И сейчас гаджет просто лежал на тумбочке, хотя как мать могла его так оставить, не представляла. Нажав на боковую кнопку, я сожалением убедилась, что аппарат разряжен. Или выключен. Но в последнее не верилось совсем.

Совершенно раздавленная вышла из комнаты и прикрыла за собой дверь. Извечные вопросы «Что делать?» и «Куда бежать?» вертелись в голове, мешая соображать. Первой мыслью было — бежать в полицию. Но я тут же отмела ее, точнее, отложила на время. Ну, вот что я там скажу? Взрослая вменяемая женщина не пришла домой с работы (вроде бы) и оставила дома телефон? Да они надо мной ржать всем отделом будут. Тем более, вроде где-то слышала, что должно пройти не меньше трех суток…

Вторая мысль понравилась мне больше — прозвонить знакомых матери и коллег по работе. Однако и с этим вышла проблема. Хоть гости на застольях в нашей квартире были, в целом, более или менее постоянные, я их практически не знала. Максимум — могла имена назвать. А уж про адреса или телефоны и говорить нечего…

Хотя…

Я молнией запрыгнула в кроссовки и, дергая шнурки, принялась обуваться. Вспомнила, что одну ее приятельницу все-таки знаю. Мать нас познакомила давно, тогда наши отношения были немного лучше, да и выпивала она не так часто и много. В тот день она попросила зайти к «тете Гале», забрать пакет, вроде бы с сапогами…впрочем, даже если я не помнила содержимого пакета, адрес отпечатался в памяти вполне отчетливо.

И уже закрывая ключом дверь, сообразила — что-то могли знать на работе матери. Адрес завода тоже был мне известен — слава небесам, она там работала уже достаточно давно, чтобы этот вопрос не вызвал затруднений. Подумала, и чуть не засмеялась, на этот раз от нервного облегчения. Варианты действий давали надежду, а это было уже хоть что-то. То, что не давало скатиться в истерику, которую отчаянно жаждал закатить ребенок внутри меня. Страх потерять маму, то, что кажется незыблемым, то, что так или иначе держит каждого человека в этой жизни, оказался намного сильнее обид и плохих воспоминаний. Но «взрослая» часть меня пока держалась, предлагая сначала отработать все варианты и возможности хоть что-нибудь выяснить.

А поистерить уж точно успею…

Сосредоточившись на том, как добраться до той самой «тети Гали», я выскочила из подъезда на улицу. От резкого порыва ветра в лицо на секунду зажмурилась, пытаясь сделать судорожный вдох — дыхание перехватило. На грани сознания мелькнула досадная мысль — в воздухе отчетливо пахло дождем. Зонта у меня не было, возвращаться не собиралась, так что оставалось только молиться о том, чтобы осадки начались как можно позже…

Глаза слезились, и я нетерпеливо потерла лицо рукавом куртки, одновременно заворачивая за угол и ускоряя шаг…

Чтобы тут же в кого-то врезаться, больно оцарапав нос…

— Извините, — буркнула вполголоса, даже не подняв головы. В данный конкретный момент времени личность попавшегося на пути случайного человека меня не волновала совершенно. Поэтому, машинально потерев пострадавшую часть лица, я попыталась обогнуть препятствие и продолжить путь…

Но мне не позволили.

Едва ли успеваю сделать еще шаг, когда меня мягко останавливают, придержав за плечо.

— Настя?

А я кусаю губу, еле сдерживая истерический смех.

Так ждать сегодняшнего свидания, чтобы напрочь забыть про него.

— Привет, — нахожу в себе силы для вежливого ответа, хотя беспокойство продолжает ворочаться в груди, причиняя почти физическую боль, — извини, я спешу.

Выдавливаю из себя подобие улыбки и отступаю, собираясь продолжить путь.

— Эм, — радость встречи сменяется недоумением, а парень внимательно оглядывает меня с ног до головы, — и почему мне кажется, что в шесть тебя ждать не стоит?

— Прости, Вов, — качаю головой, начиная чувствовать себя еще хуже. Чувство вины не самая лучшая компания, если ты с ума сходишь от волнения и неизвестности, — прости, мне нужно идти. Я…в общем, мне надо спешить. Прости еще раз.

Владимир хмурится, прищуриваясь, а я снова делаю попытку уйти. Знаю, что парень ничего не понимает, даже, скорее всего, злится на меня, но голос вдруг пропадает, а слова никак не ложатся на язык.

Что я ему скажу? Да и зачем ему проблемы малознакомой девицы? Тем более, что слезы подступают к глазам, а страх и напряжение звенят в теле перетянутыми струнами, мешая внятно говорить.

