— Тогда предлагаю выпить за окончание сессии, — Вова вновь поднимает свой бокал, и на этот раз я не отказываюсь. Отпиваю едва ли глоток, стараясь не морщиться от непривычного кисловатого вкуса, и с удовольствием наблюдаю, как в бокале напротив остается едва ли половина.

— М-м-м, — прикрывает глаза парень, смакуя вино, — обалденное. Очень люблю эту марку, хотя и не часто употребляю.

— Почему? — спрашиваю только чтобы поддержать разговор. Лекарство подействует примерно через полчаса, так что нужно просто подождать. Совсем немного. Совсем чуть-чуть…

— Так получается, — пожимает он плечом, делая еще глоток, — за рулем почти ежедневно, вот и приходится чем-то жертвовать.

Что ж, аргумент более чем понятен, поэтому я только удовлетворенно киваю. Кладу себе на тарелку чуть остывшее, но все еще безумно вкусное мясо. Затем овощи. Немного лепешки, что выполняет роль хлеба, но намного вкуснее последнего. Жую вдумчиво и тщательно, чтобы оправдать свое молчание. Вот только запиваю теперь соком — вино мне совсем не понравилось. Да и ясная голова сейчас слишком нужна…

— Ты все-таки какая-то загруженная сегодня, — в какой-то момент серьезнеет Вова, накрывая своей ладонью мою, — и дело вовсе не в усталости, я же вижу. Что случилось, Ася?

В груди все сжимается от страха и лютой обиды. Снова. Я не хочу вспоминать, не хочу снова чувствовать, но пристальный взгляд парня действует как катализатор, разрушая «плотину», что я воздвигла между собой и собственными эмоциями. И понимание того, что если не придумаю достаточно убедительное оправдание, все «выплеснется» наружу, заставляет мозг соображать в разы быстрее. Потому что оправдания Вовы мне не нужны. И новое вранье — тоже. Мне вообще больше ничего от него не нужно…

— Да мать снова начудила, — проговариваю, будто с неохотой, выдавая полуправду. Это лучше, чем откровенно врать, не надо слишком много выдумывать, — каким-то образом вскрыла дверь в мою комнату, перерыла вещи. Наверное, деньги искала, но откуда ж они у меня там…

— Что? Как? А ты уверена, что это она, а не ее этот Валерий? — хмурится Вова, даже не думая сомневаться в моих словах. Но я ведь и не вру почти.

— Конечно, нет, — качаю я головой, делая еще один глоток сока. В горле пересохло от волнения, — да и какая разница? В любом случае придется менять замок.

— Ася! Но это же не выход! А если это отмычки? Замена замка не спасет! Надо как-то повлиять на них! Чтобы они вообще к тебе не лезли! Может, заявление в полицию написать?

— Серьезно? — Вова заметно нервничает, а я, наоборот, успокоилась. И только пожимаю плечом, подцепляя кусок желтого болгарского перца на вилку и отправляя в рот. — И что я там напишу? Что мать проникла в мою комнату? Так она тоже имеет право на эту квартиру, как и я. И запретить ей ходить везде никто не может, кроме суда. А туда я точно идти не собираюсь.

— Но что-то же надо делать!

— Вов, успокойся, — легко касаюсь его пальцев, сжавшихся от переполняющих эмоций в кулак, — я уже все придумала. Просто съеду оттуда, других вариантов все равно нет.

— Куда? Ты не потянешь учебу и нормальную работу, не на третьем курсе, — еще больше хмурится парень, но я снова легкомысленно отмахиваюсь.

— Не переживай, не я первая, не я последняя. Придумаю что-нибудь. В конце концов, можно сторожем в садик какой-нибудь устроиться. И время на учебу есть, и зарплаты на комнату где-нибудь в спальном районе точно хватит.

— Ох, Ася, — вздохнул Вова, а потом легко сжал мои пальцы, — а, может, у меня пока поживешь? Я понимаю, что мы совсем недолго вместе, но…

— Нет, Вов, — я аккуратно высвободила пальцы, отстраняясь, — это как-то чересчур. Да и как я в глаза буду смотреть… остальным?

Недолгое молчание прервалось сдавленным зевком парня, а я едва сдержала вздох облегчения. Разговор перешел совсем не в то русло, в которое мне бы хотелось. И меньше всего мне сейчас улыбалось объяснять причины своего отказа. Да и вообще что-либо объяснять.

