Вопреки моим предположениям, о том, что Тину можно переводить в обычное хирургическое отделение, мне сообщили уже на следующий день.

Заведующий реанимацией позвонил мне лично, ближе к полудню:

— Как вы планируете поступить с вашей протеже дальше, Зиновий Фадеевич? — поинтересовался он после положенных приветствий. — Мы можем перевести девушку в общую палату, а можем — в платную, где всего две койки и усиленный присмотр.

— Разумеется, в платную! — подтвердил я решение, которое принял накануне. — Мне бы хотелось, чтобы Алевтина поправилась как можно скорее, а хорошие условия наверняка этому поспособствуют.

— Как скажете! — обрадовался врач. — Сможете подъехать к трем часам дня? Нужно будет утрясти некоторые формальности…

— Хорошо. Буду к пятнадцати ноль-ноль.

Завершив разговор, я вызвал секретаршу, чтобы пересмотреть график своих встреч. Их было назначено немало. К тому же, мне предстояло ознакомиться с новым бизнес-планом, предложенным одним из региональных филиалов. Дело это тоже не терпело отлагательств. Придется мне после визита в больницу вернуться в офис и задержаться допоздна. Вот только Никита… как же быть с ним?

Я набрал дядю Родиона:

— Привет, отец. У меня хорошие новости, — сообщил бодро.

— Ну, давай, сын, порадуй старика.

— Алевтину сегодня переводят из реанимации в травматологию, в отдельную палату.

— А-атличные новости! — по привычке акая и усиливая первую гласную, воскликнул дядя. — Наконец-то я смогу познакомиться с матерью моего внука!

— Вот я как раз об этом, отец…

— О чем? Ты не хочешь, чтобы я виделся с девчонкой? — в дребезжащем старческом голосе зазвенела нотка обиды.

— Наоборот! Прошу твоей помощи! — я поспешил успокоить родного человека. — Понимаешь, я сгоняю в клинику в обед, но потом мне придется вернуться в офис, и я не смогу навестить Никиту и отвести его к маме, как обещал. Надеюсь, ты не откажешься сделать это вместо меня?

— Вместо?.. — дядя слегка растерялся. — А ребенка мне отдадут?

— Да, я позвоню педагогу-психологу, Веронике, попрошу вас с Никитой сопровождать. Ты ведь не против? Думаю, ей полезно будет увидеть первую встречу матери и сына.

— А тебе? Разве не будет полезно?

Мне?.. никогда не считал себя трусом, но ко встрече с очнувшейся Алевтиной чувствовал себя не готовым. Еще меньше был готов смотреть, как Никитка, к которому за прошедшие дни я неожиданно сильно привязался, будет обниматься с матерью.

Никогда не ревновал баб к другим мужикам, отпускал легко и не задумываясь. Но вот сына… я вдруг понял, что уже ревную его к женщине, занимающей в жизни маленького человечка куда больше места, чем я.

Да, она мать!

Все знаю, все понимаю. Но этого только больнее.

Будь я рядом с самого начала — такого перекоса не было бы. Мелкий любил бы нас одинаково сильно, и не было бы необходимости отвоевывать по крохам его доверие, внимание и любовь. Пожалуй, это было главное, чего я не готов был простить Алевтине, решившей утаить от меня рождение сына…

— Вот ты мне и расскажешь, как все было, — после заминки произнес я в трубку.

Дядя Родион на другом конце провода вздохнул:

— Ну, может, оно и к лучшему. Пусть мать с сыном пообщаются вдоволь. Я им помехой не стану. Задание принято, сынок. Выполню. Занимайся делами и ни о чем не беспокойся.

— Я и не сомневался в тебе, отец. Спасибо!

Как и было запланировано, в клинику я приехал в три часа дня. На подписание нового договора и оплату отдельной палаты ушло полчаса. Убедившись, что все вопросы решены, я собрался уезжать.

— А к самой Алевтине не зайдете? — поинтересовался заведующий реанимацией. — Она вчера хотела с вами поговорить, но ситуация не позволила.

Другого шанса поговорить с женщиной в отсутствие Никиты, возможно, больше и не будет — сообразил я, сверился с часами и решился:

— Хорошо, идемте. Думаю, нам и в самом деле пора объясниться.

