Я.

Хреновый сценарий, хорошая актриса. Удушливая роль.

Потеха для школы! Игрушка! Тупая игрушка… и поиграли с тобой на все сто! Господи, сколько можно обманываться? Сколько можно подставляться, позволять управлять собой?

Всем кому не лень!

Запрокидываю голову, прикрыв глаза.

Глупая, бесхарактерная, пугливая. Застрявшая между хочу и можно, как биссектриса прямого угла! Влюбленная в собственного брата! Мечтающая быть любимой. Запутавшаяся в собственных желаниях! Разберись, наконец, в себе! Определи цель.

Хочу помнить, стараюсь забыть…

И ты еще мечтала о Вронском? Увидела?! Прочувствовала?! Он таких дур, как ты, вместо кетчупа поглощает! Злоупотребила дозой. Никогда тебе его не переиграть! И ты даже не знаешь о его планах. Разве не обещала себе держаться от него подальше!?

Всего лишь игрушка.

Протяжно скрипнула дверь, заставив меня обернуться. В туалет вошла Рита, за ней Ольга с Кристиной и я едва не наорала на них с требованиями оставить меня в покое. Ненавижу девчачьи жалости, ненавижу как они щебечут, закатывая глазки, как сплетничают о всякой ерунде. Господи, какие дуры! "Нет, это ты дура, Снежная. Ни с одной из них этого бы не произошло!! "

— Женя!! Тебе плохо? Что между вами произошло? Это правда? Вы вместе? Я молчу, продолжая висеть над раковиной. Сжала зубы. В самом деле, от этих дурацких вопросов, на которые не существует ответов, впору расплакаться..

Ольга коснулась моего плеча.

— Ты такая счастливая!

Меня выгнуло в обратную сторону… я выпрямилась…

— Расскажи о нем! Как это произошло? Он на самом деле классно целуется? — Наивная Ольга полна восторга, а я едва сдержалась, чтобы не послать ее попробовать!

Я перевела взгляд на Риту, которая не сказала еще не слова.

— Расскажешь? — Вырвалось из меня. Ей то уж наверняка интимное общение с Вронским запомнилось ярче. Рита вскинула брови. и я отступила. "Боже! Заткнись! Палишь контору! Тебя это не касается, это их личное дело!" Капли стекли по подбородку и щекам за ворот блузки…я наклонилась к рюкзаку в поисках носового платка, пытаясь не прислушиваться к их болтовне.

— А две дорожки хватит на всех? — Спохватилась Кристина. — Ну да, на десять человек вполне, придут явно не все. Меня может не пустить мама, Волков со Светкой, тоже вряд ли придут. Близнецы уже в четверг уезжают.

Ольга замолчала на полуслове. Ее испугал мой взгляд.

— Да что с тобой!? Ты расстроилась, что все узнали?

— А что все узнали? — Вспыхнула я, сжав пальцы оледеневших рук — носового платка явно не хватало. Обманутые дуры, увлеченные чужой игрой.

— Девочки! — Неожиданно подала голос та, что некогда была моей подругой. — Не надо к Снежной сейчас лезть. У нее переоценка ценностей. Идите, нам нужно пообщаться.

— Да пожалуйста! — Кристина вцепилась в Ольгу и потащила к дверям. — Идем, из нее ничего не вытащишь!

Хлопнула дверь.

— Если бы я не знала, что они соперники, решила бы, что это ими… подстроено, определенно.

Я все еще молчу. Как у нее получается быть такой невозмутимой? Подставилась на выпускном, "переспала?" с Максом. С легкостью пользуется деньгами даже не вникнув в процесс и информацию, которую ей предоставляют.

— Прости, но это было омерзительно! После того, что произошло..

Она явно намекала, что я не должна была идти на подобный поступок, ведь Вронский, по своему же замыслу, слил ей недоставерную информацию о моем ранем исчезновении.

— На каком крючке он тебя держит?

Моих губ коснулась усмешка: " Тебе ли не знать про рыбацкие снасти?"

Я обернулась.

— Ты говоришь, так поэтично, Рит. Все эти обороты: омерзительно…, определенно…, подстроено. Думаешь, если я молчу, то у меня не выйдет также? Я могу описать твою гнилую душонку тремя вескими фразами: лживая, продажная мерзость!

