Мысль о том, чтобы Никита после выписки жил у меня, захватила меня всего! Я обдумывал ее весь день, прикидывал варианты. Отвлекся только в зале суда, где за мной признали отцовские права и согласились, что я могу претендовать минимум на совместную опеку. Потом, по дороге в больницу, снова вернулся к этой идее. Сын должен быть со мной!

С посещением Алевтины в этот день не сложилось: дежурный врач заявил, что ей пока трудно приспособиться дышать самостоятельно. Наше с Никитой появление может слишком взволновать ее и привести к ухудшению состояния. Да и мелкому трудно будет объяснить, почему его не пускают к маме, если она уже проснулась.

Никита как всегда ждал меня с нетерпением. Едва увидел — бросился навстречу. Позволил взять себя на руки, обнял и даже чмокнул в щеку и тут же спросил с надеждой:

— Идем к маме?

— Сын, сегодня не получится. Дядя врач сказал, что мама сегодня будет учиться дышать сама, без помощи машинки, которая за нее дышала.

Мои объяснения пролетели у сына мимо ушей.

— К маме! — громко, требовательно, отчаянно.

— Никита, завтра. Сегодня нельзя.

Мальчишка тут же начал вырываться, я невольно выпустил его, чудом не позволив упасть. Удержал за руку, принялся уговаривать, несмотря на крик и плач:

— Сынок, пошли просто погуляем. Я же специально к тебе приехал! Я скучал по тебе! А ты по мне совсем не скучал?

— Хочу к маме-е-е!

Дверь открылась. В палату влетела Вероника. А вот и психолог по наши души пожаловала!

— Что тут происходит?! Вы зачем ребенка насильно удерживаете? — тут же принялась строить меня женщина.

— Вообще-то, я пытаюсь успокоить сына. Он огорчен, что сегодня нам запретили навестить его маму.

— Попытайтесь успокоить ребенка так, чтобы это не травмировало его еще больше!

— И как же?

Пока я объяснялся с Вероникой, Никита вырвал у меня руку и бросился прочь из палаты. Я встал с корточек, пошел следом, на ходу окликая мелкого:

— Никита! Стой! Мы завтра сходим, обещаю! — ребенок меня уже не слышал. Он свернул за угол и скрылся из виду.

— Посидите тут. Я сейчас его приведу, — Вероника вышла следом, кивнула мне на небольшую банкетку, притулившуюся у стены.

— Не представляю, как родители справляются с детскими истериками. Никита казался мне таким спокойным мальчиком… — признался, глядя на психолога.

— Он не спокойный и не тихий. Молчание — его способ защищаться в непривычной обстановке. Ждите.

Вероника ушла. Я остался сидеть на банкетке. Смотрел в стену и думал: неужели все мои старания — насмарку?!

Мне казалось, что у нас с Никитой получается ладить, что мальчик начинает мне доверять и даже немного привязался ко мне. И вот этот сегодняшний отказ сходить к маме превратит в пыль все усилия, вернет нас к тому, с чего и начинали? Захотелось завыть, стукнуть кулаком в стену от бессильной злости. Не будь я в детском отделении клиники — возможно, не сдержался бы…

Психолог привела Никиту минут через десять. Он выглядел несчастным, зареванным и хмурым. У меня сердце сжалось при виде его покрасневшего носа и опухших глаз. Я почти уже вскочил, чтобы броситься навстречу, но Вероника остановила меня жестом.

— Никита, вот твой папа. Ты хочешь с ним пообщаться, или скажем, чтобы он уходил?

Молчание. Опущенная голова. Напряженное сопение.

Вероника вздохнула, кивнула мне головой на выход:

— Уходите, Зиновий Фадеевич. Никита не хочет с вами разговаривать.

Я недоверчиво уставился на нее: неужели она это всерьез?!

— Идите-идите! — женщина снова дала мне понять, что я могу быть свободен.

Черт! Меня что — выставляют за дверь, как нашкодившего котенка?!

Нет, я, конечно, уйду, но недалеко: только до кабинета заведующего отделением. Пусть он мне объяснит, что тут происходит, и что себе позволяет эта зарвавшаяся девица!

Я встал, пошел к дверям. Уже когда потянулся рукой к дверной ручке, услышал за спиной какой-то негромкий крик и топот маленьких ножек.

