Он в плотной спортивной толстовке, свежий, слегка запыхавшийся.

— Ты уже встала? Я разминался на стадионе, погодка что надо..

— Ты можешь простудиться… — меня удивляет его настрой, но я спешу подыграть. Я благодарна ему за этот отвлеченный, обыденный тон, который дает возможность не возвращаться к вчерашнему…

— Если есть кому ухаживать за больным, это не такая уж и проблема. Сделай, мне пожалуйста, чай и сегодня побольше сахара, — он останавливается у стола, его взгляд падает на белые листы машинописной бумаги. я спешно отворачиваюсь, пытаясь "выловить" в пачке с чаем пакетик с заваркой. Вы никогда не ругали себя за допущенный промах? Мне сейчас не до этого, я замерла, не зная, чем его отвлечь.

— Никит! — еще ничего не обдумав, торопливо подаю голос я. И это выходит как- то надрывно, словно мне только что удалили гланды.

Он перестает перелистывать документ, неряшливо бросает его на стол и разворачивается всем телом ко мне, окидывает вопросительным взглядом и в моей голове начинает твориться что-то непонятное. Я не могу произнести ни слова и рука моя с пакетиком чая в пальцах, начинает предательски дрожать. Его взгляд скользит с моего лица на руку, и шагнув, он накрывает ее своей прохладной ладонью.

— Мы ведь не позволим всем этим проблемам рассорить нас, правда? — помедлив, он бережно обхватывает второй рукой мою голову и тянет к своей груди. — Это все тяжело и непонятно, но. мы переживали гораздо более неприятное и тяжелое.

Его губы близко и дыхание тонет в моих волосах, пальцы массируют затылок и я неожиданно прихожу к мысли, что в любой другой ситуации я бы перевозбудилась от этих нежностей. Нормальный парень в двадцать два года не может этого не понимать.

— Мы ничего не знаем о себе, в свете последних событий. Согласна?

Заторможено киваю, боясь вздохнуть. Наслаждаюсь его близостью, не понимаю, где странствуют мои мысли. Theo Mitchell.. мой старший брат… Убедите меня в обратном..

— Ты самое дорогое, что у меня есть. И я помню об этом. — Он, наконец, отстраняется и заглядывает в мое лицо. С некоторой заминкой, вынужденно, отрываю взгляд от серой ткани его трикотажной майки и утыкаюсь в его проникновенный взгляд. Не знаю, что сейчас выражает мой. Безысходность или тревогу?.. Может недоверие? И очевидно именно это заставляет его совершить совсем уж невероятный жест: он бережно убирает за ухо, выбившийся локон моих волос, нежно проведя пальцем по щеке.

Нет. Не брат.

Он игнорирует мой короткий вздох и отпускает.

— Я сделаю чай сам, тебе пора одеваться, а то опоздаешь..

Нет смысла задавать вопросов, потому что их стало еще больше. Если вчера я хотела знать, кто мы друг для друга, то сегодня, сейчас, я хочу понять кто мы вообще, каждый в отдельности. Не узнаю ни себя, ни его. Может, в самом деле стоит повременить?

— Знаешь, что я решил? — Расслабленно улыбнувшись, продолжил он, заливая кипяток в кружки. — Скорее всего, мы проведем новогодние каникулы, где-нибудь под жарким солнцем. Я сегодня же сяду искать варианты. Ты не против?

Что-то нехорошее сползает по коже моей спины, предварительно лизнув затылок.

— Ну… если я доживу, — не ожидая от себя самой, отвечаю я, рассматривая его профиль. Это единственное, что все это время "висело" на моем языке.

— Не пугай меня. кстати, что у тебя с губой? — его брови взлетают в угадывающем вопросе.

— Обветрилась при поцелуе… — вырывается из меня, и я, прикрыв глаза, ухожу в комнату, оставив его наедине со всеми остальными вопросами. Ни чуть не сожалея о коварности данной фразы.

____________________________

19..*- точная дата не указана автором по некоторым, сугубо личным, причинам.

От моего дома до школы примерно 460 шагов. Я иду очень медленно, рюкзак на моем плече непомерно тяжел. тяжелы зимние сапоги. Даже теплый уютный шарф не спасает- его касания травмированной губы — неприятны.

