— Макс! — зову я, пытаясь свыкнуться с напряжением внутри. Бороться с этим напряжением невозможно. Оглядываюсь, скользя взглядом по богатой обстановке дома. Все обстоит так, словно в доме кроме меня- никого.

Касаюсь стопой ступеньки.

Единственная распахнутая дверь на втором этаже, указывает верное направление моего пути.

Миную проем. Окидываю взглядом большую, больше моей раза в три комнату, темную, из-за задернутых плотных штор, которая несомненно принадлежит подростку. Сине- серые тона, бледно охристый цвет глянцевых мебельных фасадов, всевозможных тумбочек, пеналов… Плакат с американской мультиплатиновой рок-группой Linkin Park на стене, толстый мягкий палас под ногами.

Мой взгляд перемещается дальше, к другой стене, у которой расположена кровать. Темно синий плед скрывает лежащего на боку парня, поджавшего колени. Край пледа неряшливо свисает и пылится на полу.

Я спешу к постели, рассмотрев наконец в темноте шевелюру Макса. И торможу, не веря тому, что вижу.

Лицо Максима подверглось плачевным изменениям. Распухшая посиневшая скула, расцарапанный подбородок, рассеченная бровь и вздутая губа. Все в крови и ссадинах. Засохшая струйка крови проложила себе путь от брови к виску, теряясь где то в районе мочки уха. Некоторые раны еще кровили, царапины успели подсохнуть и затянуться коркой. Такой же засохшей коркой висела слипшаяся прядь челки.

— Макс! — Я необдуманно, коснулась его плеча, оттянув край пледа, под которым обнаружила сбитые костяшки пальцев на руке. Парень не подавал признаков жизни. Нет, он дышал, но весь вид его отдавался во мне скрытым ужасом.

Я не раз наблюдала подобные картины. В моей жизни, некоторым образом состоящей из нередких стычек брата с мальчишками, разбитых носов и губ не счесть. Но сейчас, застать в таком состоянии одноклассника- разбитого, беспомощного, брошенного один на один с болью в пустом доме, было невероятно дико. Так неестественно, что я даже потерялась во времени, забыв, что все еще стою у кровати Максима в верхней одежде.

Сумрак комнаты делал эту картину и вовсе нереальной.

Ох, черт! Что предпринять? Я беспомощно оглянулась в поисках не пойми каких надежд и тут же заметила несколько белых таблеток раскиданных по стеклянной столешнице журнального столика. В голову крадется нехорошая мысль, но я не даю ей развиться. Он должен был принять обезболивающее, прежде чем отрубиться. И мне необходимо его разбудить, чтобы справиться о самочувствии.

Я нагнулась над спящим.

— Максим, — тронула плечо.

Вронский мотнул головой застонав, и подобрал ноги еще выше.

— Максим, проснись! Нужно обработать твои раны.

Как Влад мог оставить брата вот так, беспомощного и разбитого?

Все тело мое сотрясалось от растерянности и тревоги за этого парня… Я попала в ту ситуацию, когда мне необходима хоть чья-то помощь. "Давай, Снежная, возьми себя в руки, придумай что нибудь.."

Я оставила Макса в постели и на ходу разматывая шарф, бросилась в поисках аптечки. Санузлы, кухня, гостиная все вертелось передо мной, как кадры застывшего кино. Я вскрыла десятки тумбочек и ящиков, прежде чем нашла пластиковый чемоданчик в верхнем ящике комода, в столовой. Высыпала все содержимое на пол, отыскала среди груды всякого медицинского хлама, мазь левомиколь, перекись, бинты и антисепическую присыпку бониацин. Такую мама использовала всегда, осыпая мои разбитые коленки.

Подобрав все необходимое, отправляюсь обратно на второй этаж, но заметив несколько аккуратно сложенных белоснежных махровых полотенец на столешнице, торможу. Добрая мысль вспыхивает в моей голове и я, отбросив бинт, сгребаю мягкие полотенца. Возвращаюсь к кучке лекарств, нахожу бутылочку с марганцем, спешу в кухню..

В комнату к Максиму я вхожу в полной экипировке, — в одной руке глубокая стеклянная чашка с кипяченой, слегка розоватой водой, от которой разит химическим запахом марганца, под мышкой два полотенца, в свободной ладони зажат тюбик с мазью и присыпка.