— Какой второй тост будет? — резко перевела тему, примирительно подняв свой почти полный бокал.

— Тост? — Вова слегка растерялся от смены темы, но быстро взял себя в руки. И даже едва заметно улыбнулся. — Не знаю, не придумал еще. Есть идеи?

— Может быть, — прищурилась я, бросив хитрый взгляд на парня, — но пока не скажу, какая. Ты пока придумывай свой вариант, а мне отлучиться надо. Ненадолго.

Я встала, с удовольствием потянувшись — все же для долгого сидения на полу нужна привычка. И заметно вздрогнула, когда через пару шагов мое запястье перехватили, задерживая.

— Может, составить тебе компанию?

Я только приподняла брови, продемонстрировав всю нелогичность этого предложения, но Вова не впечатлился. Только на ноги встал, заставляя поднять голову, чтобы смотреть в глаза.

— Ась, я…это звучит глупо, но у меня какое-то плохое предчувствие. Будто ты исчезнешь, насовсем. А я больше всего на свете боюсь тебя потерять…

— Вовка, ты чего? — на последних крохах собственного артистизма и выдержки искренне смеюсь, хотя в груди настолько тяжело, что дыхание срывается, — я же в туалет иду, а не в кругосветное путешествие! Пять минут и я уже здесь! Соскучиться не успеешь!

Но парень серьезен, как никогда. И от его взгляда мне хочется сбежать на край географии…Но я «держу» лицо до последнего. До того момента, как он вздыхает, проводя пальцами по моей щеке.

— Обещаешь?

— Обещаю, — тихо и скрестив пальцы за спиной. И одно это слово мне дается тяжелее, чем все вместе взятые за этот вечер. Даже несмотря на то, что это — кроха в том океане лжи, что сейчас окружает меня.

Легкий поцелуй в губы, и Вова отстраняется.

Всего один поцелуй. Без продолжения.

Словно на самом деле прощаясь…

И я срываюсь с места. Выбегаю из дома, едва не подвернув ногу на ступенях крыльца. И жадно хватая ртом свежий вечерний воздух, пытаясь насытить легкие кислородом, которого мне так не хватало последние минут сорок. И потом, когда сердце, наконец, восстанавливает ритм, а в груди перестает пульсировать странная ноющая боль, я не меньше двадцати минут хожу по участку, выжидая время.

Само собой с той стороны, куда не выходят окна комнаты…

И когда я возвращаюсь, стараясь ступать бесшумно, осознаю, что время «последнего аккорда» пришло.

Вова спит, но я, на всякий случай, легко тормошу его, удостоверяясь в том, что лекарство сработало в полной мере. Парень не просыпается, хоть и мычит что-то неразборчивое. Вполне достаточно, чтобы не беспокоиться…

Достаю свой рюкзак из-под кровати, чтобы через полминуты выложить на стол свой фотоаппарат. Палароид. Да, практически раритет, но только он может гарантировать, что оригинальные снимки останутся в одном экземпляре. Цифровые фото — слишком большой риск, даже спустя годы.

Даже, если я не планирую возвращаться в этот город…

Кстати, Палароид было достать куда сложнее, чем сильнодействующее лекарство по рецепту. Парадокс…

Медленно снимаю с себя одежду и подхожу к зеркалу, одиноко висящему на стене напротив лестницы. Оно не такое большое, как бы мне хотелось, но если отойти немного, то вполне можно «вместиться» в полный рост.

А затем, демонстрируя себя спереди, сбоку, сзади и даже чуть в наклон, делаю фотографии отражения. На откровенную порнографию, конечно, смелости не хватило. Но и того, что продемонстрировала, было более чем достаточно, чтобы испортить себе репутацию на долгие годы, если отдать не в те руки.

Руки Енота как раз такими и являлись…

Аппарат услужливо выдавал фотокарточки, а мне казалось, что с каждой я отдаю часть своей души. Ту самую, в которой так грела и лелеяла любовь к Вове. Которая познала настоящее счастье, пусть это и была всего лишь иллюзия.

Последний снимок и одежда вновь на мне. Смотрю на фотографии прежде, чем продолжить. Убеждаюсь, что лицо на каждой надежно перекрыто фотоаппаратом. И в том, что я довольно фотогенична…

Все-таки женщина — она и есть женщина. Даже в самой дерьмовой ситуации…