— Какие планы на сегодня? — Вова отстраняется первым, впрочем, ничуть не ослабляя объятий. А у меня почему-то легкое ощущение дежавю, но я о нем забываю едва ли не быстрее, чем замечаю.

— На работу вечером, — страдальчески морщусь, сегодня как никогда туда идти не хочется. Про зачет послезавтра вообще молчу, хотя через неделю уже первый экзамен и надо начинать тщательно готовиться. Да какая уж тут учеба! С удовольствием бы провела весь день с Вовой, не разлучаясь ни на минуту. Да и ночь тоже…

— Отлично, времени как раз хватит!

Теперь даже удивительно, как я могла когда-то считать его чересчур серьезным букой. Сейчас он улыбается почти беспрестанно, а радость делает и без того привлекательные черты лица просто неотразимыми. Не знаю, как окружающие, а я постоянно ловлю себя на том, что засматриваюсь на игру мелких мимических морщинок, наверняка выглядя при этом глупо. Но мне было все равно…

— На что? — спохватываюсь, когда Вова отпускает меня, но тут же обхватывает мою кисть, увлекая к мотоциклу.

— Сюрприз, — и я снова «зависаю» от его счастливой и многообещающей улыбки, когда он ненадолго оборачивается, — скоро узнаешь!

Мой возмущенный вопль вызывает лишь смех парня. Знакомый шлем, и я уже без труда запрыгиваю на заднее сиденье, с еле слышным вздохом обхватывая Вову на уровне живота. С недавних пор езда на мотоцикле вошла в список любимых занятий, прочно обосновавшись в пятерке лидеров.

Едем мы недолго — измучиться от любопытства не успеваю. А когда вижу место, куда, не могу сдержать возглас изумления.

— Серьезно? Каток?

— Ага, — кивает Вова и снова уверенно тянет за собой, — ты же давно хотела? Пойдем скорее!

И мы идем. Даже почти бежим, как дети, взявшись за руки. Затем берем напрокат коньки и хохочем, наперегонки завязывая шнурки. Потом Вова развязывает мои и делает все сам, надежно и сильно фиксируя на мне эту своеобразную обувь. И мы катаемся…

Хотя, вернее будет сказать, что катается Вова, а я усиленно стараюсь не падать. И падаю. Встаю, делаю несколько шагов и снова с визгом приземляюсь на лед. Потом со стоном хватаюсь за протянутую парнем руку и через полминуты мы оказываемся на льду вместе…

Но, несмотря на отсутствие координации и ноющие от непривычной нагрузки мышцы, я счастлива. Целиком и абсолютно. А под крышей катка, в котором мы в этот час оказались совершенно одни, непрерывно звучит наш смех.

Я не спросила, как и почему Вова оказался перед универом. Уверена, что пропустил свои занятия, но отвлекаться на это совершенно не хочу. Более того — от этого факта на душе почему-то тепло и радостно. Как и от многочисленных смс, которые он мне слал едва ли не каждые пятнадцать минут, сообщив о том, что опоздал на десять минут на первую пару, жутко хочет есть и безумно соскучился.

Про прошедшую ночь мы оба не сказали ни слова, это, наверное, и к лучшему. Есть вещи, о которых нужно говорить. А есть те, которые нужно чувствовать. Произошедшее относилось к тем, которыми нужно просто заниматься. С удовольствием и полной отдачей, не размениваясь на «разбор деталей».

С катка мы ушли почти через три часа, и я точно знала — тело мне обязательно отомстит за издевательства. Но расплата должна была наступить не раньше завтрашнего дня, так что я позволила себе быть беспечной. Тем более, что к синякам и пошатнувшейся самооценке комплектом шли распухшие от бесчисленных поцелуев губы.

Затем мы снова катались на байке. Гуляли по улице, наслаждаясь изумительной погодой, и совершенно некультурно ели на ходу вкуснейший шашлык. Болтали обо всем и ни о чем. И, само собой, целовались, игнорируя разномастные взгляды случайных свидетелей.

На мою работу, само собой, мы пошли вместе.

Возвращались домой с нее спустя три часа тоже вместе…

— …и ты не поверишь, второй вопрос был про те самые ножницы, что ты спрашивал! Чуть не засмеялась, но препод все равно на меня странно посмотрел, — рассказывала я про сегодняшний зачет, пока мы поднимались по лестнице к моей квартире, — видимо давно студенты у него так не радовались вопросам в билете!