На пути возникает школьный стадион. Он, в прямом смысле, используется по назначению двумя рядом стоящими школами и от его центра еще примерно 100 шагов.

"…. — Бей сюда… пасуй!! Под их ногами вздымается сухая пыль. шестеро подростков носятся по залитому летним солнцем полю, пиная мяч. Светло русая голова Никиты на тонкой мальчишеской шее подвижна, в распахнутую от жары рубашку мелькает его почти черная от загара грудь и живот.

Я скучаю на горячей строительной плите у стадиона, под белой панамкой не видно моего лица и опущенной головы. Ковыряю в пальцах кусочек черного рубероида подобранного братом по пути на поле и отданного мне, развеять скуку. Нагретый солнцем, он легко мнется, скручивается в жгут. Иногда я поднимаю голову, но детскому наивному взгляду почти не за что зацепиться. Перекошенные железные ворота, сваренные из труб разного диаметра без сетки, поле, тающие в ядерном солнечном свете, жилые постройки чуть поодаль..

— Пасуй, Кроль…! Пыль взметается под чьей — то обувью и мяч летит по странной траектории. — Куда? Косой!!

Мяч катится ко мне, я рада. вот тот самый славный момент, когда можно отвлечься, поучаствовать… Я спрыгиваю с плит и мчусь к нему. лишь долей минуты понимая, что от долгого сидения ноги "ватные" и плохо управляемы… Не добегая до точки соприкосновения ноги с мячом, расстилаюсь по горячему, шершавому асфальту..

Боль обжигает колени. я сжимаю губы, перекатываюсь на бок и поджимаю ноги, чтобы рассмотреть очаг поражения. пытаюсь терпеть, но слезы предательски наполняют глаза и скатываются крупными каплями по щекам..

— Жека! — брат плюхается передо мной схватив за кисть, которую я держу над более пострадавшей коленкой, в интуитивном желании убаюкать рану, — черт, я сейчас! Он исчезает за моей спиной, я занята рассматриванием алых крапинок на своей ране и серой пыли вокруг нее. Через минуту он возвращается. с пучком листьев подорожника и в этот момент, я кажется начинаю тихонько завывать.

— Терпи!!.. — он, не обдумывая, подхватывает мою коленку пальцами с тыльной стороны, склоняется к ней, и я чувствую его губы на своей коже и прохладную влажность мягкого языка. слизывающего крупинки крови и прилипшей пыли. Он проводит языком несколько раз и отстраняется, что бы прилепить подорожник. В моем горле от удивления тают всхлипы, и я быстро хлопаю ресницами, смахивая с них слезы… Мне всего семь, но я поражена этому поступку.

— Фу-уу, — резкая тень легла поверх нас с Никитой… И я только сейчас замечаю чей-то силуэт на фоне яркого солнечного света за спиной брата, — ты лизал ее коленку?

Я всматриваюсь в лицо брата, прекрасно понимая неприятие этой фразы, что висит над нашими головами. И вижу его остекленевший, холодный взгляд, которым он прожигает мою переносицу. Он не видит меня. В этот момент перед его взором растеклась та самая картинка, в которой он уже кого-то мысленно- сознательно разорвал в клочья..

Брат вскидывается, роняет стоящего за спиной товарища, с которым только что гонял мяч, на асфальт, и прижав его грудь руками, коленом впечатывает тому между ног.. — На хрен тебе яйца? Если ты пасуешь, как безмозглая, кривоногая курица!?…"

Понимаю, что стою посреди поля замерев, предавшись воспоминаниям. Кажется я брожу по спирали.

"Отбой, Женька…"- говорю себе самой, вскинув голову, и в тот же миг замечаю знакомую бордовую шапку своей подруги, которая только что вынырнула с пассажирского сиденья темного седана.

Машина не спеша трогается, и очертив попутный круг по дороге вокруг стадиона, набирая скорость, исчезает с моего поля зрения…

Рита проходит в десяти шагах от меня, даже не взглянув, и торопливо, насколько позволяет скользкий утоптанный снег под ее обувью, шагает в сторону школы..

В моей голове повисает огромный знак вопроса. Я не готова к такому повороту, это ведь не машина Влада? Если бы до этого я прилежно, ежедневно посещала школу, сегодня бы ни за что не пошла.