— Я… целовалась с парнем…, — тихо, сгорая от стыда, ощущая прилив животного страха, закусывая внутренний изгиб щеки, отвечаю я..

Тяжелая, удушливая тишина повисла над нами пялящимися в потолок.

— Вот как? — очевидно мне послышалось, но брат усмехнулся… — И какого уровня были эти поцелуи? Ниже груди или выше пупка?

Меня вывернуло от этого выражения. Я сглотнула..

— Зачем ты все опошляешь? Мне семнадцать, было бы странным..

— Да, я понимаю, — перебил брат не дослушав, — целоваться с парнем, что тебе безразличен это не пошло… ведь белые розы беспроигрышный вариант..

— При чем здесь розы? — вспыхнула я, не понимая как это сложилось в его голове, но предчувствуя свой промах, — почему ты ре…

— Не утруждай себя очередной ложью. Я отлично помню, чем пахла шкура парня, который стоял в нашей прихожей..

"Моменто мори! Умри сейчас, что бы воскреснуть завтра! Вся моя жизнь сплошное может быть…"-господи, что за безумные цитаты пляшут в моей голове. Я подставилась по полной. Этот чертов Вронский!!

Только благодаря тому, что гнев его иссяк еще там, на лестничной площадке, Никита держался обманчиво сдержанно. Я повернула голову, скользнув взглядом по его искривленным в пренебрежении губам. Есть вещи, которые не объяснить даже самой себе. Теперь просто нужно заткнуться.

— Знаешь, я на самом деле ценю твой выбор, — начал он, потерев пальцами веки, — но он отнюдь не стыкуется с моим. Уверен, если заглянуть в его паспорт или чего проще в твой телефон, я обнаружу маленькую запятую… которая прикрывает большое пятно по фамилии Вронский.

Он повернул голову и уставился немигающим взглядом прямо в глубину моих глаз..

— Вронских в радиусе двадцати метров от себя, я терпеть не стану.

Я разорвала наш взгляд, пытаясь игнорировать страх и отчаянье, что скользнули внутрь меня. Этими словами он запретил мне все, что касается данной семьи. Борьбы не будет. Единственный мой промах и будет война. Как состыковать это с "игрой" Влада? Как закончить ее малой кровью? Как быть с тем, что уже произошло?

— Ты…переходишь некоторые границы дозволенного, — спокойно прошептала я, в большей степени самой себе. Не могу свыкнуться с тем, что меня вновь используют в своих целях, ничего не объяснив. Не могу поймать ту нить, которая ускользает в отношениях между нами… Устала. Хочу ясности. Ее нигде нет! Я знаю, от чего должна держаться от этой семьи как можно дальше, но что движет им? Ревность или все таки ненависть к Владу?

— Кто мы друг для друга?! — Вырвалось из меня, наконец долгожданное, и на этой фразе я вскочила с кровати.

— Если ты брат, веди себя соответственно, не лезь в мои личные дела! " Если ревнуешь…как девушку, скажи прямо.." — не продолжила я, всматриваясь в темноту. В его силуэт, вырисовывающийся на большой кровати.

Минута забвения, при которой слышно только мое учащенное дыхание. Жаль, что я не вижу его глаз, они бы многое объяснили. возможно… но они и так все объясняют, всегда, вот только прочесть. увы. мне не дано… Мои фантазии это еще не истина…

Никита почти бесшумно встал. Тусклый свет из прихожей осветил его обнаженный, отчего то устрашающий торс и улыбку, которую я всегда боялась. Не отрывая от меня впившегося взгляда, молча сунул ладонь в карман своих джинсов. Экран сотового осветил его подбородок.

Несколько кликов и смартфон у уха..

— Да, это я… — вырвите мне уши, если я не расслышала заливистый женский голос абонента на том конце связи. — Нет, еще нет… буду через пол часа… посмотрим… да, дома… мешают спать соседи..

Да, действительно, теперь мне не в чем его упрекнуть. Ком подступивший к горлу мешает бросить в него что — то гадкое, что вертится на моем языке… слезы застилают глаза. Знает о моих чувствах… потешается..

— Хочешь, что бы я снова исчезла, как в прошлый раз? — собрав все силы, произношу я.

Я бы хотела, что бы эта фраза пронзила его молнией, лишив рассудка.

— Не посмеешь… — щурится он в ответ.

— Поспорим? — не знаю откуда во мне взялись силы произнести это настолько твердо.