Но выбор между матерью и свиданием с парнем не стоит. Даже, если он разочаруется и больше никогда не пригласит вновь…

— Настя! — снова его ладони на моих плечах, а я вдруг начинаю злиться, — что-то случилось? Я же вижу, ты сама не своя. Может, могу помочь?

Усилием воли прогоняю неуместное раздражение. Забота в голосе парня неподдельная, и только небо знает, как мне сейчас не хватает чьей-нибудь поддержки. Хочется прижаться к холодной мужской куртке щекой и разделить этот мучительный страх на двоих. Просто услышать, что все будет хорошо…

— Зачем тебе это? — голос чуть прерывается, когда поднимаю глаза. Задаю вопрос, как будто это тот самый последний барьер, после которого начинается дорога к доверию. Давно уже мне не хотелось довериться кому-то кроме Пашки и Леры. Да и не так уж много людей, которым небезразлична я и моя жизнь.

И теперь я внимательно смотрела в лицо парня, больше не делая попыток сбежать. Потому что слова могут обмануть. А вот глаза и мимика — вряд ли.

— Хм, дай-ка подумать, — Владимир улыбнулся, обхватив двумя пальцами свой подбородок в характерном жесте, — знаешь, а у меня неожиданно образовался абсолютно свободный вечер. И я просто обожаю помогать красивым девушкам.

Несмотря на улыбку, глаза оставались серьезными. И это было куда лучше любых уверений и убеждений, позволяя мне чуть-чуть, но все-таки расслабиться.

— А если серьезно, — продолжил он после секундной паузы, подойдя вплотную и легким жестом убрав прядку волос с моего лица, — я, правда, хочу помочь, Насть. И само собой, все останется между нами. Если хочешь…ну, что произошло?

Последние слова он почти прошептал, взяв мою ладонь в попытке согреть.

А я…выдохнула. И облегчения в том выдохе было куда больше остальных эмоций.

Рассказ занял едва ли больше пяти минут. И как я не старалась, слезы все же прорвались наружу, вызвав несколько судорожных всхлипов и одну мокрую дорожку на щеке. Наскоро смахнув ее, сжала свободную ладонь в кулак до боли, отвлекаясь и не позволяя себе окончательно расплакаться.

Не сейчас.

Не время.

А закончив говорить, с опасением взглянула на парня. Как ни крути, сомнения копошились где-то по углам, рождая лишнее беспокойство. А вдруг он не поверит? Или скажет, что я сама себе все выдумала? Что моя мать взрослая женщина и может делать то, что ей заблагорассудится? Да что говорить, эти вопросы звучали и в моей голове, отнимая последние крохи уверенности…

Но Владимир и не думал смеяться.

— Ясно, — кивнул после недолгого молчания, нашего общего, а затем что-то прикинул в уме, — так где, говоришь, эта тетя Галя живет?

— Дальше по улице, — махнула я в нужную сторону, — минут пятнадцать пешком.

— А завод?

— А это в обратную сторону, через центр, до Зеленого бульвара, — начала объяснять я, когда парень перебил.

— Подробно не надо, все равно названий улиц пока не знаю, — пожал плечами, а затем огорошил, — дорогу покажешь?

— Конечно, — пожала плечами в полном недоумении. Само собой, покажу, вместе же поедем.

— Ну, тогда пошли, — махнул он в сторону, противоположную той, что указывала к дому тети Гали я.

— Так нам же…

Попыталась было возразить, но меня уже ухватили за рукав, утягивая за собой.

— Извини, но пешком мы будем бродить до полуночи, — подмигнул мне брат Пашки, а я чуть не споткнулась от запоздалой догадки, — предлагаю все же «верхом», так точно быстрее.

Мой кивок он уже не видел. А я, наконец, почувствовала, как отступил страх, сменившись надеждой.

Впрочем, облегчение оказалось преждевременным.

Поплутав немного по улочкам и между домами, до адреса тети Гали мы добрались достаточно быстро. И на этом везение закончилось. После долгого и упорного стука в старую железную дверь с многочисленными царапинами, вмятинками и облупившейся темно-зеленой краской, нам открыла нетрезвая женщина в замусоленном халате. Дыша нестерпимой вонью в лицо — нечто среднее между многодневным перегаром, нечищеными зубами и прокисшим борщом — нам в достаточно грубой форме сказали, что представления не имеют, где находится моя мать. А после высказали искреннее возмущение тем, что привычное застолье не состоялось.