Замолчала как раз в тот момент, что мы остановились перед нужной дверью. Вова молчал, никак не отреагировав на рассказ, а я еле слышно вздохнула. День получился поистине сказочным и возвращаться в пропитанную стойкими парами перегара квартиру до слез не хотелось. Но и топтаться у порога, ожидая неизвестно чего, тоже был так себе вариант. Поэтому я, закусив губу, полезла в боковой карман толстовки, выуживая ключи…

— Подожди, Ася, — тихо остановил меня Вова, шагая ко мне. Прижимая к стене и прижимаясь ко мне сам, — не уходи…

Прикосновения губ нетерпеливые, страстные, но я отвечаю с не меньшим рвением. Неотвратимость расставания через несколько минут срабатывает таким катализатором, что мы совершенно теряем чувство реальности, растворяясь друг в друге. Наши зубы стукаются, но мы даже не замечаем, продолжая взахлеб целоваться. Ладони парня проникают под толстовку и футболку, гладят по спине и пояснице, сжимают ягодицы и возвращаются обратно, а я только всхлипываю на особо чувствительных откликах собственного тела. Подставляю шею жадным прикосновениям мужских губ, а сама смело повторяю порыв Вовы, забираясь руками под его футболку. И от ощущения горячей кожи под пальцами меня натурально «ведет»…

И в тот момент, когда Вова отстраняется от меня, тяжело дыша и упираясь своим лбом в мой, я с трудом могу вспомнить, где мы находимся…

— Настя, пойдем ко мне? Пожалуйста, — шепчет он так отчаянно, что у меня внутри все переворачивается, — понимаю, что тороплюсь, но…

— Пойдем, — коротко и уверенно, не дав ему договорить. Да и зачем, если хочу его не меньше? Тем более, что тело помнило, как хорошо было вчера, и теперь слишком демонстративно требовало продолжения.

Вове повторять не надо. Небольшая пауза и вот мы уже шагаем дальше по лестнице. И только через два пролета до моего витающего в сексуальном дурмане мозга доходит одно обстоятельство.

— Вов, подожди, — легко сжимаю пальцы парня, привлекая внимание, — а как же Пашка? Вдруг…

Не договариваю, но меня прекрасно понимают и без этого.

— Не придет, не переживай, — короткая остановка и поцелуй в губы, — он сегодня сказал, что на даче с друзьями будет. Так что нам никто не помешает…

Внутри все замирает от предвкушения в словах Вовы. Но я только улыбаюсь — решение уже принято и вновь возвращаться к сомнениям не собираюсь. Зря Вовка думает, что торопится — мне кажется, что мы идем даже слишком медленно…

И в тот момент, когда дверной замок щелкает, поддаваясь напору ключа, а я готова уже сама накинуться на парня сразу в прихожей, нас натурально оглушает.

Квартира, вопреки уверенности Вовы, вовсе не собирается встречать нас долгожданной тишиной и уединением. И свет вкупе с громкой музыкой срабатывает почище свето-шумовой гранаты, заставляя нас синхронно замереть на пороге. А вонь сигаретного дыма, сопровождающаяся развязным смехом, становится последней каплей, ввергая в полнейший шок.

— О, смотри кто пожаловал! Пашка, тащи вискарь, тут надо «штрафные» опоздавшим прописать!

И я понимаю, как выглядит мой персональный ад.

Потому что рожа Енота, похабно ухмыляющаяся всеми зубами разом — слишком страшная картина для этого дня, чтобы оказаться правдой…

Вова справился с удивлением куда быстрее меня.

— Что здесь происходит? — звучит почти спокойно, если совсем не знать парня. — Какого хрена ты здесь забыл?

Но Борщевский только шире расплывается в ухмылке, ничуть не теряясь от грубых слов. Он стоит на дверном проеме, ведущем в зал, держа в руке стакан с темно-коричневой жидкостью, в которой плавает несколько кусочков льда. А за его спиной явно и происходит все веселье — по крайней мере смех и музыка доносятся именно оттуда.

Вова не спешит раздеваться, только рюкзак сбросил с плеч, удерживая теперь в правой руке. Я не спешу выходить из-за его спины, чувствуя себя более чем некомфортно из-за захлопнувшейся за мной двери. Но от взгляда Борщевского укрыть даже широкая спина любимого человека не может, от чего по телу проносятся ледяные мураши, заставляя поежиться.