Под порывом оглушивших эмоций срываю с себя свитер. Потревоженные локоны волос, тяжелой волной, падают на мои обнаженные плечи. Сегодня, поборов природную стыдливость, я стала женщиной и от этого необычайно смела. Пространство между нами накаляется, секунда за секундой. Я отчетливо понимаю, что сунула руку в огонь… но боль эта, отлично отрезвляет. Вижу, как он скользит по мне взглядом и вскидывает подбородок, будто принял вызов, но тут же отводит глаза, и скулы на его лице приходят в движение. Я боюсь, но готова. Любая реакция на мой дикий поступок будет ответом, я устала маяться в неведенье. Пусть ударит, если я причина всех его бед… Хочу быть причиной…

— Какая же ты дура.

Взгляд его резко меняется.

— Скройся с моих глаз! — Членораздельно, рубящей фразой, прожигая меня почти презрительным взглядом, выплевывает он, брезгливо сложив губы.

И я убегаю прочь, не в силах воспрепятствовать приказу.

Мне понадобилась еще секунда-другая, чтобы осознать: с некоторых пор я ни черта не контролирую в этом доме. И особенно страдает самоконтроль. Если бы сейчас, в эту минуту, какому нибудь самцу моего пола удалось прочесть мои мысли, напряжение в паху ему было бы гарантировано.

Но разве себе я мог позволить подобную слабость?

Осознав это, я перевел взгляд с дверного проема, в котором только что исчезла Жека и поискал взглядом то, на чем можно сорвать скопившийся гнев. И я нашел. Резкого движения и правильно приложенной силы- хватило, чтобы выдрать телефонный кабель, прямо из стены. Выскочил весь узел: кабель, тот его конец с плоской головкой, который подключается, а также корпус разъема, к которому он подключается. Вместе с ним наружу частично вывалилась даже внутренняя проводка, проходящая через стену, вся в крапинку, усеянная рыхлыми, мясистыми кусочками штукатурки.

Картина была довольно омерзительная: что-то, вылезшее из чего-то. Именно так, сейчас торчали перегоревшие извилины в моей голове. Я даже чувствовал привкус гари на своем языке… Все держаится разве что на предохранителях.

Куда все катится?

Я и по сей день с фотографической четкостью помню, как перед дорогой в школу, подолгу стоял в прихожей наблюдая, как мать заплетает ее волосы в косы. Какой она казалась мне тонкой и беззащитной… В эти минуты я ощущал себя силачем, которому нет равных и еще… еще предателем, потому что уже тогда осознавал… мы абсолютно разные. и такое дьявольское отродье как я, с искривленным болезнью мозгом, не должно существовать рядом с этим тонко чувствующим, ранимым, беззащитным существом..

Откуда я взялся в их жизни? С какой помойки меня вытащили? Теперь я знаю. А тогда… Все эти вспышки гнева, которые разрывали изнутри, принося мышечную боль и тошнотворное головокружение: рвать и метать… бить сильнее… совершать нереальные по своей сути поступки… Иногда, в одиночестве, я метался по квартире, как голодный зверь, разбивая кулаки в кровь. И неважно обо что, — дверной косяк, стена, зеркало в ванной из которого на меня смотрел монстр. Одно из моих адских увлечений — подолгу рассчитывать, представлять, что именно я могу сделать с каждым из окружавших меня людей, пусть это мои одноклассники или просто личности в незнакомой компании… С долей отвращения внутри, я рисовал такие мрачные, зрелищные, дикие картины, что меня начинало мутить, как только это наваждение отпускало. Я знал, что болен, отвратительно болен. Поэтому всегда старался к ней — слабой, беззащитной быть ближе… водил в школу, со школы… искал на переменах… таскал с собой на футбольное поле. Привыкал, срастаясь. Ведь младшая была тем самым верным контролем-охладителем, который воздействовал в нужное время, не разрешая мне воспламениться, тормозя зверя внутри меня.

Распахнул металлопластиковую дверь и шагнул на лоджию… Расшатал примерзшую раму, сгреб пятерней налипший на отливе снег и растер по лицу. Морозный воздух тут же охладил мою разгоряченную кожу, исколов миллионами тонких игл и привел в порядок спутавшиеся мысли. Не знаю откуда это во мне… но я всегда придерживался некоторого стойкого правила- не желать того, что мне не принадлежит, которое до не давних пор, отлично взаимодействовало с другим, не менее веским: брать все, что поможет мне выжить. Странно осознавать, что "предмет", который стал причиной антагонизма этих двух правил, только что едва ли не сломал всю настолько устойчивую систему. Мы сохраняли дистанцию, но отныне я знал, что мои мысли принадлежат не только мне, чем глубже я тонул, тем она становится сильнее, как будто завладела моей душой..