Обернулся. Не поверил своим глазам: Никита бежал вслед за мной.

Я остановился. Мелкий подлетел, вцепился в мою ладонь:

— Не уходи!

Я перевел растерянный взгляд на Веронику. Та кивнула одобрительно — вроде как, разрешила остаться.

Я присел, протянул к сыну руки. Он подошел, прижался, обнял меня за шею. Я обнял его в ответ.

— Пойдем гулять? — спросил на ушко.

— Да… — почти шепотом.

Господи! Как же тяжело дышать-то! Неужто сынуля опять перебрался ко мне в кровать и улегся спать у меня на груди?

— Никита, слезь с меня! Кит! — я попыталась повернуться, но все тело было сковано слабостью, пошевелиться не удавалось. Губы пересохли и еле двигались. — Кит, принеси воды маме…

— Тише, Алевтина, спокойнее! Все в порядке, сейчас немного смочим вам губы, — где-то сверху и сбоку прозвучал незнакомый женский голос.

К губам прижалось что-то мокрое и холодное. Какая-то тряпица. С нее на язык упало несколько капель воды. Вместе с холодом на губах пришло и понимание, что я не дома. Тогда где я? И где Никита?!

— Кто вы? Где мой сын?! — я попыталась открыть глаза, но мутная картинка тут же поплыла куда-то в сторону, вызывая тошноту.

— Не спешите, Алевтина. Вы в больнице. Ваш сын в другом отделении, с ним все в порядке.

— Точно? Вы ничего не скрываете?! Я хочу его увидеть! — я пару раз моргнула, пытаясь прогнать муть, вдохнула поглубже и снова открыла глаза.

В этот раз мне кое-как удалось сосредоточить взгляд на незнакомом женском лице.

— Пожалуйста, дайте мне увидеть сына! — взмолилась я.

— Хорошо, но только завтра. Сегодня вам надо еще отдохнуть и окончательно отойти от действия препаратов, которые обеспечивали длительный сон.

— Сон? Сколько я здесь?!

— Две недели.

О-о-о…

Мне захотелось высказаться матом, но я не посмела ругаться при строгой женщине в белом халате. Посопела носом, кое-как справилась с шоком, потом все же не выдержала:

— И все это время мой сын тоже был в больнице? Вы же говорите, что с ним все хорошо!

— Да, он практически здоров, не считая последствий пережитого стресса. Отец о нем очень заботится!

— Какой отец?! У Никиты не отца! Я ращу его одна!

Теперь выражение растерянности, граничащей с шоком, появилось на лице врача.

— Но как же?.. он сказал, что вы сами… так, Алевтина, что последнее вы помните?

Я напряглась, начала перебирать воспоминания.

…рождение Никиты. Выписка из роддома: меня пришла встречать соседка вместе с мужем и двумя своими сыновьями. Ор моей матери в телефонной трубке, когда я попыталась сообщить ей, что теперь у нее есть внук. Первый зубик у Никиты, его первый шаг и первое слово… Прививки, ясли, дни рождения, Новый год…

Новый год! Совсем недавно!

Потом… не помню.

Стало страшно. Как можно не помнить?!

Уставилась испуганно на врача:

— Последнее, что помню — как отмечали новый год с соседями в общежитии!

— Хммм… новый год, значит. А сейчас уже конец февраля.

— Что?! — я хватанула воздух ртом, закашлялась, врач бросилась поить меня водой.

Наконец, горло отпустило.

— Что со мной случилось? Как давно? — потребовала я ответа.

— Вас сбила машина. Три недели назад. К нам в клинику вас перевезли две недели назад.

— В к-какую клинику? Я не в Агранске?! — откуда в нашем Зажопинске клиники?

— В Москве.

— И Никита тут? Сын?

— И он тоже тут, да. Вчера вот приходил вместе с папой, стоял у окошка, смотрел на вас.

Да что ж такое? Какой еще папа?! Кто выдает себя за отца моего ребенка?! Не мог же Зиновий объявиться? Да и откуда ему знать, что со мной случилось?

— Очень хочется взглянуть на этого папу, — выдавила я мрачно. Да я даже ни с кем не встречалась последний год: не до того мне было!

— Вот завтра и посмотрите. Они и сами рвались к вам прийти, но я запретила. Давайте-ка, отдыхайте, набирайтесь сил. Я зайду позже.