Надежда Константиновна на меня больше не бросалась. Она делала вид, что вообще не замечает меня. А может, и в самом деле не замечала: ее слезящиеся глаза неотрывно смотрели на дочь. Я понимал ее горе. Женька была единственным ребенком в семье, светом в окошке для своих родителей, и у меня все сжималось внутри, когда я пытался осознать тяжесть их утраты.

Дальше все происходящее запоминалось отрывками: рука дяди Родиона на моем плече. Батюшка в черной рясе, бросающий первую жменю земли в могилу. Накрытые столы в какой-то столовой. Прочувствованные речи сотрудников компании, в которой строила свою блестящую карьеру Евгения Плетнева. Моя жена. Женщина, которая ушла, оставив меня без ответов, без объяснений, зато с неизбывным чувством вины.

И через девять дней, и через сорок, и через год, приходя на кладбище, я останавливался у Женькиной могилы, смотрел на ее изображение и задавался все теми же вопросами, что и в день, когда ее не стало. Зачем она так со мной? Зачем обманывала даже собственную мать? Неужели нельзя было как-то иначе? Поговорить, объяснить по-человечески… Я бы постарался понять! Не чурбак же бесчувственный!..

С памятной ночи в сауне прошел почти месяц, прежде чем я заподозрила неладное. За этот месяц я успела сдать четыре зачета, написать свою курсовую и взяться за курсовые Белки и Данилки. Подруги обещали заплатить каждая по паре тысяч, и я решила, что это будет очень даже приличным подспорьем в моей непростой ситуации.

На все приглашения Изабеллы выбраться куда-то с ней и ее компанией я по-прежнему отвечала отказами. Подруга даже пальцем у виска пару раз крутила, показывая свое мнение о моих умственных способностях. Только я твердо стояла на своем. С долгами рассчиталась, отомщенной себя почувствовала. Больше смысла искать приключений на свою пятую точку не видела.

Витю забыть так быстро, конечно, я не могла, но вспоминала о нем все чаще со злостью, а не со слезами. В родной Укропинск не ездила, чтобы не встретиться случайно, не увидеть его и не разбередить рану, которая только-только начала затягиваться тонким слоем безразличия.

В конце апреля, когда до выпускных экзаменов оставалось всего ничего, я, голая по пояс, как-то поутру долго копалась в своем шкафчике — искала куда-то пропавший лифчик. Изабелла некоторое время молча наблюдала за мной, а потом выдала задумчиво:

— Мне кажется, или у тебя буфера подросли? И ареолы потемнели.

— Да? — я принялась разглядывать свои верхние «девяносто». — Ну, не знаю…

— А женские дни у тебя давно были?

— Сейчас гляну. — Я надела лифчик, который все-таки нашла в дальнем углу полки с бельем, натянула тонкую водолазку и достала записную книжку с календариком. — Ой! Две недели уже, как должны были начаться!

— Оп-па-а-а… — протянула Белка и покивала собственным мыслям. Потом забросала меня вопросами: — Тебя по утрам не тошнит? А может, спать хочется больше обычного? Или, допустим, что-то из еды кажется отвратительным на вкус? Из того, что раньше нравилось?

— Да нет, ничего такого, — отмахнулась я поначалу, а потом насторожилась: — Ты на что это намекаешь, а?

— А я не намекаю. Я прямо говорю: залетела ты, Тинка!

— Как? Ты же сама мне какую-то таблетку давала!

— Ну, давала. Только ж она вот прямо на сто процентов не защищает. — Подруга вытянула губы дудочкой и сморщила нос. — Ох, невезучая ты Тинка — просто ужас! Один раз согрешила, и тут же на тебе! Попала по полной!

Спорить насчет своей везучести я не стала. Сама уже не раз думала, что как-то не складывается у меня жизнь. Словно сглазил кто!

— И что мне теперь делать? — я плюхнулась на свою койку, уставилась на Изабеллу, как на последнюю надежду.

— Что-что… для начала купи тест-полоску, проверь сама. Потом в женскую консультацию пойдешь, если все подтвердится.

— В консультацию?

— Ну, а где еще, по-твоему, направления на аборт дают? — возмущенно фыркнула Белка.

