— В офис, Зиновий Фадеевич? — тут же поинтересовался парень.

— В гостиницу.

Шофер кивнул и выехал с парковки.

Пожалуй, можно было бы вскрыть конверт в прямо в машине, но мне хотелось остаться одному, прежде чем я узнаю, что там, в этом прямоугольнике из плотной бумаги.

И вот, наконец, гостиница, номер «люкс», и я наедине с собой.

Сбросил пиджак, ослабил галстук и даже приоткрыл окно. Только потом извлек конверт из портфеля, вскрыл его и вчитался в документ. На обычном листе формата А4 было много лишней информации, которая сбивала с толку, но в самом низу я увидел выделенное жирным шрифтом слово «Заключение», а после него — «совпадение 99 %».

Ну, вот.

Теперь я знаю: Никита — мой.

Мой ребенок, мой сын…

Как я ни готовился к этому, но новость все равно оглушила меня.

Я опустился в кресло, еще больше ослабил галстук, снова перечитал последнюю строчку документа, а потом откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

Меня разрывало от эмоций.

Убойный коктейль из радости, горечи, злости, испуга и нежности гулял по венам, требуя выхода.

Я достал телефон и набрал дядю Родиона.

— Отец? Есть новости! — поспешил выпалить главное, как только вызов был принят.

— Излагай, сын. — Вот за что всегда любил старика: он умел пренебречь формальностями и сразу перейти к сути вопроса.

— Сегодня я узнал, что у меня есть сын, — сообщил я главное и замолк, ожидая реакции самого близкого мне человека. Единственного, кому я по сей день полностью доверял.

— Вот как? Отличная новость! — по голосу дяди я понял, что он улыбается. — Поздравляю, сынок! Что ж ты мне не говорил, что с кем-то всерьез встречаешься, и что твоя женщина беременна?

— Моему сыну четыре года, отец! И я встречался с его матерью лишь однажды…

— О! Ну… хм… я так понимаю, это была девочка на ночь?

— Вот именно. На ночь.

— Но ты уверен, что ребенок твой?

— Я сделал тест на отцовство.

— Прекрасно! Мальчик здоров?

— Да, насколько мне известно. Он получил травму — вывих плеча, но его уже вправили. В остальном вроде бы совершенно обычный малыш.

— Ты с ним уже познакомился? Он знает, что ты — его отец? — дядя продолжал расспросы, и я подробно отвечал на них, чувствуя, как неподъемный груз, внезапно свалившийся на мои плечи, становится все легче.

Постепенно я рассказал все: и про аварию, и про наше знакомство с Алевтиной, и что сейчас она в очень тяжелом состоянии в больнице.

— Мне предложили перевезти ее в Москву, дядя…

— Соглашайся без раздумий! — тут же перебил меня старик.

— Собственно, я так и собирался, но ты не представляешь, в какую сумму мне обойдется перевозка! А ведь я договорился, что ее переведут в лучшую клинику, где часть услуг будет платной!

— Не прибедняйся, Зин! И не жалей денег. Ты ведь не хочешь, чтобы твой сын потерял мать в четыре года? Вспомни — твоя мать умерла, когда тебе было четырнадцать, и как — легко тебе было?

— Это удар ниже пояса, отец! — возмутился я. — Зачем так жестко?

— Чтобы осознал! Прости, но я — делец, и от привычки продавливать свои решения уже никогда не избавлюсь.

— Ладно, проехали. Надеюсь, ты больше не станешь вот так…

— Постараюсь. Еще раз прости, сын. Значит, женщину ты везешь в Москву, а ребенка?

— Никиту. Моего сына зовут Никита. Его я переведу в ту же клинику, в отделение детской неврологии. Домой забрать пока не получится: по документам я ему — никто.

Дядя Родион немного помолчал, посопел в трубку, раздумывая, потом выдал готовое решение:

— Есть у меня хороший адвокат по семейным делам. Встретишься с ним, все расскажешь. Ты ведь намерен узаконить свое отцовство?

— Разумеется!

— Ну, вот Гольштейн тебе и поможет.

— Спасибо, отец.

— Не благодари. Жажду увидеть внука. Когда вас ждать в Москве?

— Завтра.

— Прекрасно! Звони, как доберетесь.