Тон у меня, вероятно, был не самый радостный, потому что доктор глянул на меня настороженно и попросил:

— Вы там поаккуратнее с девушкой, Зиновий Фадеевич! Слишком сильные переживания могут ей порядком навредить! Она еще слишком слабая, да и момента аварии не помнит…

Чтобы не зарычать на уважаемого человека, я просто молча кивнул. Уж постараюсь, конечно, сдержаться и не прессовать едва очнувшуюся девицу. Однако на пару вопросов она мне ответит!

Пока ходил в кассу, Алевтину успели перевезти из отделения реанимации, занимавшей правое крыло пятого этажа, в отделение травматологии, которая занимала левое крыло того же этажа.

Узнав у сопровождавшего меня заведующего реанимацией, в какой палате искать Тину, я простился с мужчиной. Затем отправился по новому «адресу» — знакомиться с персоналом. Впрочем, с самой женщиной, спасение жизни которой встало мне в кругленькую сумму, мне тоже предстояло знакомиться почти что заново.

Постовая медсестра, узнав, к кому я пришел, разом утратила половину своей строгости: как же, платники! Лично сопроводила меня до палаты, над входом в которую красовалась позолоченная цифра десять.

— Вот сюда, пожалуйста! — услужливо распахнула передо мной дверь. — Алевтина, к вам пришли!

Я вдохнул поглубже и решительно шагнул мимо медсестры. Взглядом отыскал койку и лежащую на ней тонкую женскую фигурку. Она была укрыта одеялом до самого подбородка. Услышав голос медсестры, Тина распахнула свои темные глаза-вишни, сразу же уставилась на меня, не смея лишний раз моргнуть.

— Ну, здравствуй, Алевтина. Давненько не виделись…

— Здравствуй…те, Зиновий. — Голос Тины звучал глухо и сипло. Неудивительно: столько времени пролежала с трубкой в горле!

— Можешь на «ты», — разрешил в память о нашей с ней единственной ночи. — Не люблю, когда мне выкают женщины, с которыми я спал.

Тина захлопала глазами: не ожидала от меня такой прямоты.

Я смотрел на нее от порога, не торопясь приближаться, и молчал. Вопросов в голове было много, но любой из них прозвучал бы как наезд. Начинать разговор с них точно не стоило, иначе искренних ответов я не получу.

— Может, присядете… присядешь? — женщина успела вовремя исправиться, указала взглядом на стоящий подле кровати табурет с мягким сиденьем. Потом завозилась, видимо, пытаясь присесть.

— Погодите, сейчас помогу, — оказалось, медсестра не ушла, а стояла в дверях, наблюдая за нами.

Показав, как поднимать головной конец кровати нажатием на одну из кнопок на пульте, медработница снова замерла.

— Оставьте нас, — приказал я девушке холодно: может, она нам еще и свечу подержит? Коза любопытная!

— Если вдруг что-то понадобится — зовите, я тут, неподалеку! — услужливо кивнула она и без особой охоты вышла из палаты. Замок тихо щелкнул, давая понять, что мы с Алевтиной, наконец, остались тет-а-тет.

Я взял табурет, поставил его на некотором расстоянии от койки, уселся и снова поднял взгляд на Тину. Мне уже удалось собраться с мыслями, и теперь я знал, с чего начать беседу.

— Как ты себя чувствуешь? — я обвел оценивающим взором представшую передо мной картину.

Узкие плечи, с которых свисает несоразмерно большой фланелевый больничный халат. Тонкие руки-веточки, комкающие ворот. Заострившиеся черты лица. Бледная кожа и засаленные волосы, кое-как собранные в небрежный пучок. Если б не глаза — боюсь, я ни за что не узнал бы в этой женщине ту свеженькую девчонку-студентку с по-юношески округлыми щечками.

— Спасибо, терпимо. Непривычно в корсете, а так вроде бы ничего… — принялась бормотать Тина, пытаясь скрыть тревогу и неуверенность. Потом решилась, задала вопрос, который, видимо, терзал ее с того момента, как она пришла в себя: — Как ты узнал о нас? Об аварии?..

Так-так. Врач говорил, что Тина не помнит момента катастрофы, но теперь я убедился в этом лично.

— Я был в Агранске и как раз стоял рядом на светофоре, когда тебя сбила машина.

— А-а… а как ты догадался, что Никита — твой сын?

Вот спасибо! Тина сделала мне неожиданный подарок: первая заговорила о Никите. Не придется напрягаться, придумывая, как перейти к этой щекотливой теме.