывал.

— Да ладно, — Люба недовольно фыркнула. — Молчать — то же, что и обманывать, милок-рот-на-замок. Ты ту не строй праведный гнев. Сама хорош! Облажался!

— Ничего не облажался, — Пашка кинул суровый взгляд на Любу, но та под ним не согнулась.

— Ой ты. А как же это называется: шашни с одной крутишь, а с другой помолвлен. Герой любовных романов!

— Я её и не знаю толком.

— А что это меняет? — Люба развела руками. — Ты ни ей ответа ни даёшь, ни мне, ни родителям. Я говорила, что ругать тебя не буду. Но ты сам напросился! Не строй из себя правильного такого! Мы все ошибаемся. Так что и не думай осуждать меня! Мы не чужие люди друг другу, чтобы закидывать грязью.

— Чем же ты сейчас занимаешься?

— Обороняюсь, Скульптор. И пытаюсь показать тебе, что мне не всё равно.

Пашка расслабил челюсть и обессилено плюхнулся на остатки сена.

— Я не знаю, что делать, Люба. Я и не думал о семье никогда, — лицо Пашки посерело, было видно, как тяжело ему даётся этот разговор, он ведь никогда не говорил Любе всю правду, все свои мысли. — Женюсь, какая разница на ком? Может, и не женюсь. Никакой разницы. Но когда в моей жизни появилась ты, то я понял, что не хочу тебя потерять. Я не буду врать: мне ещё всё равно на семью со всеми вытекающими: свадьба, быт, дети. Меня это не трогает. Но мне не хочется разлучаться с тобой. Но теперь на меня постоянно давят, мол, ты должен жениться на Аделине, потому что иначе смерть всем нам. Я чувствую вину. Перед всеми. Перед матерью с отцом и перед тобой. Я останусь виноват, что бы ни выбрал. Поэтому я и не знаю, чего мне делать.

Пашка запустил мясистые пальцы в волосы и потёр голову. Так он обычно делал, когда был совершенно сбит с толку и не мог решить задачу. Или даже не хотел её решать. Взгляд парня блуждал по полу, надеясь, что ответ найдётся сам собой. Люба взяла его руки и заглянула в глаза.

— Поступи по совести, не думая о призрачной возможности что-то потерять или что-то получить. И не делай большие шаги. Не шагай далеко в будущее. Шагай в настоящем. Сделай то, что сделал бы сегодняшний Пашка. Чего ты хочешь сегодня? Нет правильных и неправильных выборов. Больше жалеешь, когда ничего не делаешь.

Если уж по правде, то Люба сама удивилась мудрости своих слов. Это как будто даже не её рот произнёс. Умудрённая опытом бабка вселилась на время и смогла подобрать нужные выражения. Но главное, что это сработало на Пашке, он вдруг принял своё обыкновенное игривое выражение лица. Подскочил. Снова блеснул глазами… так нездорово оптимистично. Люба не успела ахнуть, как парень схватил её за руку и куда-то повёл. Он шагал решительно и смело, как лепил их домик из грязи.

Парень думал о том, что всё происходящее вокруг не имеет никакого смысла. «Это всего лишь ужин, — пролетела мысль в голове. — А я понапридумывал ерунды».

Действительно. Пашка привёл Любу в «имение» Кислых. Хотя дом был построен по последней моде, легко можно было заметить, что чета лишь подражала успеху и богатству, мечтая войти в круг, куда доступ им был закрыт. Паша ненавидел это в своей семье. Сейчас ему было мерзко и противно. Наплели интриг, пожалуйста, но он не собирался в этом участвовать. Парень просто хотел жить в сегодняшнем дне: лепить, любить и наслаждаться.

Все уже сидели за столом, когда Пашка ворвался с испуганной Любой. Кислые окаменели. Ложка на полпути застыла в руках главы семейства. Мать прижала руки груди, а Оксана скривила лицо. Никто не решался нарушить это молчание. Тогда Пашка галантно отодвинул стул для своей спутницы. Люба тяжело выдохнула и села. Всё же она сама надоумила его поступать по совести, вот такая у Пашки была совесть — экстравагантная.

Сев рядом с девушкой, Пашка буднично налил вина в фужер и задорно подмигнул Оксане. Она, конечно, первой не выдержала, потому что терпеть не могла Любу ещё по университету. Оксане казалось, что «этой» всё даётся легко. У Любы было внимание всех: педагогов, однокурсников, старшекурсников. Её замечали среди огромной аудитории.