Не успеваю достичь столешницы журнального столика, шарахаюсь и едва ли не выливаю на себя содержимое чашки.

Напряженное тело парня, ровное, словно натянутое невидимой нитью, с низко опущенной головой, избитым, незнакомым мне лицом, сидит на кровати. Темные глазницы прожигали пространство впереди себя зловещим, почти мертвым взглядом. Я отступила.

На выдохе, невнятно, едва двигая разбитыми губами прорезая тишину дома, произносит металлическим голосом какую-то аброкадабру, и запрокинув голову, заваливается на бок, морщится. И тут же, через мгновение, начинает метаться по кровати.

Макс.

Ищу пути. Как слепой, на ощупь. Желая вырваться в реальность к физической боли, которая как верный пес ждет меня за гранью этого неестественного, жуткого мира.

Кошмар настолько ярок, что я физически ощущаю боль и страдание. Зубы — иглы адских существ, так похожих на огромных мерзких крыс, бросающихся на меня и рвущих мое тело, мелькают во тьме, словно для них я единственная пища. Перебирая цепкими лапками, они стаями материализуются из черных проплешин темноты, окружая меня со всех сторон; мерзкие голые хвосты извиваются как черви, какофония противного писка, закладывает уши. Лихорадочно отползаю от армии монстров, ища укрытие. Откуда взялись эти генетические уродцы- грызуны в моем сознании? Откуда столько власти надо мной? Отбиваюсь как могу, в безумстве своем находясь на грани… Клянусь, неизвестно кому, что это в последний раз. И продолжаю бороться с хаотично накатывающими волнами боли…, знаю, — эти твари сделают, что задумали, — изорвут на куски тело, иглами ворвутся под кожу… вспенят кровь в венах… ничего не оставят от меня..

Ищу пути возвратиться в реальность. Разве не для этого, я принял сразу две таблетки? Не для того, чтобы впасть в анабиоз, обманув боль, спрятаться от нее в забытье? Где то на задворках сознания иногда вспыхивал свет, куда я всеми силами стремился, но слабость вперемешку с болью и эти мерзкие твари, тащат меня обратно, опрокидывая на самое дно, где я остаюсь наедине со своим кошмаром…

***

Я не стану делиться всеми болезненными ощущениями и жуткими чувствами, которые испытала наблюдая, как тело моего одноклассника в противоестественном забытье металось по постели, словно искало несуществующий выход.

Пальцы рвали на груди майку, с губ срывались стоны от слишком резких движений. Я жалась к стене, обливаясь холодным потом, грызла костяшки пальцев, ругая себя за беспомощность и инфантильность, которая жалобно скулила во мне, вынуждая мириться с собственным бессилием, оберегая, тем самым, от необдуманных, поспешных шагов.

Не знаю чем помочь! Прячусь в тени, и с каждой секундой все больше уступаю безликому страху, перенимая всю боль и явное отчаянье друга, переживая увиденное, и от этого, едва ли не теряю сознание. Это затянулось настолько, что растеряв последние капли самообладания, я уже была готова спастись бегством… Вон из этой комнаты, вон из этого дома… вон из этой части города словно меня здесь и не было.

Но в тот самый момент, когда я была готова трусливо сбежать, парень шумно выдохнул, затих и эта тишина, гнетущая тягучая, образовавшаяся так неестественно резко, неожиданно успокоила меня, расслабила, заставив сползти по стене и осесть на пол.

Сомкнула напряженные веки, пытаясь, утихомирить бушующее сердцебиение. Эй! Так нельзя со мной… так нельзя…я слишком слаба для того, чтобы постоянно терять!

Терять…

В голову влетает ужасная мысль..

Приподнимаюсь на обессиленных ногах и нависаю над Максом, изучая его израненное лицо. Я ощущаю некую связь между собой и тем, что сейчас приходится наблюдать. Не должен этот умный парень, с идеальными чертами лица, с тонким чувством такта, так рано повзрослевший, лежать в своем доме в таком жалком состоянии. Я не должна была влюбляться в него, в парня, который никогда не скажет в ответ — люблю, не должна была искать замену своим чувствам к брату, не имела права пускать его в свою никчемную жизнь, согласившись на вопиющую провокацию Влада, в желании спасти собственную шкуру.