— Аборт… — я вздрогнула, схватила с подушки плюшевого медвежонка, уткнулась носом в его голову. — Как — аборт?

— Да как все его делают, так и ты сделаешь! Тоже мне проблема!

— Н-не… н-не… нельзя же так! Это же плохо!

— Тьфу, заблеяла. Не будь овцой, Сербова! Куда тебе еще и ребенок? Твоя мамашка тебя со свету сживет раньше, чем разродиться успеешь!

Это была горькая правда. Мать не раз мне угрожала, что, если я принесу в подоле — она меня на порог не пустит. А ведь сама меня тоже без мужа родила!

— Может, тебе показалось? Насчет груди? — я попыталась соврать себе, что Белка все придумала, и на самом деле ничего страшного не происходит.

— А задержка твоя мне тоже померещилась? — снова фыркнула Изабелла. — В общем, сразу после занятий дуй в аптеку. Сделаешь тест, тогда и поговорим.

С трудом высидев две пары, я рванула в аптеку. Чтобы убедиться наверняка, взяла две тест-полоски разных производителей. Когда вернулась, Белка уже сидела в нашей комнате и подпрыгивала от нетерпения.

— Ну что? Купила?

Я молча кивнула.

Сопровождаемая любопытным взглядом соседки, прочитала инструкцию на коробке, нашла пустой пластиковый стаканчик, сходила с ним в уборную…

Изабелла не выдержала — пришла к дверям туалета, начала выспрашивать через дверь:

— Ну, что ты там? Уже засунула бумажки в стакан?

— Сейчас… — я старательно примеривалась, чтобы не засунуть бумажку в жидкость глубже специальной отметки.

— Слушай, ты если штаны натянула, так, может, откроешь?

— Ладно. — Я щелкнула замком, и Белка тут же засунула в уборную свою любопытную мордочку.

— Где? — поискала взглядом тест.

— Вот… — я указала на крышку бачка и лежащий на ней тонкий картонный прямоугольник. На нем все более явственно проступала вторая розовая полосочка.

— Да-а-а… — Изабелла покачала головой и вздохнула. — Глаз у меня — алмаз.

— Я еще вторую сейчас обмакну. Вдруг ложный результат?

Второй тест тоже оказался положительным.

Белка хмыкала и охала, а я выбросила использованные штуки в мусор и пошла обратно в нашу комнату. Улеглась на кровать, закрыла глаза и сложила руки на груди.

— Тинка! Ты беременная, а не умирающая, — поддела меня соседка. Впрочем, без злости. Просто она была немного грубовата в общении — со всеми, даже со своим Толиком.

— Лучше б я умерла, — глаза открывать не хотелось.

— Успеется еще. Давай позвоним, запишем тебя к гинекологу.

— Звони, — согласилась я. Буду рожать или не буду, а к врачам идти все равно придется. Откладывать это дело на потом явно не стоило.

В женскую консультацию я попала через день. Пришла туда после занятий, отсидела очередь в компании будущих мамочек с большими круглыми животиками и умиротворенными лицами. Почувствовала, что хотела бы оказаться на месте одной из них: вот так же бережно носить перед собой животик с растущим в нем малышом, прислушиваться к движениям новой жизни внутри себя и радоваться скорому рождению…

Врач встретила меня усталым взглядом:

— Вам осмотр для устройства на работу? Так это в смотровом на первом этаже. Там специально акушерка сидит, мазки берет.

— Нет, я не для медкнижки.

— А что тогда?

— Кажется, я беременна, — мне было так неловко произносить эти слова, что я отвела взгляд и, видимо, покраснела. Лицу стало жарко, словно оно обгорело на солнце.

— Если кажется… — врач оборвала себя на полуслове. — Первый раз?

— Да…

— Замужем?

— Нет.

— Рожать планируете?

На этот вопрос быстро ответить не получилось. Я запнулась, неловко пожала плечами.

— Значит, будем прерывать? — в голосе гинеколога мне послышалось осуждение.

— Наверное…

— А отец ребенка что об этом думает? Не хотите с ним обсудить? — я даже вздрогнула, когда услышала такое предложение. О мужчине, который против воли стал причиной моего сложного положения, я как-то и не задумывалась.