Я подхватила рюкзак и выбежала из дамской комнаты. Тряслась, то ли от озноба, то ли от возмущения. Как оказалось, то, что я знала о своей подруге, лишь снежная шапка айсберга.

День школьных занятий для меня закончился так и не начавшись.

Макс.

Он распахнул легкую занавеску широкого окна и неторопливо, без интереса, прошелся взглядом по заснеженному двору. Снег свежими сугробами громоздился на лужайке у веранды, которую давно не посещали, а на садовой дорожке из тротуарной плитки — подтаял и блестел серыми, грязными лужами. Всматриваясь во влажные проплешины Макс Вронский замер. Выражение невозмутимого до этого лица переменилось — вздрогнули надбровные дуги, заострились скулы, пальцы вонзились в край подоконника с особой силой, словно хотели раскрошить пластик. Перед глазами вспыхнул блеклый образ, лентой киношной пленки унося в прошлое.

"Посмотрите-ка, на этого маменькиного сыночка, — отутюженные брючки, белый воротничок. Эй, цыпа! Куда вырядился? — Их трое. Высокие, с безликой печатью уверенности своего превосходства в глазах. Ему приходится задирать подбородок, что бы видеть их перекошенные злобой лица. — А это что? Слюнявчик? Мамочка снабдила тебя соплиподтиралкой? Сейчас пригодится, цыпа, утрешь слюни по подбородку…"

Его толкают. Чей-то острый локоть тут же врезается в грудь, прижимая к грязной кирпичной стене. Эти блевотные, прыщавые морды, с лютой пеленой зависти в глазах, с обветрившейся кожей на пальцах под ногтями которых ссохшаяся грязь, касаются его лица — царапают, наносят пощечины… Сквозь вспышки обжигающей боли в сознание врываются отвратительные картины, в которых его кровь уже заразилась мерзкими бактериями, и те, подобно невидимым муравьям, пробираются в недра организма все глубже. В голове разрывается мина несоответствия: этот страшный, пугающий мир ему не знаком.

Со всех сторон сыпятся удары, его резко дергают за воротник куртки, раздается скорбный звук порванной ткани. Грязная, вонючая юшка растаявшего снега затекает за шиворот, царапая ледяной коркой щеки. "Цыпу нужно хорошенько искупать, подмочи для нас глаженные штанишки, слизняк!" Пинки ногами облаченными в тяжелые зимние боты заставляют корчиться в грязи, с отчаяньем вжиматься в ледяную жижу и ненавидеть себя…

Только в прихожей, в стенах собственного дома, шагая по идеально вымытым полам, на которых остаются грязные разводы от испорченной обуви и одежды, школьник приходит в себя. Но тут же застыват в ужасе, наблюдая истерзанного, загаженного незнакомца в отражении большого зеркала..

Жалость к себе накатывает тяжелой волной и он сжимает зубы, еле сдерживаясь, что бы не разразиться воем. Кажется, больше не стать прежним, и эти кровоподтеки, грязь и царапины на лице останутся навсегда.

За спиной скользит тень и в отражении зеркала появляется долговязая фигура брата. Взор Влада загорается ликованием, губы раздвигаются в предательско-шутовской улыбке.

— Оу!! Посмотри на себя, ты крут! Таким, ты мне нравишься больше. Этот забавный мир снаружи сделает из тебя человека… доверься ему…

Сомнения вносят сумятицу в мысли Максима. Как этому человеку может нравиться то, что он видит, как он может с этим мириться? А брат прерывает изучающий, полный иронии и ехидства взгляд, обходит, опускается перед ним на корточки, придирчиво рассматривает грязное, покрытое ссадинами лицо, приподнимает руку и двумя пальцами стучит в то самое место, которое разрывают удушливые, незнакомые эмоции, — чуть выше солнечного сплетения.

— Вотздесь, самоеуязвимоеместо, ите — другие, будутбитьиплеватьименносюда… — онвновьстукнулпальцами, иподросткупоказалось, чтофолангивошлиглубоковнутрь — всегда, поканеизбавишьсяотэтогобеспечно-наивногосгустка, которыйделаеттебяжалкимиубогим."

Быть убогим, доверять, принимать не его путь. Стать бдительным, осмотрительным, презирать испорченный мир и отделить самого себя от него, это ли не решение? Ничего не хотеть, не восхищаться…, с брезгливостью относиться к чужим и своим слабостям, чтобы никогда не угодить в ловушку и не выглядеть жалким.