Разговор с дядей, как всегда, помог справиться с неразберихой в мыслях. Теперь у меня был четкий и ясный план действий: я перевожу Алевтину и Никиту в московскую клинику, потом связываюсь с адвокатом и с его помощью добиваюсь, чтобы меня признали отцом мальчика. Когда — если — Алевтина очнется, я объясню ей, что имею на мальчишку такие же права, как и она. Больше она его от меня не спрячет!

Остаток дня ушел на созвоны, переговоры, поездки то в больницу, то в банк, то в офис. Организовать перевозку Алевтины оказалась проще, чем перевод Никиты. Тем же вертолетом, что и мать, сына доставлять отказались. Санавиация предоставить автомобиль для такой дальней поездки тоже не пожелала, тем более что, по большому счету, показаний для направления мальчишки в столичную клинику не было.

К счастью, вопрос удалось решить на местном уровне: мне разрешили везти Никиту в своем автомобиле, но в сопровождении медсестры. За достаточно скромную сумму нашлась и медсестра.

За вещами для Никиты в этот раз снова отправили секретаршу Мирояна. Эта среднего возраста женщина, сама мать двоих детей, прониклась сочувствием к Никите и помогала охотно.

— Кстати, если вы собираетесь везти мальчика в своей машине, — сказала она мне, передавая вещи для ребенка, — вам стоит установить детское кресло. Так и ребенку безопаснее, и у дорожной полиции к вам вопросов меньше.

Пришлось срочно приобрести еще и кресло.

До палаты, где лежал мой Никита, я добрался за час до отбоя. Постовая сестра сообщила, что паренек вел себя как обычно. Это означало, что он по-прежнему ни с кем не общался и почти не ел. Как же было досадно, что я даже не представлял себе, что он любит! Может, бананы, а может — сливы? Мне хотелось побаловать ребенка, но я не представлял себе — чем! Вот что значит — не растить ребенка с самого рождения…

Заглянул в палату.

Никита обернулся, увидел меня, схватил слоненка, которого я ему подарил, прижал к груди…

— Привет, герой! — я улыбнулся так дружелюбно, что аж щеки заболели. — Не бойся, никто твоего лопоухого друга не отберет. Он — твой! Как ты тут? Скучаешь?

Мальчишка опустил глаза, но не отвернулся. И на том спасибо.

— Кстати, обычно друзьям дают имя. Ты придумал какое-нибудь имя для слоненка?

В глазах пацаненка появился интерес. Похоже, идея придумать игрушке имя ему понравилась. Однако, заговорить со мной он по-прежнему не решался. Пришлось говорить за двоих.

— Какое имя ты хочешь выбрать своему другу?

Пожатие плечами в ответ. Не знает. Ну, я бы тоже растерялся, все-таки дело ответственное!

— Можно придумать смешное имя, — предложил я. — Например, Топотун.

Никита затряс головой: нет, не годится!

— Значит, надо серьезное имя?

Молчание. Опущенные глаза.

— А может, ласковое?

Несмелый кивок.

— Тогда можешь назвать его Ушастик или Цветик. Он у тебя вон какой цветной!

Никита кивнул. Я переспросил на всякий случай:

— Значит, Цветик?

Кивок и даже, кажется, намек на улыбку.

Неужели?!

Я сглотнул вставший в горле комок. Психолог, с которым я консультировался по поводу Никиты, сказала, что первым признаком того, что мальчик готов идти на контакт, будет улыбка. И вот, кажется, я ее дождался!..

— Ну, здравствуй, Цветик, — я помахал рукой слоненку. — Ты проголодался? Я тут бананов принес. Слонята любят бананы. Съешь один?

Еще одна уловка, подсказанная психологом, сработала. Никита, делая вид, что кормит игрушку, съел целый банан, а потом еще и маленькую бутылочку «Растишки» выпил.

Но задача, которая мне еще предстояла, виделась куда более сложной. Нужно было как-то подготовить Никиту к предстоящей на следующий день поездке.

— Никита, ты любишь кататься на машине? — я начал издалека.

Неуверенный кивок. Настороженность во взгляде.

— Тогда предлагаю завтра поехать со мной покататься. Согласен?

Мальчишка затряс головой отрицательно, вцепился в слоненка, отодвинулся от меня, как мог, на дальний конец кровати. Испугался.